Избранный поневоле (СИ) - Курзанцев Александр Олегович "Горный мастер"

— Говори, — кивнул я.

— Мы нашли Кхана. В хреновом состоянии, конечно, но живого. Его в соседней палате Велфа выхаживает.

— Велфа? — я напряг память, но затем вспомнил давнишний разговор с ректором, о его приключениях в молодости и понятливо кивнул, — старая боевая подруга?

Сергей улыбнулся:

— И к тому же одна из сильнейших магов жизни. Моя жена её ученица. Примчалась стоило только заикнуться что архимаг при смерти. Буквально того света его вытащила. Ты бы слышал как она ругалась. Все приговаривала, — “Когда ж тебе — дураку, стрела в колено уже прилетит?! Когда ты, наконец, навоюешься?”

Что Кхан выжил, было отличной новостью, но я и так, подспудно верил, что архимаг, даже лишившись большинства своих сил, так просто погибнуть не может.

Порадовавшись за него, я, переключил внимание на терпеливо дожидавшуюся сбоку Ниике. Она стояла рядом с моими вассалками и полуэльфийкой, на удивление мирно воспринимая такое соседство.

— Здравствуй, — помедлив секунду, произнёс я.

— Здравствуй, — слабо улыбнувшись, ответила она.

— Не злишься больше на меня?

— Нет.

— И даже зная, что у меня, оказывается, ещё есть дети и куча других любимых женщин?

— И даже зная, — кивнула та, — пришлось многое переосмыслить, но теперь я понимаю, что такова судьба, она тебя вела по этому пути, и глупо на неё обижаться.

— Тьфу, — не выдержал я, вновь услышав про какую-то судьбу, — опять одно и тоже. Никакая судьба меня не вела. Свою судьбу мы делаем сами!

— Ну не волнуйтесь вы так, — вновь начал увещевать меня лекарь, — судьба, не судьба, какая, в сущности, разница. Живите и радуйтесь.

— Тем более врагов больше не осталось, — подмигнул мне Глушаков.

“И верно, — подумал я, расслабляясь, — всех победили же”.

Но в этот момент он добавил:

— В этом мире.

И я, дёрнувшись, вновь посмотрел в его глаза.

Спустя два года

В тёмном глухом переулке, где из достопримечательностей было только пару вечно переполненных мусорных баков, да полустёртый меловой силуэт на асфальте, внезапно подул, разгоняя старые газеты, возникший словно из ниоткуда, ветер. Пожелтевшие листки, словно птицы, затрепетали страницами, вспархивая в воздух и уносясь в стороны, а из пустоту, одна за другой начали возникать ветвистые молнии, ударяющие в кирпичные глухие стены зданий, в богатый выбоинами асфальт, оставляющие чёрные закопчённые отметины на железных бортах баков. А потом, в самом эпицентре странной природной флуктуации возникла и быстро разрослась до размеров шара, яркая голубая точка. Ещё через секунду шар, достигнув в диаметре метров трех, почти коснувшись стен переулка, вспыхнул особенно ярко, а затем исчез, оставляя на асфальте две тёмные фигуры.

— Ну и где мы? — оглядевшись произнесла одна.

— А кто его знает, — пожала плечами вторая, — но по крайней мере портал сработал.

— Ну да, мы оказались не на дне океана и не в центре ядра планеты, уже радует.

— …Уже радует, — договорил я, подойдя, заглянул в один из мусорных баков, увидел там испуганно пялившегося на меня бомжа и вежливо поинтересовался, — Любезный, не просветите нас относительно того куда нам посчастливилось попасть?

Тот икнул, затрясся, а затем забормотал что-то испуганным голосом. Прислушавшись, я различил такие знакомые выражения как: “фак” и “шит” и мгновенно понял, что нас занесло куда-то в англоязычные страны. Покопавшись в чудом оставшихся после школы запасах английских слов спросил:

— Экскюзми, вере а ви?

Но ответом мне было только очередное бормотание, да проскочившее: — “факин рашен”, свидетельствующее, что бомж таки нас узнал.

— Ну, — произнёс я, обращаясь к Глушакову, с которым мы, после долгих мучений и сотворили портал на Землю, — по крайней мере, Россия и русские тут есть.

— Погоди, — решительно произнёс Сергей, — ты не так с ним разговариваешь.

— Ну попробуй ты, — чуть подвинулся я, — может у тебя получится?

— Ладно, — тот подошел к баку, пристальным взглядом впился в сжавшегося мужика и рявкнул, — Хэндс ап!

Тот немедленно задрал руки в гору, застыв словно кролик под взглядом удава. А Сергей продолжил, всё тем же командным тоном:

— Нэйм, ранк, вере ис ё ами хедквотерс?

На удивление фраза эффект возымела, потому что бомж, заикаясь, но вполне членораздельно ответил. Сергей перевёл:

— Говорит, что его зовут Билл Пол, он рядовой, а где штаб не знает, потому что служил тридцать лет назад.

Путём дальнейших расспросов, мы выяснили, что город, куда мы попали, называется Нью Йорк, а страна, как можно догадаться — Соединённые Штаты Америки.

— Мда, — резюмировал Глушаков, — чутка промахнулись.

Оставив бомжа дальше сидеть в баке, мы пошли по проулку, намереваясь выйти на более оживлённую улицу.

— Ну так всё-таки, — спросил у меня Сергей, обходя стаю жирных крыс, жадно жрущих дохлого голубя, — ты точно не жалеешь, что пошел со мной? Всё-таки у тебя большая семья, дети, больше десятка жён-красавиц. Ты хоть их предупредил, что собираешься на Землю?

— Предупредил конечно, — хмыкнул я, — как только мы отправились, Иквус должен был связаться с ними и сообщить о нашем отбытии.

— А почему не сам? — покосился он на меня.

— Ха, думаешь они бы меня отпустили? — я хохотнул, — нет уж, постфактум пусть узнают, хоть с тобой здесь отдохну от этого бабьего царства.

— Что, настолько достало?

Я посмотрел на товарища долгим взглядом, а затем ответил:

— Знаешь, когда они все в разных местах — нормально, но как соберуться вместе…

— Что, ссорятся? — улыбнулся Глушаков.

— Да нет, у них там полное взаимопонимание, вот только выражается оно в том, чтобы меня везде и во всём ограничивать, — пожаловался я. — Как в армии, право слово. То стульчак на унитазе подними, то стульчак опусти, в трусах по дому не ходи, селёдку молоком не запивай. Не чихнуть, не пукнуть. На людях веди себя как подабает спасителю человечества, язык детям на улице не показывай, скабрезных шуток не отпускай, анекдоты за столом не трави… Достало!

— Нет, — произнёс я чуть погодя, — я ещё по Ниике понял, что замужество может женщину испортить. Но, чтобы всех!…

— Ха-ха, — захрюкал Сергей, потешаясь над моими проблемами.

— Чего ха-ха, — произнёс я, — думаешь, я не помню, как твоя в больничке тебя строила?! А ты ей — дорогая, дорогая…

Тот тут же заткнулся и погрустнел.

— Вот-вот, — поучающе произнёс я, — а представь, что таких десять?

— Мда… — протянул Глушаков, почесав затылок, и больше ничего не сказал.

В молчании мы прошли до конца переулка, и остановились на выходе на улицу. Та была тоже не Таймс-сквер, всего по одной полосе в каждую сторону, но тут, по крайней мере, были люди.

— Так, сейчас спросим дорогу, — Сергей огляделся, затем помахал мужику метрах в десяти от нас:

— Эй, эй ты, негр! Да ты, — кам ту ми.

— Серёг, — одёрнул я его, — ты это, сильно неграми не разбрасывайся, они тут не любят когда их так называют, обижаются.

— А чего обижаться, если он негр и есть? — удивился Глушаков.

— Они хотят, чтобы их афроамериканцы называли.

— Да? Ну ладно.

В это время, означенный негр, в толстовке с надвинутым на голову капюшоном и руками в карманах, подошел к нам и сходу начал что-то с претензией выговаривать, при этом подёргиваясь, словно в такт музыке.

Что он говорил, я не сильно понял, он словно жевал слова, да и у меня, признаться, практики общения с носителем языка раньше не было, но общая тональность была, скажем так, угрожающей.

Тут негр достал одну руку из кармана и, с щелчком, из зажатой в ладони рукояти выскочило лезвие выкидного ножа.

— О как, — прокомментировал этот фокус Глушаков, улыбнулся и, по-хитрому вывернув ладонь, заставил с шелестом из рукава появиться лезвию длиной раз этак в пять больше, чем у ножа.