Василий Сахаров - Ведун

Тишина прерывается шевелением неподалеку. Славление солнца окончено, и лесной лагерь сборного венедского войска понемногу оживает. Люди гасят небольшие костры и пакуют походное снаряжение, а некоторые уже спешат надеть броню и взять в руки оружие. Куда они торопятся, если до битвы ещё минимум два часа? Не понимаю. Но если они хотят таскать на себе лишние килограммы, это их дело.

Открыв глаза, я проморгался. Дождался исчезновения солнечных зайчиков, обулся и повернулся к Немому. Мой воин, пока единственный, кто официально состоит в дружине ведуна Вадима Сокола, кивнул в сторону костра, возле которого мы ночевали и над которым висел котелок с оставшейся с вечера жирной ячменной кашей. Немой предлагал позавтракать, но перед рубиловом есть не хотелось. Давала знать о себе привычка из прошлой жизни и боязнь получить ранение в живот. Вагр пожал плечами и, сняв котелок, уселся у костра. А я, вспомнив, что вчера хотел поговорить с новоиспечённым руянским князем, которого ещё в Щецине выбрали главнокомандующим союзного войска, направился к месту сбора наших верховодов.

Подошёл, судя по всему, вовремя, поскольку как раз закончился военный совет, и Мстислав Виславит, оглядев стоящих вокруг него князей и воевод, громко спросил:

– Ну что, братья, всё решено?

– Да. – Первым Мстиславу ответил вождь лютичей старый Прибыслав, лицо которого в проникающих сквозь пожелтевшую осеннюю листву деревьев солнечных лучах казалось каменной маской.

– Да, – подтвердил лидер бодричей Никлот, ранее надеявшийся, что именно он станет главкомом. Однако, поняв, что может возникнуть распря, здраво прикинул свои возможности, поговорил с волхвами и уступил это место варягу.

– Да, – вторил им временный командир поморян витязь Рагдай, который являлся заместителем сидящего в осажденном городе Сивера и имел реальный шанс стать следующим поморянским князем, так как был благородных кровей и после гибели Вартислава Грифина имел немалый авторитет.

Три основных «генерала» высказались. Решение было одобрено, и все обернулись к Лучеврату, сопровождавшему вместе со всеми своими волхвами и ведунами войско от самого Щецина.

Верховный жрец Триглава, который в своих белых одеждах на фоне воинов и лошадей выглядел довольно странно, приблизился к костру. Он развёл в стороны руки, словно обнимал всех, кто собрался на совет, и произнёс:

– Благословляю вас, мужи честные, на ратный подвиг. Идите и поразите врагов нашего народа, ибо настоящий воин бьётся ради мира, а пока ляхи и изменники топчут землю, политую кровью многих венедов, его не будет. Идите и помните: долг каждого славянина – стоять за свой род. И коли суждено умереть за своих родичей, мы сделаем это без колебаний. Идите и знайте, что не могут помочь нам светлые боги. Но они наблюдают за нами, и есть ещё сила в наших руках, и остры клинки, которыми мы себя защитим. Не бойтесь смерти, и тогда она будет бояться вас. Веруйте в то, что бьётесь за правое дело, как завещали нам предки. Тогда вера станет вашей бронёй, которую не смогут пробить вражьи копья и стрелы. Ступайте и победите. Ради славы. Ради детей и жён. Ради свободы и наших богов. Благословляю.

Голос Лучеврата звучал негромко, в нём не было надрыва. Вроде бы обычная напутственная речь. Но есть просто слова, а есть Слова, которые несут в себе Силу, и в том, что сказал верховный жрец Триглава, она была. Это чувствовалось сразу, поскольку кровь в жилах побежала быстрее, чем обычно, и душа отозвалась на речь волхва позитивом. А желание крушить и уничтожать врагов из обязанности превратилось в главную цель жизни. Правда, этой психологической накачки надолго не хватит, ибо рано или поздно она рассеется, но до начала сражения установка Лучеврата продержится.

Князья и стоящие за их спинами воеводы поклонились верховному жрецу, а тот, будто крыльями, взмахнул широкими рукавами рубахи, развернулся и направился в сторону стоянки храмовых целителей. Мы проводили его глазами, и Мстислав подвёл итог последнего совета:

– Итак, всё решено, и каждый знает, что ему делать. Расходимся, братья. Начинаем по сигналу из города. – Один за другим лютичи, бодричи, варяги и поморяне покинули костерок, направляясь к своим отрядам, а Виславит повернулся ко мне: – Ты что-то хотел, Вадим?

– Точно так, – подтвердил я. – Вчера пленных ляхов допрашивали, и выяснилось, что на подходе большой обоз, а в нём мастера, которые умеют большие стреломёты, требучеты и катапульты делать.

– И что?

– Надо поморянам, которые южную дорогу перекрыли, дать наказ, чтобы они тех мастеров не перебили, и хорошо бы выслать навстречу ляхам конницу.

– Это не срочно, Вадим. К Пырыцу обоз подойдёт только завтра, за ним от самого Сантока присматривают. К чему это говоришь и зачем тебе мастера?

– Сейчас битва начнётся, и мы в бой пойдём. Мало ли что случится, война непредсказуема. Поэтому решил о мастерах сказать сейчас. А зачем они, думаю, ты и сам понимаешь. Надо оборону Руяна крепить, сам об этом говорил, когда тебя князем выбирали.

– Понял тебя. – Мстислав коротко кивнул, и я уже было собрался вернуться к витязям Святовида, вместе с которыми ринусь в битву, но князь задержал меня неожиданным вопросом: – Как думаешь, Вадим, победим ляхов?

Почему князь спросил об этом, не знаю. Ведь я ему не родственник, не советник и даже не близкий друг, хотя мы и не чужаки. Видимо, даже такому сильному мужчине иногда нужна поддержка и одобрение его действий, особенно если они исходят от не заинтересованного человека, со стороны. Поэтому я сказал то, что он хотел услышать:

– Победа за нами, Мстислав. Потери будут, без них никак, но ляхи не вырвутся.

– Ты это знаешь?

– Я ведун, а не прорицатель, князь. Однако для того, чтобы узнать исход грядущего сражения, прозревать будущее не нужно, поскольку здесь всё на поверхности. Наше войско будет атаковать противника по плану и с разных сторон, а ляхи не знают, сколько нас, и находятся в окружении. Но важнее всего, что мы на своей земле, которая нам поможет, а значит, врагу конец.

Князь промолчал, а я вернулся к своему месту и стал готовиться к бою. Шлем-шишак и кольчуга, меч и круглый щит, пара коротких дротиков, боевой ремень с кинжалом и покрытые тонкой проволокой перчатки – всё это было разложено на попоне. Одеваясь, я прислушивался к шуму лесного лагеря. Кругом шорохи, тихое ржание лошадей, звон металла и эмоции тысяч людей, желающих пролить кровь врагов. Воины готовы к битве, и теперь дело за воеводами и князьями, которые только что приняли окончательное решение по рисунку сражения. И пусть я не великий стратег, не гений военных построений и манёвров, с моей точки зрения, они поступают правильно…

Вчера вечером ляхи получили подкрепление, почти две тысячи воинов, и сейчас у Владислава Пяста снова пятнадцать тысяч бойцов, столько же, сколько было в начале похода. Наверняка поляки знают, что войско язычников неподалеку, и готовы нас встретить. Однако они ожидают одних поморян, мобилизационные возможности которых не превышают двенадцати тысяч бойцов, и то если они очень сильно напрягутся и поставят в строй всех, кого только возможно, от мала до велика. А на деле против интервентов выходит не один венедский племенной союз, а все четыре. В лесах вокруг Пырыцы сами поморяне, сколько точно, даже Рагдай и волхв Лучеврат, который, помимо всего прочего, временно исполняет обязанности князя, не знают. Но тысяч семь пехоты и три-четыре сотни всадников у них будет. Здесь же варяги, три с половиной тысячи отличной бронированной пехоты, которая обучена драться любым строем и может выполнять сложные манёвры, поэтому она станет основной ударной силой предстоящего сражения. Неподалеку лютичи Прибыслава, больше трёх тысяч, половина пехота и половина конница. Ну и конечно же с нами знаменитые всадники Никлота, которых так боятся в Саксонии и других приграничных германских княжествах, полторы тысячи лихих наездников на быстрых конях. Плюс к этому почти восемьсот воинов сидит в окружённом городе.

Вот и получается, что если считать по клинкам, то против ляхов готова выйти армия, которая не уступит им по числу и сможет принять честный бой в чистом поле под стенами Пырыцы. Однако честный бой не для нас. Венедов после всех катаклизмов последних лет осталось не так уж много, и наказ Векомира, который он дал Мстиславу и другим князьям, прост и понятен: беречь людей. Поэтому сначала сражение хотели начать ночью. Но, подумав, князья решили, что это не лучший вариант, поскольку больше половины войска вчерашние охотники и пахари, которые в суматохе и неразберихе могут растеряться и выпустить ляхов на южную дорогу. А она хоть и перекрыта, воины там не самые лучшие и натиска кованой дружины не выдержат. В связи с этим решили биться днём. Но не ломить врага грудь в грудь, а сделать ставку на ярость бронированных варягов и две сотни витязей Святовида, которые должны с ходу проломиться к ставке Владислава Пяста и уничтожить командный центр врага. После чего большинство рядовых польских воинов и мелкие воеводы сами лапки поднимут, а кто проявит упорство, того разметаем конницей, засыплем стрелами и растопчем…