Спецхран (СИ) - Прягин Владимир

Ну, допустим, за неимением других версий…

Хотя, конечно, объяснение шито белыми нитками — наверняка должно быть что-то ещё, о чём умолчал этот хренов манипулятор.

И, кстати, теперь хотя бы понятно, почему электричка не остановилась на Третьем километре. Этой платформы ещё просто не существует, её построили где-то в восьмидесятых, если память не изменяет…

— Чего сидишь? Выходим, приехали.

Оторвавшись от окна, Алексей посмотрел на тётку в форменной юбке и светлой блузе. Тётка стояла рядом в проходе, а интонация у неё была обвинительная. В первый момент он даже испугался — милиция, но тут же сообразил — МПС.

— Да, — пробормотал он, — спасибо, сейчас иду.

Этим она удовлетворилась и перешла в следующий вагон — выгонять других слоупоков. А он поднялся, добрёл на ватных ногах до тамбура и вышел-таки наружу.

На соседний путь тоже заползла электричка — пустая, только что из депо. Сейчас ей предстояло отправиться в сторону Пятигорска и Кисловодска. В неё погрузились все, кого Алексей разглядывал из окна. Двери она открыла с двух сторон сразу, и он тоже заскочил в её тамбур.

Подумал — вот и отлично. Сейчас поедет обратно, настроится нужным образом и прыгнет домой, в свои нулевые. Посылку он не доставил, жаль, но тут явный форс-мажор, а то и кидалово со стороны заказчика, не предупредившего, что в прошлое можно провалиться так глубоко…

Электричка не отправлялась. Заходили новые пассажиры, рассаживались в салоне. Никто из них не спешил — до отъезда, видимо, оставалось ещё достаточно времени.

Алексей стоял в тамбуре и смотрел на перрон, к которому подступали деревья. Прямоугольный дверной проём казался ему экраном, а происходящее снаружи — фильмом в 3D, сверхреалистичным, наполненным летней зеленью и солнечным светом, запахами и звуками. А ещё, несмотря на вокзальный шум, оттуда веяло сонной дрёмой, тягучим пыльным спокойствием…

Это напоминало дверь в детство.

И он подумал — почему бы и нет? Можно ведь задержаться в городе на часок, пройтись по знакомым улицам. Понаблюдать, не вмешиваясь, а затем спокойно уехать. Электрички здесь ходят часто, с этим проблем не будет.

Он, правда, не из тех, кто ностальгирует по советской эпохе. И не историк-энтузиаст, который отдал бы, может, полжизни за такую экскурсию. Но любопытства-то отнюдь не лишён, тем более что работает в прессе. И не будет потом себя уважать, если сейчас проигнорирует шанс.

Ведь прошлое — вот оно, в шаговой доступности, в самом буквальном смысле этого выражения…

— Осторожно, — произнёс голос из динамика, — двери закрываются.

Створки сдвинулись — но за секунду до этого Алексей шагнул на перрон.

Постоял, глядя вслед уползающей электричке, и перевёл дыхание. Было опасение, что об этом порыве он ещё пожалеет, но теперь предстояло действовать в парадигме, смысл которой передавался двумя словами: «Поздняк метаться».

Он сел на лавку под деревом и прикинул расклад.

Итак, из плюсов — он увидит невероятное.

Из минусов — он здесь нелегально. Документов нет, как и советских денег, зато в сумке — целая пачка баксов. Если вдруг обыщут менты, пришьют валютную спекуляцию, а то и прямиком шпионаж, учитывая отсутствие паспорта.

Хорошо хоть, застой — времена сравнительно травоядные, на улице просто так шмонать не должны. Рожа-то у него вполне местная…

А вот насчёт одежды — вопрос. Джинсы у него, к счастью, без художественных потёртостей и нашлёпок. Импортные, мажорские по здешним понятиям, но вряд ли их можно назвать экзотикой. Не расклешённые, правда, но хотя бы не узкие. В дополнение к ним — чёрные мокасины без шнурков, простая рубашка. Не худший вариант, в общем.

Стрижка слишком короткая, однако вроде не зэковская. Будем считать, «под бокс». Он, типа, спортсмен, если спросят. Ну, или совсем уж упоротый комсомолец, который на дух не переносит волосатиков-неформалов. Знать бы ещё, бывают ли комсомольцы возрастом за тридцатник…

Блин, всё-таки стрёмно таскать валюту с собой. В камеру хранения сунуть? Ага, фиг там, она платная…

А ещё не мешало бы уточнить, какой сейчас год. Скорее всего — семьдесят восьмой, если сдвиг и вправду идёт с десятилетним шагом. А дата — двадцать третье июня, по этой логике. Хотя в практическом плане это ничего не даёт.

Он встал и двинулся к выходу на привокзальную площадь.

Здание вокзала выглядело в целом привычно. Может, стены были окрашены чуть иначе, но Алексей не взялся бы утверждать.

Едва он вышел из тени, как солнце окатило его волной сухого южного жара. Было градусов тридцать минимум. Он закатал рукава рубашки и пожалел, что не купил перед отъездом воды в дорогу. Впрочем, может, оно и к лучшему — пластиковая бутылка из будущего смотрелась бы сейчас подозрительно.

Подумав об этом, он вдруг услышал низкое гудение справа — точно такое же, как недавно в Москве, на Ленинградском вокзале. Алексей посмотрел в ту сторону, но там не было ничего, кроме пустых перронов.

Он повернулся к площади.

Она имела форму квадрата, а её середину, как и в будущем, занимал квадратный же скверик с деревьями и газоном. По периметру парковались машины. Наличествовали вазовские «копейки» и «трёшки», две двадцать первые «волги», четыреста двенадцатый «москвич» и ещё пара детищ АЗЛК, совсем уже антикварных. Подъезжали автобусы, надсадно ревели и плевались выхлопным дымом — «лиазы», охристо-жёлтые, с приоткрытыми крышками моторных отсеков спереди. Из-за этих крышек они напоминали собак, вываливших языки от жары.

Ещё возле вокзала ждало такси — тоже «волга», но более навороченная, двадцать четвёртая. У неё даже были шашечки. Пожилой водитель-кавказец, стоя рядом с машиной, присматривался к выходящим с вокзала. Но Алексей, встретившись с ним взглядом, отрицательно качнул головой и прошагал мимо.

Он пересёк скверик наискосок, озираясь.

Площадь окружали невысокие здания в три-четыре этажа. Архитектурных различий с будущим он всё так же не замечал. Разве что фасады выглядели уныло — исчезли (или, точнее, ещё не появились) пёстрые вывески и рекламные баннеры. Но магазины были — «Дом торговли», к примеру, справа и продовольственный напротив вокзала.

Улица Ленина, вопреки советским традициям, не считалась здесь главной и уходила с площади незаметно, параллельно железнодорожным путям. А витриной служила улица Двадцать второго партсъезда, по которой и зашагал Алексей. Тенистая аллейка шла по её оси, между автомобильными полосами.

Солнечные лучи застревали в кронах. Деревья вообще вели себя по-хозяйски в жилых кварталах — росли на каждом шагу, бесцеремонно заслоняли дома. Царили пирамидальные тополя, зелёные свечки. Если бы Алексей приехал на месяц раньше, то застал бы метель из тополиного пуха. Да и сейчас на клумбах ещё лежали грязно-белые клочья.

Он подошёл к пересечению с улицей Карла Маркса. С высокого постамента, сунув руку в карман, обозревал окрестности Ленин. Вид у него был хмурый — на другой стороне дороги раскинулся частный сектор, одноэтажный и ветхий.

Рядом с Ильичом, как ни странно, располагался не горком, а почтамт. Горком же прятался чуть поодаль, и пришлось свернуть с главной улицы, чтобы его рассмотреть. Трёхэтажное здание из розовато-серого камня с полуколоннами стояло незыблемо. На треугольном фронтоне виднелся советский герб; красный флаг обвис в горячем безветрии.

Алексей спросил себя — что теперь?

Можно пройтись и дальше по Двадцать второго партсъезда, к кинотеатру «Октябрь» — он там бывал советским ребёнком, запомнил сквозняки в зале и деревянные откидные сиденья. Можно прогуляться по Карла Маркса — там будет городской парк, ДК железнодорожников и колхозный рынок. Но даже хронотуристу это не особенно интересно.

А если вместо этого…

Мысль крутилась у него в голове с момента приезда в город — он отгонял её из суеверного страха, но она возвращалась снова и снова. И вот сейчас она завладела им окончательно.

Он решил сходить к дому, где прошло его детство.