Курсанты 2 (СИ) - "Ветер"

Стасян чего-то покраснел как красна девица, но сигарету дал. Федоров если и курил то не часто, я его за этим делом вообще видел всего раз.

— Чего это Стасиков ты командиру Честер даешь, а всем Парламент? — пихнул стасяна Маврин. — Я не понял.

— Эй Стасян, ты чего опять поджал?

— Кончились.

— Да где кончились, ну открой пачку. — заставили его вытащить пачку Парламента.

— Ну ты Стасян и кадр.

— Давай-ка мне то же блатную. — потребовал раскрасневшийся капитан, не желая терять авторитет видимо.

Интересно, а кто шефу заложил про спящего в шкафу Стасяна. Он же по наводке в кубрик пришел, вот только Стас спал в одиннадцатом, а пока шеф шумел в нашем смылся в туалет. Все-таки кто-то стучит, возможно с одиннадцатого кубрика? Как бы это проверить? А то ведь и по серьезному можно влететь. Тем временем автобус приехал на площадь, знаменитую своими башенными часами с выходящей из них в полночь, девы Февронии. Я пока не видел, только слышал, про эти часы, от местных и от дяди. Теперь вот, увижу и сам.

Наши обязанности нам уже повторяли десять раз, да и мы их повторяли не меньше. Все просто, смотреть за порядком, если драка докладывать, без команды не лезть. Пьяных не трогать, если те опять же без агрессии. А если такие будут, то докладывать, инициативу не проявлять. Короче просто наблюдать. Ну и главное это смотреть за подозрительными забытыми вещами, о таковых сразу? Сами уже догадались — докладывать. Самостоятельно подозрительные предметы не трогать. Страна уже привыкла к постоянным взрывам и бомбам. Забытая кем-то коробка могла наделать нехилую панику. Аккурат двадцать первого числа было нападение в Буйнакске. Все уши прожужжали про это.

И вот мы выходим, шеф дает команду пять минут курите и тут начинается стрельба!

— Трах! Бах! Шандарах! — звуки прямо в центре нашего курсантского кружка.

Многие падают на снег, матерятся во всю курсанты. Крики, Вопли. Паника волной расходится от эпицентра. Кто-то залезает под автобус.

— Твою мать! Стасиков! — орет Федя, конечно он много чего еще орет, но остальное сплошной мат.

— Стасян! Скотина! — ну и куча матов, адресованных Стасику.

Оказалось, Стасик решил проучить стрелков и заправил сигареты маленькими петардами. О последствиях конечно не подумал, как и всегда. А уж о стечении обстоятельств! К счастью никто не пострадал, петарды не пожгли никому ни лицо, ни глаза, и даже капитанские усы остались на месте. Но Термит обещал принять решение о наказании Стасяна, все же полкан с перепугу упал на асфальт. Термит лично приехал проконтролировать начало праздничной службы, покрасоваться, поважничать, а тут такое. И опять Орлова вздрючил заодно.

— Объявил бы я тебе Стасик нарядов от всей широты души! — сообщил перепуганному и бледному Стасяну, шеф. — Да думаю Термитов тебе взыскание объявит. Все докосячился Стасик.

Да уж выговор на ровном месте. Причем из дела ведь это уже не удалишь. Даже когда выговор снимают в деле остается запись. А если строже? Ну уволить то за это точно не уволят.

— Эй Стасян, ты мне должен, понял? Сюда иди, чего лыбишься! — возмущался Сугробов.

— Сам, сюда иди! — пришлось вмешаться мне. — Чего тебе тут, кто должен? А? Мне предъявляй понял? — пресек я попытки «сучек» с четвертого распространять свое влияние.

— А чего, я из-за него вон бушлат испачкал.

— Отмоешь свой бушлат, шутканули над тобой какие претензии?

Вокруг мгновенно собрались четыре сучки четвертого, но и у меня рядом возникла поддержка.

— Что там опять за разборки! Опять этот четвертый взвод! — мгновенно разогнал всех Орлов своим воплем.

Дальше все пошло слишком скучно, но это и хорошо. По двое отпускать в туалет, так же по двое греться в ПАЗик. Естественно некоторые умудрились выпить. С нашего взвода никого не спалили, но спалили кого-то из экспертов. Дебилы не стали пить горячительные напитки, а решили заправиться пивом. Ледяное пиво на морозе, шло плохо, а времени на туалет, что был предлогом отлучиться, было мало. В итоге их и приметили, потому что их долго не было, а дальше запашок и все, попались. Освидетельствование или признанка? Те во всем признались, надеясь на пощаду и снисхождение. Потому как освидетельствование это уже документ, с которым шансов на пощаду меньше. В связи с этим залетом, напряглись все, кто употреблял, а таких много уже было. Но тотального обнюхивания к счастью не последовало.

А после, молитвы Февронии, что выехала из башенных часов под странные мелодии, началась местная дискотека. Шеф поехал домой, остался с нами Федоров и Йовдий. Некоторым девчонкам нравятся парни в форме так что кое-кто даже познакомился с местными, девчонками. Меня ревниво ограждала от подобных контактов Катюха. Естественно количество выпивших тут же увеличилось, Костян где-то раздобыл бутылку вина и парочку местных чикс. Вином поделился, да и чиксу бы одну уступил, если бы не Катюха. Мда, в постоянной девушке все же есть и минусы, особенно если она с вами везде.

Кто-то приметил, что и Федя с Йовдийем, похоже употребили согревающего, курсанты разом начали вести себя наглее. Оцепление потеряло свою целостность. Бывший плотный строй оцепления проредили словно очередью из пулемета. Часть курсантов уже каталась на огромной горке вместе с удивленными горожанами. Дождик вообще танцевал нечто непонятное возле Елки, привлекая странными движениями, особей противоположного пола. Костины Чиксы притащили еще вина.

— Да я потомственный милиционер вообще. — пьяно вещал Костя. — Вот! — извлек он откуда-то из запазухи несколько фотографий.

— Ничего себе, это что дореволюционные фотки? — удивилась первая чикса.

— Ты дура что ли? До революции какие фотки? Тогда фотиков не было же! — пьяно говорила вторая.

— Были-были уже. — замахал руками Костян — Вот это мой дед, поручик царской армии. А вот это он же, но уже при советах. — показывал очередную карточку Костя, — А это уже перед посадкой.

— А как его взяли к красным если он белый? — спросила одна из девиц.

— Потому что войска Советов представляли из себя бандитские формирования, мало управляемые и плохо обученные. В большинстве своем, и-ик! Тогда, в девятнадцатом вроде году, или…, а не помню, — махнул Костян рукой. — Стали призывать офицеров царской армии, причем на руководящие должности. Кто сам пошел, а у кого семья оказалась в заложниках. Я честно говоря не знаю почему прадед перешел к красным. Многие эмигрировали, кто-то бился до конца на другой стороне. А в тридцать седьмом его посадили, в тридцать девятом выпустили, но только что бы сдох на свободе. — сплюнул Костя себе под ноги.

— Костя тебе уже все, хватит. — отняли мы с Катькой у него бутылку.

— Я потомственный офицер! — заявил Костя и едва не упал в снег, — тот самый Витковский, это двоюродный дядя моего прадеда. Впрочем, сам мой прадед…

Короче потомственного офицера и дворянина, затащили мы с трудом в ПАЗик и усадили на заднее сидение. В ПАЗиках на обратной дороге некоторых стало развозить. Все же на холоде стояли сколько. А уж на курсе! Это была клевая вечерняя поверка. Кому весело, кто-то засыпает, кого-то тянет на подвиги, а кому-то лишнего.

— На буй вашу поверку! — заявил старшина и ушел спать.

Йовдию не удалось призвать к порядку старшину, но весь остальной курс, взбрыкнувший было под таким заразительным примером, старлей все же смог заставить выйти и построиться на поверку. Но на это ушел целый час криков и угроз. Но тут он действовал по схожему с физруками принципу, начиная давить в индивидуальном порядке главных бунтовщиков. Наконец, началась поверка.

— Суворов?

— Я-буэе-е. — и бегом в сторону туалета, по пути орашая взлетку красным извержением.

— Твою мать!

— И кто же это будет убирать? — риторически просил дежурный по курсу Гордеев.

— Так Суворов! Объяснительную пиши. — распорядился Йовдий.

— Отравился он товарищ старший лейтенант. — заступился за кореша Сахалин.

— А ну-ка дыхни Сухомлинский.