Диана Гэблдон - Барабаны осени. Книга 1. На пороге неизведанного

– Они умерли. Mein Mädchen. Mein Kind[45].

Слезы заструились по морщинистому обветренному лицу. В его взгляде плескалось такое отчаяние, что я подошла к нему и взяла за большую, огрубевшую от работы руку.

– Я знаю. Мне очень жаль.

Он снова кивнул. Я подвела его за руку к скамье у двери, и старик рухнул на нее как подкошенный.

Дверь открылась, вышел лорд Джон. У него в руке был пистолет. Я покачала головой, и он спрятал его в рукав. Старик не отпускал мою руку, более того, потянул за нее, чтобы я села рядом с ним.

– Gnädige Frau,[46] – начал Мюллер и вдруг повернулся и обнял меня, крепко прижав к старому грязному пальто. Он весь затрясся от беззвучных рыданий, и, хотя я знала, что он натворил, я все же обвила его руками в ответ.

Запах от него шел ужасный – кисловатый дух старого тела и горя, смешанный с пивным перегаром, по́том и грязью, а где-то под всем этим амбре мой нос различил запах крови, от которого мне сделалось дурно. Я содрогнулась от смеси противоречивых чувств – жалости, страха и отвращения, но все же не отстранилась.

Наконец он сам выпустил меня из объятий и только тут заметил лорда Джона, который переминался рядом с ноги на ногу, так и не решив, стоит ли ему вмешаться.

– Mein Gott, – в ужасе воскликнул Герхард, – er hat Masern![47]

Солнце быстро тонуло за горизонтом, заливая двор кроваво-красным светом. Его лучи осветили лицо Грея, с которого еще не сошли остатки сыпи.

Мюллер повернулся ко мне, охваченный паникой, и сжал мое лицо в своих огромных грубых ладонях. Он провел по щекам большими пальцами и вздохнул с облегчением, разглядев, что кожа моя чиста.

– Gott sei dank![48] – Старик выпустил из ладоней мое лицо и полез в карман пальто, что-то сбивчиво бормоча по-немецки.

– Он говорит, боялся, что опоздает, и теперь счастлив, что все же успел, – пояснил лорд Джон, подозрительно наблюдая за старым фермером. – Говорит, что принес кое-что, талисман или что-то такое. Он прогонит опасность и сохранит от болезни.

Мюллер извлек из недр пальто какой-то предмет, завернутый в кусочек материи, и вложил его мне в ладонь, продолжая что-то лопотать.

– Благодарит вас за помощь, за все, что вы сделали для его семьи, вы прекрасная женщина и так же дороги ему, как члены семьи, как одна из невесток… – Мюллер запахнул пальто, и голос Грея замер.

Видимо, я неловко дернулась, кусочек ткани упал на землю и развернулся. В нем оказалась маленькая растрепанная косичка из седых волос и кожаный мешочек, из которого торчали окровавленные перья дятла.

Мюллер продолжал что-то говорить, а лорд Джон переводил его слова, но я не прислушивалась. Во мне эхом отдавались слова, которые я услышала ровно год назад у ручья от Габриэль, когда она переводила речи старой Найавенны.

Ее имя означало «это может быть; это произойдет». И вот это произошло, и все, что осталось мне в утешение, это слова: «Она говорит, чтобы вы не терзали себя; болезни шлют боги. Вашей вины в том не будет».

Джейми учуял запах дыма задолго до того, как деревня показалась на горизонте. Билли заметил, как он нахмурился, и заерзал в седле, оглядываясь по сторонам.

– Что? – прошептал мальчик. – Что случилось?

– Не знаю. – Джейми понизил голос, хотя поблизости вроде бы не было никого, кто мог их услышать. Он соскользнул с лошади и бросил Билли поводья, кивнув на увитый диким виноградником склон. – Побудь с лошадьми у склона, парень! Там есть тропинка, что ведет к еловому лесу, спрячься за деревьями и жди меня.

Он не хотел пугать мальчика, но выхода не было.

– Если дотемна не вернусь, уходи. Не жди до утра. Иди вдоль ручья, который мы только что перешли, держись левой стороны. Дойдешь до водопадов, их слышно даже в темноте. За ними есть пещера, там живут индейцы, когда охотятся.

Зрачки у Билли расширились до невозможности. Джейми крепко схватил его за ногу выше колена, чтобы тот запомнил указания, и почувствовал, как по бедру мальчика прошла дрожь.

– Оставайся там до утра. Если я не вернусь, поезжай домой. С утра солнце должно быть все время слева, а после обеда – справа. Дня через два отпусти поводья, лошадь сама найдет дорогу.

Джейми вздохнул, раздумывая, что еще сказать, однако говорить было нечего.

– Храни тебя бог, мальчик. – Он ободряюще улыбнулся Билли, похлопал по крупу лошадь, чтобы пустить ее вскачь, и повернулся в ту сторону, откуда шел дым.

Этот дым разительно отличался от привычного дымка, вьющегося над деревней. Не был он и дымом ритуального костра, для которого индейцы складывали конусом деревья, – по словам Иэна, так делали в Шотландии во время Белтайна, праздника костров. Тот костер, что полыхал теперь, был гораздо больше.

Джейми, стараясь двигаться незаметно, описал широкую дугу, взошел на невысокий холм, откуда открывался хороший вид на деревню, и выглянул из лесных зарослей. Деревня лежала перед ним как на ладони. Огромные столбы дыма, клубясь, поднимались над каждым вигвамом.

Над лесом висел коричневатый смог. Джейми вдохнул, закашлялся и поспешно закрыл нос и рот рукавом рубашки, перекрестившись свободной рукой. До него донесся запах обуглившейся плоти, и по спине заструился холодный пот – тут же вспыхнуло воспоминание о погребальных кострах Каллодена.

Грудь теснили дурные предчувствия, тем не менее Джейми обвел внимательным взглядом всю деревню в поисках хотя бы малейшего признака жизни. Никакого движения, лишь клубящийся дым, уносимый ветром, – зловещая картина. Неужели деревню разграбили чероки или мускоги, налетевшие с юга? А может, одно из оставшихся на севере алгонкинских племен, нантикоки или тутело?

Внезапный порыв ветра принес смрадный запах обугленного мяса. Джейми схватился рукой за ствол. Его стошнило. Он пытался отогнать пробирающие до костей воспоминания о горящих шотландских фермах и убитых семьях.

И тут вдалеке раздался собачий лай.

Джейми развернулся и пошел на звук вниз по холму. Грабители не стали бы брать с собой собак. Если после резни остались живые, собаки должны быть с ними.

И все же он старался передвигаться как можно тише, не решаясь подать голос. Пожар начался только сегодня, вигвамы почти целы. Кто бы его ни учинил, эти люди еще неподалеку.

Навстречу выбежал пес – большая рыжая дворняга. Джейми узнал пса, тот принадлежал Онакаре, другу Иэна. Вдали от привычной ему территории пес не залаял и не бросился к Джейми, приветствуя его, как бывало раньше. Он стоял под сосной, прижав уши, и тихо рычал. Джейми медленно пошел навстречу, сжимая кулаки.

– Balach math! Хороший мальчик! Стой, вот так. Где твои люди?

Пес, все еще рыча, вытянул морду и обнюхал протянутую ладонь. Ноздри дрогнули – он узнал знакомый запах и немного успокоился.

Джейми скорее почувствовал, чем увидел, присутствие человека. Он поднял глаза и встретился взглядом с хозяином собаки. Лицо Онакары было раскрашено белыми полосами со лба и до подбородка. С раскрашенного белой краской лица неподвижно смотрели мертвые глаза.

– Кто из врагов сделал это? – спросил Джейми на языке племени тускарора. – Твой дядя еще жив?

Онакара молча повернулся и пошел в лес, пес побежал следом. Джейми отправился за ними. Через полчаса они вышли на поляну, где выжившие после несчастья разбили лагерь.

Джейми брел по лагерю, ища глазами знакомые лица; некоторые замечали его, другие сидели неподвижно, уставившись вдаль. Ему были хорошо известны горе и отчаяние, что таились за подобными взглядами. Столь многих друзей недоставало.

Джейми видел подобное в Шотландии, призраки войны и смерти крались за ним по пятам. Он вспомнил молодую девушку, которая сидела на пороге горящего дома рядом с телом убитого мужа. У нее был такой же взгляд, как у юной индианки, что сидела у подножия сикомора.

Но постепенно он понял, что на деревню навалилось другое несчастье. На поляне были разбиты вигвамы, пони и лошади привязаны к деревьям. Это походило не на поспешное бегство людей, спасающих свою жизнь, а скорее на продуманное отступление. Индейцы даже успели аккуратно завернуть и забрать статуи своих богов. Что же приключилось в Анна-Уке, ради всего святого?

В дальнем конце полянки стоял вигвам Накогнавето. Онакара приподнял полог и молча впустил Джейми.

В глазах индейца вспыхнула было искра жизни и тут же угасла. Как только индеец узнал Джейми, его лицо вновь омрачилось тенью глубокого горя. Вождь на мгновение прикрыл веки, затем, овладев собой, посмотрел на гостя.

– Не встречал ли ты ту, которая лечит, или ту, в чьем вигваме я живу?

Джейми привык к манере индейцев выражаться обиняками, чтобы не называть имен – дурная примета! – и понял, что речь идет о Габриэль и о старой Найавенне. Он покачал головой, прекрасно понимая, что с этим движением угаснет последняя надежда в сердце Накогнавето. Слабое утешение, но Джейми все же снял с пояса флягу и протянул индейцу, без слов извиняясь за то, что не сумел принести хорошие новости.