Кетцалькоатль (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Жрец ждал на верхней площадке храма Спускающегося бога. Рядом с ним стояли два крепких, жилистых воина со «стесанными» черепами, вооруженных деревянно-обсидиановыми двуручными мечами с полуметровой «лопастью» с обсидиановыми вставками. У одного в узле красной шапочки торчали три орлиных пера, а у другого на шее висел гайтан с тремя когтями ягуара. Видимо, перья и когти были чем-то вроде лычек на погонах, и передо мной два сержанта местного гарнизона. Все трое смотрели на меня снизу вверх, не скрывая удивления. Мало того, что выше ростом, так еще и совершенно не похож на них, полная цветовая противоположность. Осталось только выяснить, кто из нас негатив, а кто позитив.

Жрец жестами попросил показать, как стреляю из лука. Я достал из сагайдака, выгнул со скрипом плечи в обратную сторону, надел тетиву. По другую сторону зиккурата, на расстоянии метров сто от нас, росла старая, высокая и толстая сейба. Я хотел выстрелить в нее, но потом вспомнил, как скривилась Кува, когда подвесил на ветке тушу оленя. Может, это дерево считается священным у майя? Отправил тростниковую стрелу в сторону моря по наклонной траектории, чтобы улетела, как можно дальше. Что она с затихающим свистом и проделала, упав в воду где-то за полкилометра от нас, не меньше. Оба «сержанта» удивленно воскликнули. Я дал им лук, чтобы посмотрели, попробовали натянуть тетиву (у обоих получилось всего до груди). При этом они от натуги кривили такие рожи, что жрец ухмылялся, но сам пробовать не стал.

Следующей была демонстрация возможностей кинжала. Рядом с входом в храм стояла корзина с плодами авокадо. Я наколол верхний, похожий на большую зеленую грушу с кожей крокодила, подкинул вверх и в полете разрубил кинжалом на две части, причем и косточку тоже. Следующие два плода разрубили «сержанты», не подкидывая, лежащими в корзине. Сделали они это запросто, поэтому и жрец попробовал, перед этим внимательно осмотрев темный клинок с узором.

Когда я достал из ножен саблю и повертел перед ними, все трое напряглись, точно боялись, что сейчас на них и покажу, на что она способна. Я подошел к краю площадки, где в отверстие в камне был воткнут шест длиной метра два и сантиметра три в диаметре. На ритуальный он не был похож и заменить будет не трудно. Резким косым ударом я рассек шест так, что верхняя часть упала вертикально рядом с нижней, ударилась острым концом о камень и завалилась набок. Я взял саблю за клинок, предложил ее обладателю трех орлиных перьев. Тот взял ее, пальцем левой руки попробовал, насколько остра, удивленно повертел головой, после чего замахнулся сильно и нанес боковой удар по укороченному шесту. Сабля застряла в нем примерно на середине. Под смех остальных зрителей «сержант» с трудом высвободил ее и передал своему коллеге. Тот ударил под более острым углом, тоже не смог перерубить до конца, но шест в том месте треснул, расщепился. Я показал жестами, что нужен навык, с чем все трое сразу согласились.

После чего жрец жестами поинтересовался, откуда я прибыл. Я показал, что надо плыть больше лунного месяца, что в одиночку не смогу, что придется пожить здесь, если он не против, подождать, когда приплывут мои соплеменники, если, конечно, доберутся сюда, в чем сильно сомневаюсь. После чего жрец поинтересовался моим социальным статусом: воин, купец или кто? Я задрал рукав рубашки на правой руке, продемонстрировал татуировку и показал на его скошенный лоб. Мол, у нас так метят знать, а у вас вот так. Жрец понимающе покивал, после чего спросил, не хочу ли стать воином гарнизона (хольканом)? Я пожал плечами: почему нет⁈ Как-то ведь надо легализоваться здесь, а воины всегда в цене в обществах на таком уровне развития. Дальше мне предложили выбрать, под командованием какого накома (командира) служить. Тот, что с перьями, командовал дневной стражей, а тот, что с когтями, ночной. Мне, «сове», второй был ближе. Да и ночью не так жарко.

Обладатель когтей ягуара радостно похлопал меня по плечу, после чего повел к каменному одноэтажному дому по другую сторону от зиккурата. Дом был разделен на кельи, завешенные циновками, по двенадцать в каждом крыле и три в среднем. Левое крыло предназначалось для «орлов», дневной стражи, в правое — для «ягуаров», ночной, а в среднем, расположенном напротив входа во двор, в более просторных помещениях жили командиры подразделений и отдельных караулов. Впрочем, постоянно там обитали только наком-ягуар и по несколько воинов из обоих отрядов, то ли неженатых, хотя по возрасту пора бы, то ли назначенные в наряд, то ли еще по какой-то причине, пока неизвестной мне. Они сидели в тени сейбы, которая росла посреди двора, и молча наблюдали за мной. Остальные, видимо, жили в своих домах, перебираясь сюда во время нападения врага.

Я занял свободную келью в правом крыле. Она была квадратной со стороной метра два с половиной. Справа и слева от входа у стен по каменной лавке, а между ними вбиты между камнями в ряд шесть деревянных колышков. На крайний левый я повесил лук, а на остальные положил тростниковые стрелы. Зашел молодой сослуживец и, что-то сказав, дал мне кожаный мат, набитый ворсом сейбы, который я расстелил на левой лавке. Подушка, видимо, в спальный комплект не входила. После чего вместе с Габором, поджидавшим за воротами, я отправился в деревню рыбаков, чтобы забрать остальное свое барахло. Все-таки воином быть лучше, чем рыбаком, и отдельная каменная келья тоже даст фору деревянно-тростниковому круглому дому с семьей в шесть душ.

6

Потихоньку обживаюсь у майя, учу язык и обычаи. Времени на это хватает. С наступлением темноты я заступаю на дежурство вместе с остальными воинами-ягуарами. У меня пока нет постоянного места, на подмене в разных караулах. Обычно двое в компании собак стоят на посту на стене над воротами, а остальные кемарят внизу, потом меняются. Время пересменки определяют по звездам, если видны, или по наитию. Делать во время дежурства на стене нечего, так что болтаем, и я имею интенсивную разговорную практику, благодаря чему быстро учу язык аборигенов. Одно из первых, что узнал, было то, что называют они себе не майя, а виникоба (люди).

С учетом сна в полуденную жару я не шибко устаю на службе. После дежурства отправляюсь в казарму, где на завтрак жидкая кукурузная каша, наперченная от души, и фрукты в неограниченном количестве. Семейным воинам выдают продуктовый паек, а для тех, кто живет в казарме, готовит повар. Ужин намного обильнее и разнообразнее, чем в семье рыбака. Мои сослуживцы постоянно берут с собой на дежурство фрукты или что-нибудь посерьезней, угощают меня. Я делюсь с ними тем, что подстрелю на охоте и приготовит повар.

Верховный жрец отдает нам часть налогов, полученных с крестьян, рыбаков, ремесленников и торговцев. Вклад последних самый существенный, потому что город является очень оживленным торговым центром. Сюда приходят купцы с товарами из глубины полуострова Юкатан, чтобы обменять их на соль и вяленую рыбу, и приплывают с разных мест побережья Карибского моря, чтобы приобрести у горожан в первую очередь обсидиан, во вторую сопутствующий ему, темно-красный порфир, месторождение которых находится неподалеку, где точно, пока не знаю. От меня не скрывают, показывают на запад и говорят, что где-то там. Я прошел по дороге в ту сторону километров пятнадцать, но так и не нашел. Наверное, надо было свернуть на какую-то из тропинок. Знать бы, на какую, потому что их десятки на километр с каждой стороны дороги. Из обсидиана изготавливают оружие, вставляя небольшие куски в торцы деревянных «вёсел». Называется оно макуавитль. Как я догадался, рубить им можно, но не нужно, потому что обсидиан ломкий, поэтому наносят режущие удары. Представляю, какие будут раны, ведь обсидиан можно сделать тоньше скальпеля. Еще из него делают ножи и изредка, потому что могут позволить себе такое только богатые люди, наконечники для копий и дротиков. Порфир считается драгоценным камнем, из которого делают разные украшения, статуэтки и даже посуду — чаши и тарелки.