Классный час (СИ) - Тамбовский Сергей

— А то, что я, знаешь, предпочитаю чтить уголовный кодекс и больше ничего.

— Ладно, — покладисто переключилась Алла, — если вы поможете мне, тогда я обязуюсь делать все домашние задания и писать контрольные не меньше, чем на четыре балла. До самого выпуска.

— Это другое дело, — ответил я, — когда и где он тебя будет ждать?

— Я знала, что вы согласитесь, — подпрыгнула в воздух Лосева, — после шестого урока возле хоккейной площадки… знаете наверно, это рядом.

— Знаю, конечно, — отвечал я, — из школы после окончания шестого урока не выходи, жди меня в раздевалке. Всё понятно?

Вместо ответа она быстро чмокнула меня в щёку и исчезла из класса. А я сначала стёр помаду со щеки (не хватало ещё с таким компроматом на коридорам шляться), потом взял под мышку папку с контрольными, вздохнул и отправился в учительскую.

Учительская

Она у нас на втором этаже, занимает две комнаты, мне отведено место в дальней комнате возле стены. А вообще наша школа построена в начале шестидесятых по стандартному хрущёвскому проекту, в форме буквы П и в три этажа. Причем средняя планка у этой буквы длинная, там основные помещения расположены, а поперечины у этой буквы П сильно разные — левая с мастерскими и спортивным залом поменьше, а правая с актовым залом, он же столовка, побольше.

— Антон Палыч, — сразу же при входе в учительскую встретила меня завуч Валентина Игоревна, сильно за сорок и с насмерть выбеленными перекисью волосами, — вас директор хотел видеть.

— Перемена же вот-вот кончится, — заметил я, — не успеем мы ни о чём поговорить.

— Очень срочно, очень просил.

Ну раз очень, зашёл в директорскую, это соседний кабинет с учительской, и там даже предбанник есть с секретаршей.

— Меня тут видеть хотели, — сказал я секретарше Олечке, молоденькой и очень стеснительной девочке только что из пединститута.

— Да-да, конечно, — встрепенулась она, — заходите, Оксана Алексеевна ждет вас.

Я и зашёл в кабинет — директорша, дама очень средних лет с накрученным шиньоном на голове, это теперешняя мода такая, встретила меня укоризненным взглядом из-под очков с большими положительными диоптриями.

— Здравствуйте, Оксана Алексеевна, — вежливо сказал я, — вызывали?

— Присаживайтесь, Антон Палыч, — кивнула она на стул, — простите, что во время перемены — дело очень срочное.

— Слушаю вас со всем вниманием, — почтительно склонил голову я.

— Вы наверно знаете, что наша хоккейная команда вчера играла с канадцами?

— Вообще-то я не очень большой поклонник хоккея, но да, газеты читал, — ответил я.

— Так вот, они вчера уже сыграли первый матч, но из-за разницы во времени с Канадой его у нас покажут только сегодня вечером.

— Надо будет посмотреть, — пробормотал я.

— Однако уже просочились сведения, что мы победили, причём с разгромным счётом.

— Что вы говорите!?

— Так вот, хочу вам предложить организовать завтра какое-нибудь мероприятие в честь этой победы.

— А почему мне, а не физруку? У него кстати и фамилия хоккейная, Фирсов.

— Вы не хуже меня знаете Тимофей-Андреича, — ответила директорша, — и наверно понимаете, что организовать он ничего не сможет… разве что совместную пьянку, да и то сомнительно, в одиночку всё выпьет. А вы, насколько я знаю, человек молодой и спортивный, каждое утро на стадионе бегаете.

Надо ж, подумал я, и эта всё про меня знает.

— Понял, — ответил я, — мне надо подумать… до вечера я что-нибудь набросаю, а там вы пройдётесь рукой мастера по этим наброскам, и всё заиграет, — попытался я подлить немного елея. — В пять вечера, скажем, я к вам зайду, ладно?

— Хорошо. В помощь вам я думаю назначить Софью Ивановну.

— Англичанку?

— Ну да… в Канаде же на английском говорят, значит ей и карты в руки.

— Я не против, назначайте, — ответил я и убежал на следующий урок.

Англичанка эта, Соня которая, была единственной (не считая секретарши Оленьки конечно) более-менее молодой учительницей в нашей школе, а так-то тут преобладали либо старые грымзы или просто безобидные пожилые женщины. Даже пионервожатая у нас и та имела весьма солидный возраст и смотрелась с красным галстуком на шее очень странно. И ещё тут значились физрук с трудовиком, составлявшие вместе со мной мужской триумвират школы — вот собственно и весь наш коллектив. Школа расположена в новом микрорайоне города с гордым номером «7». Ну как новом… относительно — построен он лет 8-10 назад и состоит чуть менее, чем целиком, из стандартных четырёхподъездных хрущоб, элегантно выстроенных в каре и квадраты. О, а это англичанка Соня мне навстречу попалась.

— Антон Палыч, — жалобным тоном обратилась она ко мне, — меня тут директриса подписала на какое-то непонятное мероприятие завтра…

— Не волнуйтесь, Софья Ивановна, — бесит меня что тут всех надо по отчеству, но ничего не попишешь, дресс-код такой, — а лучше приходите к директору в пять часов, там всё и обговорим.

— Так я на вас надеюсь, Антон Палыч?

— Конечно, — улыбнулся я, — надежды, они не только юношей, но и девушек питают, как сказал товарищ Ломоносов.

Соня покраснела, но ничего отвечать не стала, а вместо этого быстро скрылась за поворотом — там у нас лингафонный кабинет значился. К слову от лингафонности в этом кабинете одно название, никакой техники, помогающей подрастающему поколению изучать иностранные языки у нас отродясь не было… ну стоят там на столах непонятные коробочки с гнездами для наушников, только ни к чему они не подсоединены, да и магнитофонов там никаких нет. Так что всё по старинке, всё с голоса.

А у меня сейчас урок геометрии в восьмом Б, это вот сюда, второй этаж прямо напротив пионерской комнаты. Звонок как раз звенит, заходим и осматриваемся.

Восьмой-Б

— Здравствуйте, ребята, — громко сказал я, проходя к столу.

— Здрасть… — на разные голоса ответили ребята.

Этот класс попроще, конечно, чем десятый, где Алла и Половинкин, но ненамного. И есть у него одна неприятная особенность — на последней парте по центру сидит двоечник и балбес Вася Дубин, который ненавидит меня, как… ну я не знаю, как Сальери Моцарта что ли. В категориях 21 века его бы назвали моим персональным хейтером. Ну и делает он всё, чтобы усложнить мне жизнь — вот и сейчас не встал, как остальные, приветствовать учителя, а продолжил сидеть, развалясь и выставив длинные ноги в проход. Да и хрен бы на тебя положить, Вася, подумал я, открывая журнал.

— Ну что, друзья мои, начнём что ли? — обратился я персонально к Анечке Сойкиной, отличнице и старосте. — Кого нет в классе?

— Все здесь, Антон Палыч, — встала она, — все тридцать семь человек.

Да, классы у нас большие, до сорока человек доходят, а букв в каждом потоке не А-Б и не А-Б-В, а даже и до Д случается — в жизнь вступает поколение детей, родители которых появились на свет в тридцатые годы. Тогда был взлёт рождаемости, в эти туманные тридцатые.

— Давайте проверим, как вы справились с домашним заданием, — и я углубился в журнал.

Знаю, что никому неохота к доске идти, сам таким был, но ничего не поделаешь, правила в жизни соблюдать надо… Сойкину бы вызвать, она всё оттарабанит за пару минут, да я её вчера вызывал. А Дубина ну его в задницу, дубину такую, он мало того, что ничего не знает, так ещё и выкинет какое-нибудь коленце у доски. Так что пусть это будет Ванечка Красногоров, твёрдый троечник и парнишка без единой отличительной особенности, весь средний какой-то.

— Красногоров, — провозгласил я, класс коллективно вздохнул с облегчением, а Ванечка с отчаянием. — Иди к доске, покажи свои знания.

Тот обречённо поплёлся, куда было сказано.

— Что было задано на дом? — спросил я.

— Так эта… — попытался потянуть время он, — про векторы чего-то… равенство и сложение…