Зарница - Сергей Александрович Милушкин

Ребята обступили мокрого командира, стараясь подойти как можно ближе и увидеть — что же творится с фантастическими часами «Casio», которые, конечно же, не могли сломаться, потому что японские часы не ломаются.

Витя протиснулся между Леной и толстяком Марченко, загородившем собой весь обзор, встал на цыпочки, вытянул шею и только тогда увидел запястье и электронный циферблат, на котором, словно испуганные, дрожали цифры:

«13:37:59».

Резкий вздох заставил всех вздрогнуть. У Вити от этого звука зашевелились волосы на затылке — ему показалось, будто бы из озера на твердую землю выбралась здоровенная ящерица черного цвета и теперь она вдруг заняла сидячее положение и смотрела на компанию огромными испуганными глазами.

Шаров отступил на шаг. Ребята столпились позади него и молча наблюдали, как Червяков, покачиваясь, словно пьяный. занял более-менее устойчивое положение сидя на тропинке. Потом он медленно повернул голову и взгляд его наткнулся на одноклассников.

Мгновение он о чем-то думал, губы сжались, на лбу проступила грязная морщинка, которая быстро разгладилась.

Витя почувствовал, как Лена нашла его кисть и сжала в холодной руке. Каждый из них понимал, что этот задиристый хулиган своей выходкой чуть не убил их всех, а с другой стороны, на него жалко было смотреть. В глазах Червякова застыл отблеск жуткого, потустороннего страха, будто он стал свидетелем и прямым участником страшного события, в корне изменившего всю его жизнь. Впрочем, скорее всего, так оно и было.

— К…х… — вырвалось из груди второгодника. От этих прерывистых, сиплых, с трудом покидающих часто вздымающуюся грудь звуков Витя похолодел. — К…х… к-какой с-сейчас г-г-год?

Витя посмотрел на Шарова, их взгляды пересеклись и на какое-то мгновение они снова оказались там, на стадионе — один на трибунах для болельщиков, другой — на беговой дорожке.

В глазах Шарова промелькнул страх, и он спешно отвел взгляд.

— Кажется, у него сотрясение, — сказал командир. — Ему может стать хуже. Нужно поторапливаться.

Верхушки высоченных сосен над ними зашумели и шум этот был протяжным, полным тревоги и грозных предзнаменований.

2010 год

Полумрак палаты никак не рассеивался и хотя со стороны приоткрытой двери в комнату падал приглушенный свет, он все равно ничего не видел.

Вытянув руку, он сделал шаг и когда неясное пятно, которое он принял за шкаф, или занавеску, чуть шевельнулось, внутри все оборвалось. Ноги подкосились и ему стоило больших трудов устоять на месте.

Белое исхудавшее лицо с огромными блестящими глазами застыло прямо перед ним.

— Ты… — услышал он тихий голос. — Ты все-таки пришел?

Виктор не смог ответить, в горле застрял ком, а на глаза навернулись слезы.

— Что… что он с тобой сделал? — прошептал чуть слышно.

Позади раздался шум. В дверях показалась мужская тень и Лена, закрывшись руками, попятилась. На ее лице застыл почти первобытный ужас.

— Нет… — услышал Виктор ее голос. — Только не уколы… Пожалуйста!

Волна ненависти пронзила его, заполнив жаром грудную клетку. Руки горели, точно их облили бензином и подожгли. Виктор медленно повернулся, рассчитывая проломить доктору череп, но позади тут же возник Шаров. Майор положил тяжелую руку на плечо профессора и глядя на Виктора произнес:

— Разборки отложим на потом. У нас минут пять-семь, может быть десять, пока они не взломают двери.

Виктор почувствовал, как на шее бьется тугая жилка.

— Я с тобой еще поговорю, — сказал он медленно.

Инин кивнул, улыбаясь одними губами.

— Конечно. А сейчас лучше делать то, что говорит майор. Иначе…

— А если ты нас дуришь⁈ Что если все твои слова — ложь, и ты снова добиваешься каких-то своих целей?

Лицо Инина стало непроницаемым. Одни глаза сверкали черными угольками.

— Я бы мог сделать так, чтобы ты не вышел из своей колонии. Легко. Шаров подтвердит.

Майор переступил с ноги на ногу и пожал плечами.

— С вашей должностью вполне допускаю такой вариант. Это не так уж дорого бы обошлось.

— Это нет ответ, — зло бросил Виктор.

Вдруг позади него раздался голос.

— Он говорит правду.

Виктор перевел взгляд с профессора на Лену и удивленно вскинул брови.

— Правду?

— Если мы не поможем сами себе, то не вернемся оттуда, понимаешь? Я знаю. Я видела.

Что-то в ее голосе заставило Виктора поежиться. Может быть, и сообщение для него в одноклассниках и вообще все происходящее — четко спланированная операция сумасшедшего доктора? Но даже если и так… разве не вернулся бы он за Леной, узнав, где она находится? Разве не попытался ее вытащить из лечебницы любой ценой? Получается, что так. Только понятно, что прийти среди бела дня в охраняемую больницу и сказать: «У вас тут случайно Лена Евстигнеева не лежит? Лежит? Тогда не будете ли вы любезны сообщить ей, что у нее посетитель? Не будете? А почему?» — не вышло бы. Возможно, Лена писала ему, зная, что профессор читает ее сообщения, возможно у нее просто не было другого выхода. Или… она действительно знает… И, если она уверена, что без помощи отсюда, из будущего, их маленькому отряду партизан из 6 «Б» никогда не выбраться из рокового сорок первого… разве не попытается спасти ребят? Он бы сделал точно так же.

— У тебя есть во что одеться? В белом халате ты слишком заметна, — быстро сказал майор.

Лена покачала головой.

Инин повернулся боком, посмотрел на майора и сказал:

— Сейчас принесу. В хозпомещении уборщицы оставляют халаты, — не спеша он направился в дальний конец коридора и Шаров пошел за ним.

Виктор понял, что они с Леной остались одни. Он давно репетировал это мгновение, представлял, как оно могло бы выглядеть, что скажет ей, что ответит она — но все слова выветрились из головы. Он стоял как школьник в тот день, когда впервые понял, что не может без нее жить. Тогда это представлялось именно так и с тех пор, он это ясно осознал, ничего не изменилось.

— Витя… — послышался ее голос.

Он вздрогнул.

Она бросилась к нему, обняла за шею. Ее худое тело под белым бесформенным халатом дрожало как осиновый лист.

— Ты все-таки пришел… Я не думала, что ты…

— Лена… — сказал он и больше ничего добавить не смог.

В коридоре послышались голоса Шарова и Инина.

— У нас очень