Охота на Тигра книга первая КВЖД (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Побледнел, как рубашка почти белым стал.

— А чего я …

— Хорошо. Договорились. Не буду. Даже наоборот, я помогу тебя подготовиться по ЕГЭ по физике и даже, может, постараюсь, ну, если получится и подсказать, хоть там и камеры. Но мёртвая зона есть. Дак как? Порепетируем. Ты ведь и сам не дурак. — Тоже высокий, Брехт и сам под метр восемьдесят, пары сантиметров не хватает, а этот уже сверху вниз смотрит.

— А я…

— А ты оставляешь в покое Светлану Валерьевну и не даёшь портить ей жизнь друзьям и подражателям.

— Так они меня и послушались, — скривился тоже, чего кривиться-то, выхода нет, ведь.

— Ты сам не задирай, а если кто вякнет, то отбрей, типа, сам такой.

— А если …

— Ну, хочешь платить за учёбу и в армию загреметь — пожалуйста. Каждый сам хозяин своей судьбы.

— Я …

— Вот и замечательно. Завтра в два часа после уроков первое занятие. До свидание.

Что ж, переговоры с мужской половиной класса будем считать удачными. Брехт пошёл домой. Напряг извилины, а чем взять девочек. Девочек? Там …

Вот ведь ответ. Ударим знаниями по половому воспитанию.

Мамзель — черлидершу — первую леди одиннадцатого «Б» звали непрезентабельно совсем — Палкина Тамара. Наверное, и в лидеры выбилась, чтобы про «палку» не напоминали. Среднего роста брюнетка, но развитая и умная. Развитая — не в смысле интеллекта, а в смысле форм. Ну, и мышц. Занимается кун-фу. Видел как-то, проходя по первому этажу, как та в коридоре перед спортзалом демонстрировала какой-то гири в голову. Чуть не вертикальный шпагат. Красиво и убийственно, должно быть.

— Тамара, задержись после урока, потрещим.

Задержалась и зрительницы делают вид, что собирают усиленно ранцы. Засранцы…

— В твоих интересах их удалить, — кивнул на группу поддержки.

— Займите очередь в буфет, — не поворачиваясь. Раз, и ранцы собраны, и девах нет. Дисциплина, мать её.

— Тамара, ты знаешь, что сифилис до конца излечить невозможно? Можно только заглушить, и он ещё и по наследству может передаться? — совершенно нейтральным голосом, как вроде, «А сколько сейчас градусов ниже нуля?».

— Нет, а причём тут сифилис, я думала …

— Правда? Думала. Я вот думаю завтра этот вопрос тебе задать на уроке. И долго потом объяснять, что заразиться им можно не только половым путём, но и при контакте.

— Зачем? — о лобик узкий наморщила. Там мысли путаются.

— Как думаешь, что дальше будет.

— Дальше? У больных? — совсем наморщила, да и нос заодно.

— Ну, что дальше будет у больных, Есенин описал с Шолоховым. Да, ты, наверное, не читала. Плохо там всё. Конечно, тут вам не там, такие мощные средства понавыдумывали. А до конца излечить не могут. С тобой что будет?

Бам, лобик разгладился.

— Воробушек? — сейчас ведь в драку бросится.

— Светлана Валерьевна. Умная ты девушка, Тамара Палкина. Замуж выйдешь за богатого немца или француза. Доживи этот год спокойно.

— Не боитесь ответки? — хмыкнула.

— Нет. А ты?

— Добро. То-то я смотрю, пацаны тише травы стали.

— Ниже травы. Тише воды.

— Чего?

— Поговорка наоборот звучит.

— Ладно. Одно условие.

— Ух ты?! Условие? Даже интересно. Говори.

— Она меня по фамилии не называет.

Бедная девочка. Ведь в восемнадцать ровно выскочит замуж, только чтобы фамилию сменить. Всю жизнь ей родители сломали. Почему не дали фамилию матери. Ходит по свету тысячи таких Тамар с дурацкими фамилиями и гребут на себя детские комплексы, а потом жизнь наперекосяк. Чего хорошего может вырасти из человека с фамилией Чикатило? А ведь есть и не один. И Дураковы и куча ещё Бубликовых.

— Конечно, Тамара. Ни разу больше тебя Светлана Валерьевна по фамилии не назовёт. Мир?

— Мир. Вы ей скажите, пусть причёску сменит, правда на воробышка взлохмаченного похожа.

— А поможешь. Я её к тебе пошлю.

— Ну …

— Вот и чудненько. Спасибо. Ты, осторожнее, про сифилис, ведь, правда. А ещё СПИД и гепатит С. И все передаются по наследству.

— Нда. Спасибо, папочка.

— Пожалуйста, правнучка.

Осталась одна. В женской половине класса тоже есть противоположный центр силы. Обычно это главная зубрилка или тоже главная двоечница. В одиннадцатом «Б» зубрилка. Вредная и противная. Умная. Специально выучит параграф заранее и поправляет учителей. Скорее всего, и в Википедии чего по теме нарывает. Лишь бы выделиться. Не дал бог внешности и роста, берёт стервозностью. Достанется кому в жёны этот подарок.

Чем брать не ясно. Можно ли просто по-взрослому договориться с детьми? Нет. Это как коллективный Запад. Пойдёшь на уступки, чтобы не связываться, посчитают слабостью и будут давить ещё сильнее. Борзеть начнут. Давить, раз гнётся. Самоутверждаться, избивая беззащитных. Чем же эту малолетнюю стервочку взять? Пока думал, стервочка пришла сама. Уроки в этот день кончились и Иван Яковлевич сидел, проверял карточки блиц опроса. Как заставить детей готовиться к твоему предмету регулярно, к каждому уроку? Всё элементарно, Ватсон. Каждый день, когда есть твой урок, первые десять минут это контрольная небольшая. Выдал пронумерованную экзотическим фломастером половинку листка, открыл доску. Вот пример или формула, или закон какой. Вот пять минут времени. Потом вторую половину открыл и ещё пять минут. И ходи по рядам, не давай списывать, раздавая затрещины, когда и настоящие, любя, конечно.

Почему богатые родители увозят чад учиться в Швейцарии и Англии всякие. Там дисциплина. Понятно, что и язык. Но главное — казарменная дисциплина. Не забалуешь и на урок с айфоном не придёшь. Сдай на входе в класс. И указкой по рукам, если полез списывать. Да, ещё и сладкого лишат.

Развалили всё в Рашке Федерашке. Вот уйдут последние мастодонты, такие как Брехт и конец школе, и лучшему в мире образованию.

— Иван Яковлевич, а можно спросить? — вообще не ест что ли, через кожу на руках каждая артерия видна, нет подкожного жира.

— Смагина? Говори, чего уж.

— Вам Светлана Валерьевна родственница? — о как!

— С какой целью интересуешься?

— Непонятки вокруг творятся …

— Злая ты, Эвредика.

— Я не Эвредика, а Лика.

— Не повезло тебе. Да, родственница. Внучка почти.

— Почти? Это как? — сейчас схватит тетрадь и начнёт древо Брехтов рисовать, начиная с самого Бертольда. Нет, не родственник. Не сильно редкая в Германии фамилия.

— Она правнучка того Брехта, а я его племянник. Стой. А ты знаешь Бертольда Брехта? — Чего не соврать-то для блага народа. Если знает, то уже плюсик. Проведи среди молодёжи опрос на улице, так из тысячи пять ответят. Будут вспоминать среди певцов голубеньких.

— У меня мать в театре служит. Понятно, тогда с вами, Брехтами. Ладно, уговорили. Только скажите внучке, чтобы лучше готовилась к уроку. Мне в МГИМО поступать. Там математику сдавать не нужно, конечно, но лишних знаний не бывает.

И ведь отстали от «внучки», остальные-то классы шестые — седьмые ещё не такие борзые. По привычке ещё старших слушают. Тот год был последний в школе. Ушёл на заслуженный отдых. Дурак был. Тяжко на пенсию жить. Резко качество жизни упало. Даже пришлось золото продать, что от жены и дочери осталось.

Но это уже другая история.

Интермеццо первое

На совещании по среднеазиатским делам маленькая Мамлакат — школьница-хлопкороб 30-х годов — подошла к Сталину с приветствием. Он, улыбаясь, взял её на руки. Тотчас их усыпали цветами, и фотографы сделали десятки снимков. Один из них, названный «Сталин — лучший друг советских детей», обошёл всю страну. У этой истории есть изнанка. Держа девочку на руках и ласково улыбаясь, Сталин сказал Берии: «Момашоре ег тилиани!» Слова вождя, сказанные на незнакомом языке, Мамлакат трепетно хранила в памяти многие годы, а когда стала взрослой, узнала их значение: «Убери эту вшивую!»

Сидели за столом в небольшой трёхкомнатной квартире в Кремле. Сталин налил себе в бокал немного Мукузани из початой бутылки, которую из серванта с посудой сам достал, поднявшись со стула и придерживая толстый шарф из собачьей шерсти, что поверх рубахи был намотан чуть ниже живота. Простыл на трибуне нового гранитного Мавзолея 1 Мая. Ветерком свежим продуло. Мерзкая погода была, словно зима надумала вернуться. Надежда покачала головой.