Елена Горелик - Стальная роза

– Я хочу исправить хотя бы то, что могу, – маленькая девочка, говорящая с серьёзностью взрослой женщины, выглядела не то что странновато – даже немного пугающе.

Яна молча выложила куски рыбы в вязком тесте на сковороду, подлила масла. Раздалось тягучее шипение, заглушившее радостное урчание кота, наевшегося рыбной мелочи.

– Мы обсудим это чуть позже, хорошо? – сказала она, аккуратно переворачивая кусочки на сковороде, чтобы поджарились равномерно. – В любом случае одна ты точно никуда не пойдёшь.

– Но почему, мам? Я же могу…

– Потому что ты моя дочь. А я – твоя мать. И это не игра такая, это всерьёз.

– Да, это всерьёз, – вздохнула Юэмэй.

– Дай мне миску, пожалуйста.

Яна поджаривала рыбу по своему рецепту, но с ханьской спецификой: местная кухня не одобряла сильно прожаренных продуктов. Потому кусочки были маленькие, и жарить их полагалось быстро. Исходящая ароматным дымком кучка была выгружена в миску и полита острым белым соусом.

– Готово. Можно подавать к столу.

– Мам, – Юэмэй, взобравшись на скамейку, сняла с полки чашки и палочки. – Не сердись на меня, ладно?

– На тебя сложно сердиться, – вздохнула Яна.

– Знаешь, раньше я думала, что сама выбрала вас с папой, – продолжала девочка. – А теперь не уверена. Может, наоборот, это вы меня выбрали?

– Не самое лучшее время для философских дискуссий, – проворчала Яна, аккуратно поднимая поднос. – Пойдём, солнышко, пока папа с братиками без нас не оголодали.

Мужская часть семьи Ли воздала должное стряпне Яны: рис под эту рыбу пошёл на ура.

Лишь незадолго до заката Яна урвала полчаса времени, чтобы порасспросить дочь насчёт персоны, с которой, скорее всего, придётся иметь дело.

– Кацуо, говоришь? – мать и дочь переговаривались на кухне шёпотом, чтобы не побеспокоить Хян, которая пряла шерсть в каморке через стеночку. – А поподробнее можно? Кто такой, чего от него можно ждать.

– Сугимото Кацуо, – напомнила Юэмэй. – Опасный тип. Из самурайской семьи, по молодости вляпался в якудза, откуда его и вытащили… эти… Ну, орден. Сейчас ему должно быть за пятьдесят… Да, сорок шесть плюс семь лет – как раз пятьдесят три. Семь лет назад он уже был вторым лицом в… ордене. Если ничего не изменилось, он придёт к нам сам.

– Любит полевую работу?

– Умный и деятельный – по классификации прусских офицеров. Такие всегда обречены быть вторыми, после умных и ленивых. Он опасен тем, что никогда ни с кем не делится своими истинными планами и привык за важными делами присматривать лично. Хорошо, если он решил уладить дело миром. Если решил… что-то другое, выполнит сам, никому не поручая.

– Ему это нравится?

– Нет, он считает это своим долгом. Он же японец.

Уж кто-кто, а Яна с некоторых пор хорошо знала разницу между западным и восточным понятием «долг». И восточное понятие было больше похоже на идею-фикс, когда некоей цели подчинялась вся жизнь человека, а иной раз и всего его потомства. Да уж, повезло, называется. Японец, подчинённый своему долгу, – ещё тот подарочек.

– Ты несколько раз сказала слово «орден» с заминкой, – Яна не преминула отметить ещё одну деталь. – Почему? Не знаешь, как они себя называют?

– Они себя никак не называют, – вздохнула Юэмэй. – Считают, что имена для организаций – это забава для…

– …для быдла, – Яна угадала недосказанное по неловкой заминке дочери. – Ты не стесняйся, доченька, твоя мама на редкость циничное существо, чтобы её можно было смутить такими словами.

– Теперь верю, что ты пять лет была начальницей фирмы, – хмыкнула Юэмэй. – Ладно, я пошутила. Не знаю, как, когда и в какой роли Кацуо придёт сюда, но я почти уверена, что это будет он сам.

– Что он ценит в людях, которые к этому ордену не относятся?

– Насколько они могут быть ему полезны. Он, в общем-то, всех так оценивает, не только чужих. От тебя ему нужен только ключ.

– А он может догадаться, что с ключом… что-то не так?

– Если я буду рядом – нет. Он почувствует. Почувствует меня, а будет думать на эту серебрушку… Ты помнишь монаха в Чанъани? Он пришёл, чтобы почувствовать ключ, и…

– Понятно. Ты была рядом.

– Он не должен ничего заподозрить. Иначе всем нам будет плохо.

– Хм… – усмехнулась Яна. – Учить меня, как вести деловые переговоры, чтобы заказчик не почуял подвох, слава богу, не нужно.

– Клиент на этот раз будет сложный. Он почует ложь. Это один из его талантов.

– Заказчикам я тоже никогда не лгала. Всего лишь не всю правду говорила… Надеюсь, этот многогранный талант не умеет читать мысли?

– Не умеет… И слава богу. Иначе я бы не смогла вырваться.

Тихо зашуршала входная дверь. Мать и дочь замолкли и прильнули к щели. В вычурной, шелестящей дорогой тканью фигуре обе сразу же узнали Таофан. Где гуляла, что делала – неизвестно. Сама она не докладывала, а спрашивать с неё отчёт имел право только взрослый сын. Хотя Яна не отказалась бы немного позлоупотреблять правами хозяйки дома и учинить родственнице допрос… Судя по нервной, дёрганой походке, дела её шли не лучшим образом. От старика Лю Яна уже вызнала, что Таофан ходила на поклон к местному чиновнику. Стало быть, дела с наймом прислуги не заладились до такой степени, что пришлось обратиться к властям. Поскольку сейчас рабов в Бейши можно было купить лишь по случаю, да и те, мягко говоря, не всегда соответствовали требованиям, помощь чиновника была бы очень кстати. В дом без прислуги тоже можно было бы переехать, но почтенная вдова, выросшая в богатой купеческой семье, не умела готовить, а кулинарному искусству невестки не доверяла. Да и сама Сяолан не желала превращаться в служанку при свекрови. Поэтому, несмотря на недовольство Юншаня и уже явное нарушение сроков, отводимых на нахождение в гостях, семейство Чжоу продолжало обитать в доме семейства Ли.

– Опять ни с чем, – прошептала Яна, проследив за ней. – Сейчас начнётся…

– Может, хватит уже ей сестричку пилить? – так же шёпотом ответила Юэмэй.

– В самом деле… Думаю, пришло время для серьёзного разговора. Плод созрел.

Плод, судя по всему, не только созрел, но и малость перезрел.

Из-за двери доносился приглушённый, но от этого не менее раздражённый голос Таофан, клявшей всё на свете. Досталось и «этому захолустью», и «негодным чиновникам», на которых она всенепременно пожалуется, и «непочтительным простолюдинам», упорно не желавшим наниматься к ней в услужение, и сыну с невесткой, и пищащему младенцу. Злословием были обойдены лишь хозяева дома, и то только потому, что это было бы совсем уж вопиющим нарушением установлений. Суеверия насчёт неблагодарных гостей тоже бытовали, нарушать законы гостеприимства не рисковал ни один уважающий себя представитель торгового сословия. Но вскользь досталось и Юншаню с женой, как представителям сословия ремесленного, стоявшего в иерархии империи на одну маленькую ступеньку ниже купцов.

– Вы снова не наняли слуг, матушка. – Яна услышала негромкий, но твёрдый голос Ливэя. Он не спрашивал: констатировал факт. – До каких пор это будет продолжаться? Сколько ещё времени мы будем обременять достойных людей?

– Но что же мне делать, сынок? – сокрушалась Таофан. – Я пыталась нанимать сама и через посредника. Едва чернь узнаёт, что найм идёт от моего имени… Можно подумать, мы прокляты.

– Не могу судить, так ли это, матушка, но отныне наймом буду заниматься я…

– Сынок, ты же слаб ещё, куда тебе?

– …или моя жена, – Ливэй закончил недосказанную фразу. – Вам же следует отдохнуть, матушка. Нас постигло большое горе. Я желаю принести в храм дары в память об отце и хочу посоветоваться с вами насчёт этого. Но забота о доме и семье отныне лежит на мне.

– Сынок, как ты можешь! Ведь я же твоя мать! Я… Ты… Что сказал бы отец?!

– Что главой семьи должен быть мужчина. Не спорьте, матушка, я не хочу, чтобы вам сделалось дурно…

Яна на цыпочках, стараясь не шелестеть напольными циновками, тихонько вернулась на кухню. Юэмэй мышкой скользнула к ней.

– Кажется, вмешательство не требуется, – с усмешкой проговорила мать. – Если Ливэй до завтра не сдастся – всё, мамаша потеряла власть.

– Как много зависит от матери… – по-взрослому вздохнула малышка. – Моя прежняя мать… Если бы она была хоть вполовину такой, как ты, я бы не сделала тогда большую глупость и не выбрала дворец.

– Постой, разве император позволил тебе выбирать?

– Я ему очень понравилась, и он был незлым человеком. Он сказал: мол, выбор за тобой. А что такое императорский дворец для деревенской девчонки? Это красивые наряды, драгоценности, высокое положение, собственные слуги… И чем всё обернулось?.. Мать не сумела воспитать меня сильной духом, а я не старалась такой стать, пока не получила от судьбы по голове. Теперь буду умнее.

– Предпочтёшь хижину дворцу? – лукаво усмехнулась Яна.

– У жены кузнеца больше свободы, чем у императорской наложницы.