Ну, здравствуй, перестройка! (СИ) - Иванов Дмитрий

— Ну почему вот у тебя всё понятно, а на лекциях нет! — восторженно мне говорит Зинина подружка Вера.

Я уже сводил её в кино, мы посидели в кафе «Рига», и сейчас я провожал её домой в Академгородок, где я надеялся получить бонус в виде, как минимум, поцелуев, за качественное образование, полученное мною в своё время.

— Молодой человек, а это не вы случайно заняли второе место на краевой олимпиаде по физике? — слышу неожиданно голос сзади.

Оборачиваюсь и вижу импозантного профессора. То, что он профессор, ясно и без документов: большие круглые очки, бородка как у профессора Преображенского из «Собачьего сердца». И запах коньяка. Профессор изволил откушать, на глаз так, граммов четыреста.

— Ой! Добрый день, Всеволод Евгеньевич, — пискнула Вера.

— Уже вечер, Верочка! Добрый, добрый! — кивнул старик и продолжил смотреть на меня, рассчитывая получить ответ на свой вопрос.

— Я, — просто сказал я, выжидая, и мои ожидания не обманулись.

— Отлично! «Я» — этого достаточно! Вы знаете, что у вас способности к физике, и я предлагаю поступать к нам на физический факультет! Гарантирую вам зачисление! — оживился интеллигент.

— Ясень пень, у вас же там недобор постоянный, я слышал, — не удержался от подколки я. А чего он мне мешает девушку клеить?

— Внимания не обращайте, мы на это не смотрим, набор уж очень большой, сто пятьдесят человек, но до выпуска «доживет» треть самых-самых, — махнул рукой Всеволод Евгеньевич. — А давайте зайдем к нам в Институт физики?

— Да Вере надо готовиться к зачёту какому-то, — неуверенно сказал я.

— Вера, вы в курсе, что у вас автомат? — спросил профессор.

— Да? — удивилась та.

— Я с вами еду от самого «Агропрома», и почти всё вам уже молодой человек разжевал, так что — ставлю вам зачёт, — махнул рукой дядя. — Что вы сидите, сейчас остановка «Институт» будет, нам выходить!

Увлеченные обаянием дяди, мы как телки прошли небольшой лесок Академгородка, и вышли к Институту физики. На вахте сидел вахтёр-дедок с глазами старой сволочи, очень уж он неодобрительно по нам мазнул взглядом, чуть ли не скривился. Курва. Но проф был тут в авторитете, и мы зашли безо всяких пропусков. Поднимаемся по широкой лестнице мимо библиотеки, потом идём длинными коридорами в «теоротдел», как сказал наш провожатый.

— Вот тут мы занимаемся! — барственно провел рукой он, указывая на табличку, гласящую:

Заведующий теор. отделом,

Профессор, доктор ФМН,

Казьмин Всеволод Евгеньевич.

На звуки его зычного голоса выглянул мужик помоложе. Потянув носом, он учуял коньяк, но промолчал.

— О, Валера! Я тут таких студентов нашёл! — обрадовался Казьмин. — Зря ты на защиту не поехал. Мы потом отмечали на банкете.

Нас повели по кабинетам, нигде нет ни одного компа, или вообще хоть какого-нибудь оборудования.

— Пустовато у вас, я не так себе физику представлял, — не соврал я.

— У нас ручка и бумажка есть, и всё! Мы — теоретики! Больше ничего для работы не нужно! — пояснил он и добавил. — Вы тут осмотритесь, вон задачку можете решить, а я сейчас вернусь.

Он ушёл, а я вместо того, чтобы лапать Веру заинтересовался задачкой, написанной мелом на доске. Беру мел и пытаюсь решить, надо же удалось! Вдруг мы услышали приятный баритон Казьмина, которым он выводил какую-то арию!

— Он любит петь, — почему-то застеснялась Вера.

— В туалете? — удивился я, ведь звуки доносились как бы не оттуда.

— Там тоже! — сказала Вера и прижалась ко мне.

Это я удачно зашёл сегодня Зину проведать и её новорожденного сына. Гулящего папаши не было, а вот подружка с четвертого курса там оказалась. Вера, светловолосая, голубоглазая, с одной ямочкой на милых щёчках сразу запала мне, утомлённому длительным воздержанием. Но девочка она «универовская» и «академовская», что намекает на родителей-интеллигентов, это вам не продавщицы, пришлось интеллект включать и тратиться. И вот сейчас это дало свои плоды, поцелуй взасос от красотки и её руки на моих джинсовых карманах сзади, намекали, всё у нас будет. Жаль, не сегодня.

Ария закончилась, и в кабинете появился профессор. Внимательно осмотрев решение задачи, он задумчиво сказал:

— Как минимум в Новосибирск вам ехать надо, у меня там есть друзья, я напишу им про такого талантливого парня! Повезло вам, Дурашко, такой кавалер у вас! Собирайтесь, нас Валерий Дмитриевич отвезёт в другой корпус Института физики, а то тут смотреть и нечего, в самом деле. Кстати, это мой ученик и тоже доктор наук уже.

— А чего он тебя дурашкой назвал, — вполголоса спросил я по пути на улицу.

— Фамилия такая у меня, — покраснела Вера.

— А у меня Штыба фамилия, это отходы такие угольные, — попытался приободрить я её. — А ты ещё женишься да фамилию сменишь! Или двойную возьмёшь!

— Медуза-Горгонская? — улыбнулась Дурашко. — Да я привыкла уже, даже горжусь иногда.

У доктора наук Валерия Дмитриевича была своя «Волга», и он с тем же олимпийским спокойствием, что и при встрече бухого начальника за пару минут довез нас до другого здания, тут же в Академгородке. Зайдя в узкий коридор, мы наткнулись на пяток сотрудников, стоящих около вертушки.

— Коля. Носков. Ты чего стоишь под дверью? Код забыл? — пошутил Казьмин, уже малость протрезвевший, но пребывая ещё в благодушном настроении.

— Манилов с Москвой разговаривает, выгнал нас, как обычно. Секреты же, — пояснил этот самый Носков, держащий в руках журнал с яхтами.

«Яхтсмен что ли?», — удивился я.

— Свой кабинет у него, а все равно бережёт государственную тайну, молодец. Там у них, конечно, есть на что посмотреть, но не особо, — сказал Казьмин, идя по узкому коридору куда-то глубже.

— А что делают там? — спросила Вера.

— СССР запускает больше всех спутников в мире, но срок их работы мал, вот они и разбираются, в чем причины этого. Ну и спутники теряют ориентацию на Землю, датчики выходят из строя, какие-то с тройным резервированием! А что делают конкретно, я не знаю, при мне какие-то герконы мотали для спутников вручную, — отмахнулся профессор, открывая дверь с табличкой «Лаборатория физики взрывов».

За дверью и вправду что-то ухало и стучало, а я вспомнил про того самого Манилова, он у меня в тетрадке записан. В начале двадцать первого века его посадят за шпионаж в пользу Китая. Я записал эту историю, явно высосанную из пальца. Никакие письма учёных не помогли, как и оправдание судом присяжных. Дядька отсидел херову тучу лет, и у него вначале хотела жить Зина.

«Похоже, и, правда, зря посадили его, вон какой ответственный человек», — решил про себя я.

Лаборатория нас впечатлила, в одной из комнат стояло что-то типа бароскафа или камеры, в которой что-то ухало и взрывалось.

— Сегодня урожайный день, всё в жилу, ни одного срыва, — похвастал мужик лет сорока Казьмину, когда пожимал нам руки.

Вере он тоже руку пожал.

Потом мы посетили ещё ряд лабораторий, таких как «Кристаллофизика», «Магнитодинамика» и другие, мне было всё интересно, но самое интересное произошло, когда Казьмин, наконец, соизволил нас отпустить домой. На выходе мы столкнулись с этим самым Маниловым, довольно высоким худым дядькой.

— Пробил я, наконец, лабораторию и ускоритель электронов! Уже делают для нас в ИЯФ его. «Аквогеном» назвали. В следующем году у нас в университете будет ОНИЛ. Ты представляешь, отраслевых лабораторий у Минобщемаша всего одна в МАИ, а вторая вот у нас будет, в КГУ, — ответил он на вопрос Казьмина «как дела».

«Это, случаем, не секрет?» — задумался я о том, что может, наши органы не так уж неправы были.

— А где её разместите? — заинтересовался наш экскурсовод.

— Скорее всего, в новом четвертом корпусе, на горе, — пыхнул сигареткой Манилов. — Гольд уже плачет.

— Гольд — это декан биохимфака у нас, кому охота свои помещения отдавать, — шепнула Вера мне на ухо.

— Ну а куда ему против танка? — посмеялся вместе с Маниловым и Казьмин.