Шофер. Назад в СССР. Том 2 (СИ) - Март Артём

Все молчали. Егоров снова попытался что-то пошептать Алле Ивановне, но та только отмахнулась от него. Неприязненно что-то ответила ему.

— Что ж, — я вздохнул, — не знаете, что ответить? Не хотите ответить правды? Мда… Очень прискорбно от этого. Ну ладно, — я встал из-за стола, — бывайте, товарищи. А мне за Белкин руль пора.

Под гробовое молчание комиссии я направился к выходу. Однако, когда открыл я дверь, оказался передо мною высокий и худощавый мужчина. Он, выше меня ростом, с удивлением глянул мне в глаза сверху вниз.

Был одет он по-простому — в брюки да рубашку обычного кроя. Простая одежда при этом выглядела опрятной и очень аккуратной. Столь же аккуратным было и лицо: аккуратные стриженые усы, выбритые до синевы щеки, подбородок и тонкая шея. На носу сидели большие вытертые до прозрачности очки. Отросшие, но аккуратно стриженные темные волосы с проседью мужчина носил зачесанными назад.

— Игорь Землицын? — Спросил он, — ведь верно?

— Верно, — ответил я суховато.

— Очень рад. Читал о вас в газете, — протянул он руку.

— А вы кто будете? — Нахмурился я.

— Евгений Герасимович? — Даже удивилась Алла Ивановна, — а что это вы тут делаете? Вы не распределены в комиссию по набору.

— Был распределен, — сказал он с укоризненной улыбкой, — пока в отсутствие первого секретаря вы изменили состав в последнюю минуту. И будьте уверены, у этого вашего фортеля будут далекоидущие последствия.

Мужчина, снова глянул на меня.

— Евгений Герасимович Вакулин. Я состою в бюро нашего райкома. Или, скажем так, — он снова бросил на Аллу Ивановну насмешливый взгляд, — в лучшей его половине.

— Что вы себе позволяете? — Встала Алла Ивановна, — это возмутительно!

— Это что вы себе позволяете, — прошел Вакулин в кабинет, когда я пожал ему руку и пропустил внутрь, — что за самоуправство?

— Да как у вас язык поворачивается такое заявлять⁈ — Алла Ивановна сорвалась почти на крик.

— Так-так, — вклинился я, — поясните, пожалуйста, Евгений Герасимович, о чем тут ведется речь?

— Обязательно поясню, — сказал он, деловито покивав, — тем более что это, наверняка коснулось и вас.

— Ничего товарища Землицына не коснулось, — возразила Алла Ивановна.

— Правда? — Рассмеялся Вакулин, — значит, вы не склоняли товарища Землицына, как и других, насильно поступить в комсомол, а? Алла Ивановна?

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, Евгений Герасимович, — тут же переменилась в лице Алла Ивановна.

Буквально полминуты назад была она раскалена как стальная пластина. Переполняли второго секретаря бурные эмоции. И тут же она охолонула только что пар не пошел. Сразу же взяла себя в руки.

Окончательно убедился я в том, что имею дело с настоящей акулой подковерных партийных интриг. С сильным и стойким человеком. С таким, кто, кроме всего прочего, еще и преследует только свой личный интерес, а прикрывается общественным.

Так мне стало мерзко от этой Аллы Ивановны, от ее такого лицемерия, что захотелось мне сплюнуть. Рот наполнила горькая слюна. Эта Миронова не только сильным, но и мерзким мне противником оказалась.

— Я просматривал списки отряда, — сказал Вакулин, — трое из четырех комбайнеров — комсомольцы и партийцы. Один подал заявление в комсомол два дня тому. Примерно то же самое приключилось и с шоферами.

— А что плохого в том, что ячейка нашего района пополняется новыми членами? Вы же сами, Евгений Герасимович, прекрасно знаете о сроках и списках. О том, что крайком считает что в нашем районе царит серьезный недобор среди комсомольской молодежи.

— Прекрасно знаю, — кивнул Вакулин снова, — и вы тоже знаете. А еще я знаю вот что. Что вы, Алла Ивановна, чтобы выслужиться в крайкоме, взяли на себя эту ответственность. Долго искали, на кого бы ее перекинуть, да так до конца и не перекинули. А сейчас у вас сроки горят, вот и используете вы любую возможность, чтобы загнать совершенно незаинтересованных людей в комсомол. Это возмутительно и губительно для всего партийного движения, доложу я вам.

Алла Ивановна застыла на месте. Краснота снова проступила сквозь ее пудру. На красивом лбу запульсировала от напряжения жилка. Все остальные члены комиссии затихли, боясь что-то возразить или просто сказать ей.

Я с ухмылкой сложил руки на груди. Так вот, выходит как у них все обстоит. Алла Ивановна решила таким образом выполнить свою норму, загнать лишних людей в комсомол насильно. И если для нее в этом деле важен каждый человек, значит сроки там горят как надо. Ну что ж. Этого можно было ожидать.

— Что вы себе позволяете? — только и сказала Алла Ивановна, — я уже устала от ваших гнусных поклепов и клеветы, что вы на меня льете. Да и прямых доказательств вы никаких не имеете. Только ваши домыслы. Очень мне горько, Евгений Герасимович, что так вы ко мне относитесь.

— Вам скорее горько, — сказал Евгений Герасимович, — что никак вы не можете меня из бюро выпихнуть. Хотя очень стараетесь уже второй год. Да только не получится ничего у вас. Ведь все понимают, что должен кто-то в райкоме не только бумажки с места на место перекладывать, но и работать.

— На что это вы намекаете? — Снова нахмурилась Алла Ивановна.

— Я не намекаю, а говорю вам прямо и в лицо. Вы бюрократ, которых с партии надо вымести куда подальше.

От этих слов Алла Ивановна будто бы окаменела. Она что-то хотела сказать, даже открыла рот, но Вакулин ее опередил:

— Для вас это все только циферки в отчете, — сказал он строго, — но на самом деле там все люди. Обыкновенные люди, у которых своя жизнь. Да только попадая в комсомол, а потом и в партию, болтаются они там мертвым грузом, а иногда и того хуже — становятся такими же, как вы карьеристами.

— Я не могу слышать гнусности, что вы говорите, — обиженно блестя глазами сказала Алла Ивановна, — ну как же вы так можете?.. Вы же мужчина…

— А я не могу видеть те гнусности, что вы делаете, — невозмутимо ответил Вакулин. Вот вы, — он перевел взгляд на меня, — готов поспорить, что и вас Алла Ивановна спугнула своим напором. Отвратила от участия в отряде. Хотя я тоже думаю, что такой человек, как вы нам там пригодился бы.

— Условия работы мне не подходят, — улыбнулся я, — не вижу я в себе партийца.

— И это правильно, — сказал серьезно Вакулин, — потому как в том и суть советов, чтобы каждый мог найти себя там, где хочет. Коль уж хочет шофер быть шофером, пусть им и остается. И нечего на него лишнего вешать.

— Мы предложили Игорю, — робко заговорил Николай Иванович, — обеспечить место в московском медучилище для его младшей сестры. Да только и это его не устраивает.

Остальные члены комиссии, слыша его слова, неуверенно поддержали Егорова. Алла Ивановна при этом с притворным, обиженным видом, хранила молчание.

— И поставили условие на вступление в комсомол, — пожал я плечами.

— Самоуправство, — улыбнулся Вакулин, — нет по заданию у членов отряда такого обязательства. Даже, наоборот, лучше будет, если в участниках окажутся беспартийные. Ведь так увидят за границей, что в нашей стране у всех граждан есть возможность себя проявить.

Я глянул на Аллу Ивановну со значением. Первый раз за все время отвела она глаза от моего взгляда. Скромно опустила их куда-то на парту.

— Если ты, Игорь, — Вакулин глянул на меня с улыбкой, — согласишься поступить в отряд, я лично ручаюсь, что не придется тебе насильно идти в комсомол. Но добавлю, что и я был бы рад тебя там видеть. Но только добровольно, без всяких на то принуждений. А место твоей сестре в Москве я обещаю. Есть у нас такие возможности, будь уверен.

Алла Ивановна что-то забубнила себе под нос. Вместе с Егоровым стали они переговариваться. Шептаться.

— Ну только стоит тебе быть готовым, — проговорил мне тихо-тихо Вакулин, — к тому, что Алла Ивановна от тебя просто так не отступит. Это я тебе сразу говорю. Потому, если откажешься от участия, это будет прискорбный, но понятный твой шаг.