Ирландские танцы (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

А еще, если уж совсем честно, то было бы интересно посетить какую-нибудь лекцию этого профессора-фармацевта Огюстена Кабанеса (ишь, даже имя запомнил), посвященную истории медицины. А вдруг услышу нечто такое, что пригодится? Может, узнаю тайну создания чудодейственного лекарства из плесени? Так вот, услышу, а потом подскажу профессору Барыкину и пока еще младшему научному сотруднику Зильберу?

Около торгпредства я увидел машину, в которой сидел инспектор Левин. Впервые мы с ним столкнулись во время обыска в нашей конторе, а теперь видимся почаще. Именно он и наорал на полицейских, что заковали меня в наручники. Он и ведет дело о покушении на торгового представителя Советской России. И что же нужно полиции с утра пораньше? Не стряслось ли чего с моим Лоботрясовым?

Мы оба вышли из авто, отошли в сторонку. Инспектор сразу же взял быка за рога.

— Мсье Кустов, я узнал, что вчера вы навещали раненых в госпитале.

Скрывать свой визит я не посчитал нужным, поэтому кивнул. А то, что я еще побывал в палате, где лежали белогвардейцы — невелик секрет. У инспектора могут быть информаторы среди персонала, а то и еще проще — сообщил кто-то из «сопалатников».

— Надеюсь, вы дали моему сержанту не больше десяти франков?

Ишь, хитер бобер. Задает вопрос с такой интонацией, словно доподлинно уверен, что я давал взятку его человеку. Но ветерана войны я сдавать не стану. А виновен ведь не только тот, кто берет взятки, но и тот, кто ее дает.

— Ваш полицейский как раз отлучился по естественной надобности, а не зайти к злоумышленнику, и не поговорить — было бы странно.

— Это хорошо, — кивнул инспектор, делая вид, что он мне верит. — Наш новый министр очень плохо относится к взяточникам. На каждом совещании у префекта нам дают указание от мсье Маррона — запрещать полицейским брать подарки от населения, не говоря уж о том, чтобы брать самим.

— Мсье Маррон все правильно делает, — кивнул я с самым серьезным видом. — Взяточничество разъедает основы государства. Советской России коррупция досталась как наследие царского режима, а теперь мы стараемся с ней бороться.

— И как, успешно? — с иронией поинтересовался инспектор.

— Не очень, — не стал я врать. — Раньше чиновники брали взятки от жадности, а нынче от бедности. Наша страна живет скудно, поэтому жалованья не хватает, вот, наши советские чиновники и вынуждены брать. Но мы их ловим, наказываем. Надеюсь, со временем, когда уровень жизни поднимется на должную высоту, мы покончим и с этим родимым пятном капитализма.

— Что ж, желаю удачи, — совершенно серьезно пожелал инспектор Левин, а потом перешел к делу. — Надеюсь, вы не станете скрывать от меня каких-то важных обстоятельств покушения?

— Отнюдь, — пожал я плечами. — Один из раненых, имени не знаю, но тот, что в сознании, сказал, что меня решили убить из-за награждения орденом Почетного легиона. Дескать — негоже красным носить столь высокую награду, которой достойны только выдающиеся люди. Наверняка врет.

— Увы, ничего не могу сказать, — покачал головой инспектор. — Вот это раненый — фамилия его Тоголуков, вчера вечером неожиданно сделал заявление — мол, он совершенно не при чем, просто гулял по городу, а здесь оказался случайно — попал под перекрестный огонь двух враждующих группировок, стал жертвой обстоятельств. Дескать — он даже не успел вытащить оружие, хотя оно у него и было. Лжет, разумеется, потому что одна из его пуль попала в ваш автомобиль, но если случится процесс, то он сможет изменить свои слова. Скажет — да, я стрелял, но от страха. А за ношение оружия наказание не предусмотрено.

— А нет возможности замять это дело? — поинтересовался я. — Как я понимаю, второй раненый скончался? Надеюсь, ко мне никаких претензий нет?

Догадаться не сложно. Иначе, с чего бы инспектор поехал вечером, а то и ночью в госпиталь? Поговорить со своей агентурой он мог бы и днем. А вот отреагировать на смерть одного из фигурантов дела он должен. Хотя, тоже мог бы повременить. Но судя по всему, мой инспектор, человек обстоятельный.

— Именно так, — кивнул инспектор, пропустив мимо ушей мой вопрос о причастности к смерти раненого. — Тяжелораненый умер, а довести дело до логического конца перспектив нет. Но дело можно замять, если и ваш водитель сделает официальное заявление — дескать, у него нет никаких претензий. А он сказал, что все заявления только после консультации с начальником.

— И что мне необходимо сделать?

— Заехать в полицейский участок, зарегистрировать ваше заявление, вот и все. А в госпитале у водителя мы сами возьмем отказ.

Ехать не хочется, но придется. А с Тоголуковым все равно еще придется работать. Ну, не верю, что причиной стало мое награждение орденом. Но работать лучше с живым, а не с мертвым.

[1] ГГ не совсем прав. Среди профессоров Коллежа имеются выдающиеся ученые в различных областях.

[2] Есть подозрение, что желание поучиться в Сорбонне на курсе основателей «школы анналов», а уж тем более посещать лекции по старофранцузской литературе — желание не ГГ книги, а автора. Впрочем, автор тоже сомневается, что он бы сейчас пошел куда-то учиться.

В нашем торговом представительстве имелось два телефона. В том смысле, что аппаратов-то было больше, а номеров всего два. Один — мой личный, хотя и спаренный с секретариатом, а еще один общий. Была как-то мысль, что для торгпредства стоит установить дополнительные номера. Париж, это не Москва, а уж тем более не Череповец. Здесь тебе установят добавочный номер, стоит лишь сделать заказ. Но я переносил это дело на потом, тем более, что не так и часто нам звонили, да и мы сами не баловали парижских абонентов звонками, предпочитая личные встречи. А вот сегодня я пожалел, что у нас всего только два номера, а не четыре.

Сегодня нам оборвали оба номера. Звонили самые разные люди —мелкие коммерсанты, предлагавшие установить взаимовыгодную торговлю, крупные дельцы, пытавшиеся узнать — как скоро советское правительство разрешит создавать концессии, держатели ценных бумаг уже не существующих франко-российских акционерных обществ, дольщики каких-то банков, имевшие вклады в России, пара владельцев облигаций государственных займов. Был даже звонок от какого-то путешественника, интересовавшего визами в Советскую Россию.

Забавно, но за год существования нашего торгового представительства такого ажиотажа не было. Теперь вот, словно прорвало. А ведь официальной публикации об установлении дипломатических отношений между странами пока нет.

Усадив на оба телефона всех имевшихся у меня пишбарышень, приказав меняться каждые два часа, чтобы не ошизели от нахлынувших клиентов и просителей, наказал девушкам вежливо всех выслушивать, далеко звонивших не посылать, фиксировать все предложения и брать координаты звонивших. Вдруг появится нечто такое, интересное? Меня бы, например, заинтересовало предложение об организации прямых грузовых сообщений между Францией и Россией. Можно хоть из Марселя в Одессу, а хоть бы из Кале в Мурманск (можно и в Архангельск). Само-собой и до Петрограда. И не нужно будет выкручиваться, составляя сложные схемы доставки до Прибалтики, а уже оттуда в Россию. Арендовать склад в той же Риге, сгружать товар, а потом перегружать — та еще головная боль, да еще и лишние деньги.

И готов рассмотреть реальные предложения о концессиях, вроде добычи леса в Архангельской губернии, но при условии, что оборудование будет французским, рабочие нашими, а выручка — шестьдесят на сорок. И, чтобы наладили узкококолейки, чтобы было на чем вывозить древесину, а иначе повырубают все вокруг городов, сажай потом лес. Да, а лесорубов-то тоже потребуется куда-то селить, не в палатках же их. Леспромхозы нужны, работа вахтовым методом.

Черт с ним, буду соглашаться даже на вывоз круглой древесины, а не бруса или досок. В деньгах, конечно, изрядно потеряем, а что делать? Сомневаюсь, что мы сейчас в состоянии сами вывозить лес. Грузовые суда у нас есть, но их мало. Так что, лучше десять копеек сейчас, чем рубль, но, неизвестно когда.А вот если заработаем десять копеек, то накопим на строительство нового корабля (ладно, сначала старый подремонтируем), а потом потихоньку станем сами рубли зарабатывать. У меня-то то преимущество перед остальными, что я твердо знаю — мы способны на многое, но не сразу.