Юрий Брайдер - Хозяева Острога

Учитывая предыдущие договоренности, за это деликатное дело обещал взяться старший из братьев — Сапыр.

Едва только Темняк вновь появился в покоях Хозяйки (да не один, а в сопровождении целой свиты, гордость которой составляли три сына Бадюга), как Зурка бесцеремонно накинулась на него:

— Где ты пропадал столько времени? Стервозу уже вовсю забирает! Пылает страстью, словно свечка.

— Сейчас займусь ею, — пообещал Темняк. — Только перекушу немного. Прямо умираю от голода. Знала бы ты, что мне за эти двое суток пришлось пережить!

— Не знаю, но догадываюсь, — произнесла Зурка ледяным тоном. — В следующий раз, когда западёшь на какую-нибудь потаскуху, намордник на неё надевай. Или на себя самого. Вся рожа искусана, стыдно смотреть.

— Это следы смертельной схватки, а не любовных утех, — стал оправдываться Темняк. — Как ты могла подумать обо мне такое!

— Я о тебе как раз хорошо думаю, — возразила проницательная Зурка. — В смертельной схватке ты бы никого до своей рожи не допустил. Это уж я знаю! А тут всё получилось наоборот. Сначала ты позволил какой-то мерзавке обласкать себя, а уже потом она тебе испортила портрет. Я-то женский укус от мужского всегда отличу!

— Ладно, сейчас не время для скандалов, — Темняк напустил на себя деловой вид. — Займись пока вот этими ребятами, а я побегу к Стервозе. Чую, истосковалась она по мне!

— Это уж точно, — съязвила Зурка. — Жаль только, что у неё зубов не имеется… Ну ничего, со временем я сама за всё рассчитаюсь, — она оскалила свои острые жемчужные зубки.

— Кстати, меня никто не спрашивал? — поинтересовался Темняк, уплетая хозяйскую размазню.

— А как же! Заглядывал друг дорогой.

— Который? Их у меня много.

— Тот самый, который перед твоей отлучкой наведывался.

Речь, безусловно, шла о Тыре, и эта новость настроения Темняку не добавила, скорее наоборот. В самое ближайшее время на верхотуру должны были прибыть гонцы лизоблюдов, что грозило вполне предсказуемыми последствиями. Упреждая их (и гонцов, и последствия), нужно было форсировать события, благо нынешнее состояние Стервозы этому вроде бы благоприятствовало.

— Если тот человек появится снова, скажи ему, что никаких известий обо мне нет, — попросил Темняк. — Сгинул, как иголка в куче “хозяйского дерьма”. Можешь для приличия пустить слезу.

— Я-то слезу пущу, да он не дурак. Обязательно тебя выследит.

— Это мы ещё посмотрим! Я ведь не клоп какой-нибудь. Я очень-очень кусачий клопище! — Ущипнув Зурку за тугую ляжку, Темняк умчался.

Состояние, в котором с некоторых пор пребывала Стервоза, ещё раз подтверждало версию о том, что любое разумное существо, пусть даже достигшее наивысшей стадии прогресса, будет всегда подвержено таким тривиальным страстям, как любовь, ненависть, ревность, зависть, гордыня и чадолюбие.

Более того, по мере эволюции от скота к богу, ранимость души будет постоянно возрастать, и со временем болезненная рефлексия, меланхолия, самобичевание и фрустрация станут основными категориями нравственного состояния человека или любого другого разумного существа.

В этой ситуации окажутся бесполезными и антидепрессанты, и психоаналитики, и гипнотерапия, и алкалоиды. Так будет продолжаться до тех пор, пока медики не научатся ампутировать душу — главный источник внутреннего дискомфорта.

Страдания сразу прекратятся или перейдут в какое-то иное качество, но в результате столь радикального вмешательства возникнет совсем другое существо, уже не относящееся к разряду людей.

Вполне вероятно, что всевозможные сверхъестественные создания, называемые то ангелами, то демонами, то духами, как раз и есть эти самые бывшие люди, достигшие высшего блаженства за счёт изъятия того, что всегда делало человека человеком. По крайней мере сведения о стыдливых ангелах, совестливых демонах и рефлексирующих духах отсутствуют. Михаил Юрьевич Лермонтов, и сам частенько страдавший хандрой, в этом вопросе не авторитет.

Куда ни кинь — всюду клин. То же самое и со страстями. Куда ни сунься — везде они! Пылают, кипят, тлеют… Применительно к Острогу, страсти были, наверное, единственным, что объединяло людей и Хозяев.

Темняку уже доводилось видеть Стервозу страдающую, Стервозу взбешенную, Стервозу торжествующую. Сейчас перед ним предстала Стервоза, изнывающая от любви. Не от любви к какой-то конкретной личности, а от любви в самом широком смысле этого слова.

И хотя главной составляющей этого чувства была всё же любовь плотская, направленная в конечном итоге на продолжение рода, кое-какие её крупицы доставались и окружающим, в данном случае — Темняку.

Он был обласкан, хотя и не просто так, а с оттенком укора, словно мартовский котище, после долгого отсутствия приковылявший-таки домой. В понимании Стервозы отлучки Темняка имели ту же самую природу, что и её предстоящий визит на крышу.

Конечно же, сейчас Стервозе было не до “бесед” на отвлеченные темы с визуальным сопровождением. Она металась, словно тигрица, угодившая в клетку, только клеткой этой, по-видимому, была её собственная телесная оболочка.

Разнообразные личные вещи, назначение которых Темняку не дано было понять, валялись в полном беспорядке, а пища в кормушке оставалась нетронутой, чем он и не преминул воспользоваться. Иногда Стервоза припадала к нему всем телом, а иногда, скорее всего, непроизвольно, отбрасывала прочь.

— Замуж вам надо, девушка, — пробормотал Темняк и завалился спать.

Причиной такого поведения была не только усталость, но и элементарный здравый смысл — уж если он Стервозе понадобится, то она его обязательно разбудит.

Снились Темняку вещи не самые веселые, а именно: нисхождение в сумеречную бездну улиц, визит Чечавы, потасовка с лизоблюдами, своя собственная смерть, неприятная, как и всякая смерть, которую встречаешь в здравом уме, воскрешение в “аквариуме”, насильственное водворение на каторгу, где он не пробыл и пяти минут, а затем полная опасностей дорога к чертогам Стервозы — коварные клапаны, труба с губительными “пыжами” и так далее…

Недавнее прошлое не отпускало его, но, даже мучаясь кошмарами, Темняк не забывал о том, что вывел с каторги двенадцать человек, потеряв при этом только троих, да вдобавок прихватил с собой несколько десятков “термалок”, на которые имел вполне определенные виды.

А вот встречу с Зуркой он не хотел повторять даже во сне. Впрочем, этого и не случилось. Неведомая сила, исходящая от Стервозы, подхватила его и повлекла куда-то — только успевай ноги переставлять.

Финал грядущей драмы, подмостками для которой предстояло стать всему Острогу, был ещё далеко, но первый акт, похоже, уже начинался…