Комбинация (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич

И вертелись, меняя фронт.

И перестраивались в каре, а потом обратно в шеренгу.

И собирались в походную колонную из двух основных построений, а потом в них обратно разворачивались.

Ловко.

Муштра, конечно, мало кому нравится, но выучку она поднимала очень сильно. Особенно когда требовалась слаженность действий, доведенных до автоматизма.

Никто не толкался.

Ни у кого ничего из рук не валилось.

При стрельбах и выполнении строевых приемов, никто не путался и не мешкал. Быстро и ладно проводя все операции…

А потом были стрельбы на скорость.

Те самые, которые Алексей пытался внедрить по всем московским полкам. Но получилось только применить лишь в Бутырском полку, да и то — из-за упорного и энергичного давления Патрика Гордона.

— Стой! — рявкнул командир, отслеживающий время.

И строй замер в позиции на изготовку.

— Пять выстрелов! — торжественно произнес Лефорт, весьма впечатленный результатом.

— Шесть, — поправил его Алексей. — Заряжаться то они стали с командой. А если бы перед тем изготовились, то и этот залп бы успели дать.

Конечно, натяжка.

И царевичу было крайне неприятно, что бойцы никак не могут выйти на стабильные шесть, а лучше семь выстрелов, как у пехоты Фридриха Великого. Но даже пять выстрелов, которые организованно давали эти бойцы по меркам 1699 года выглядели чем-то невероятным. В то время как в лучших европейских армиях обычно довольствовались двумя, в крайнем случае тремя.

Посему царь хоть и выслушал сына, но отмахнулся.

Он и сам видел — еще несколько секунд и дали бы шестой.

А так…

Это все казалось мелочь. Потому как он прекрасно представлял себе огневое воздействие пехоты, ведущей столь частый огонь.

— Отчего же иные полки не упражнялись в этом деле?

— Бутырский полк выделен генералом Гордоном под опыты. — пояснил князь Михаил Михайлович Головин. — Предложения царевича выглядели очень смелыми и до получения успеха в них Алексей Семенович Шеин не желал распространять сию практику на все полки.

— Кроме штыкового боя, — поправил его Борис Петрович Шереметьев.

— Да и то — ограниченно, — добавил Алексей. — Учеба штыковому бою велась спустя рукава. А дело стоящее.

— Да… да… — покивал царь.

На Шеина он был зол со времен бунта. Подозревая его в том, что колебался, что едва не перешел на сторону Софьи. Если бы мог…

— Так чего теперь ждать? — хмуро произнес Петр Алексеевич после небольшой паузы. — Распространить сие доброе дело на все московские полки.

— Даже на те, что набраны из стрельцов? — спросил Ромодановский.

— Мыслишь их учить не стоит? С дрекольем на врага посылать?

Князь-кесарь промолчал.

— Отец. Бутырский полк до конца не обучен. Да и сложно это. Тут требуется и его реорганизация, и перевооружение. Голландские мушкеты хоть и добры, но совсем не приспособлены для доброй и частой стрельбы.

— Не приспособлены? Отчего же? Пять выстрелов в минуту — это очень славный результат.

— А можно семь. Да и штыковой бой таким мушкетом вести сложно.

— А отчего ты зовешь сие оружие мушкетом, а не фузеей, как ныне всюду принято?

— Я сравнил старые мушкеты дедовских времен. Еще с фитилем. С новыми голландскими. И не нашел в них отличий. Ни размером, ни стволом, ни калибром они промеж себя не отличаются. Разве что замком — на них ныне стоит кремневый, французского образца. Но на них и ранее ставили кремневые, и даже колесцовые от чего названия не меняли. Так и ныне в чем смысл нового названия не понимаю. Мушкет и мушкет. Зачем по новому его называть? Он от этого лучше стрелять будет?

Петр нахмурился.

Чуть подумал, пожевав губы. Но возражать не стал. Вызвав тем самым определенную гримасу на лице Меншикова. Тот очень внимательно ловил такие приемы для манипуляций царем.

— А отчего же ты мыслишь сии мушкеты дурными? Вся Европа ими воюет и нахваливает. А ты ругаешь. Не слишком ли круто замахиваешься?

— В Европе могут выдавать по пять залпов в минуту солдаты?

— Твоя правда, — усмехнулся Петр. — Сказывай.

— Герасим! Подь сюды. И бумаги возьми. — крикнул царевич.

Спустя секунд пятнадцать его телохранитель подбежал ближе и протянул ему папку. Которую тот передал уже отцу.

— Я взял несколько максимально сходных мушкетов. Разделил их на равные группы по три штуки. В первой я оставил обычный ствол. Во второй — укоротил его на дюйм. И так далее. Потом первый мушкет в группе заряжали и стреляли, зажав в тиски, выверив наведение с помощью нивелира. Вторым стрелял опытный стрелок. Третьим — новичок, едва обученный. Их результаты я свел вот в эти таблицы, что ты сейчас видишь.

— Интересно, интересно, — покивал царь, просматривая эти листы в папке. Впрочем, было ясно, он не сильно понимал, что там написано. Регулярного образования ему остро не хватало. А самоучкой он был в областях практических. Оттого просто пучил глаза, рассматривая все это…

— Стрельба велась группами на триста, двести, сто и пятьдесят шагов по ростовым мишеням, имитирующим солдат противника. Как ты видишь — очень интересный результат получился. Ежели бить по ним с тисков, то чем длиннее ствол, тем выше точность выходит. А если с рук, то наоборот. До определенного придела. Меньше тридцати девяти дюймов стол укорачивать не нужно[2]. То во вред пойдет.

— И с чем это связано?

— С тем, что мушкет довольно тяжел и его центр масс смещен к срезу ствола. Из-за чего держать его в положении на изготовку тяжело. Особенно если отворачиваться при выстреле, дабы искры не попали в глаза. В таком случае ствол чаще отклоняется, и пуля улетает черт знает куда. Чем короче же был мушкет, тем оказалось проще из него стрелять. Как ты видишь — на триста шагов пятая часть попадания в строй. На двести — уже почти четверть. А на сто — почти половина, ну почти[3]. Так что, ежели укоротить ствол до указанных тридцати девяти дюймов станет только лучше. Более того, можно будет утвердить единый стандарт мушкета для пехоты и драгун.

— А хорошо обученный стрелок не лучше бьет из длинного мушкета?

— Лучше. Но стоимость обучения доброй стрельбе крайне высока. Нужно сделать сотни и сотни, а скорее тысячи выстрелов. Это расход нескольких мушкетов и множества пороха. Вряд ли это сейчас имеет смысл. Слишком накладно для казны.

— Это да, — покивал царь.

— Я бы предложил еще одно улучшение для уменьшения расходов.

— Ну ка?

— Калибр. Глянь там последние листы. Сейчас какой калибр у голландских мушкетов? Семьдесят восьмой. Так?

— Что значит семьдесят восьмой?

— Я так для удобства калибры ручного оружия считаю — в сотых долях дюйма. Семьдесят восьмой — это семьдесят восемь частей от дюйма, поделенного на сотню. Так мне кажется удобнее. Семьдесят восьмой, пятидесятый, восьмидесятый и так далее.

— Ясно. И что же? Да, выходит семьдесят восьмой.

— Если уменьшить его до семидесятого, то каждый выстрел будет съедать на четверть меньше свинца[4] и пороха. Убойность же не пострадает, равно как и точность.

— Как это не пострадает? Бить то он слабее станет.

— А ты глянь самый последний лист. Там мушкет как раз семидесятого калибра с укороченным стволом сравнивается с таким же, только семьдесят восьмого. В армиях всего мира далее ста шагов обычно не стреляют. Вот и глянь — на этой дистанции пуля в обоих случаях надежно пробивает сосновый щит толщиной в дюйм. Чего за глаза достаточно для верного поражения как человека, так и лошади.

— А на трехстах шагах?

— А кто туда стреляет?

— Ты не проверял?

— Нет. Смысла особого не видел. Хотя… — Алексей задумался. — Проверю. Вряд ли там сильно хуже обстоят дела. В принципе каждая пятая пуля, попадающая в цель — это тоже дело доброе. Со ста выстрелов двадцать солдат противника упадет. А сколько таких залпов можно сделать пока он сто шагов пройдет?