Ник Перумов - Странствия мага (Том 1)

Какое тут небо – никогда не знавшее и следа Смертного Ливня. Какая тут земля – по которой так легко ступать, потому что она, земля, не предала, в целости и сохранности сберегла для него след Видящей.

Сеамни Оэктаканн, Тайде, Видящей народа Дану, единственной женщины Императора Мельина. Похищенной неведомой призрачной тварью, утащившей Дану в Разлом, куда за ней, отринув Империю, забыв про трон, последовал Император.

Разлом, чудовищный шрам, оставленный бушевавшей в его родном мире магической войной, привёл его сюда, под неведомое солнце, на неведомые берега, в океаны чужого воздуха, навстречу неведомым опасностям и врагам – однако Императору до этого не было дела. Он смотрел вокруг, он неумело наслаждался окружавшей его живой красотой – но при этом он шёл по следу. По чёткому следу Тайде. Разумеется, этот след не имел ничего общего с отпечатками ног на влажном песке – след был, конечно же, магическим.

Ярость Деревянного Меча, Иммельсторна, оружия возмездия народа Дану, едва не разорвавшая в клочья родной мир Императора, оставила слишком глубокие ожоги на душе девушки-Дану, вчерашней рабыни, носившей позорный ошейник. Именно ярость отравила то, что могло составить счастье двух душ – человеческой и Дану – в невообразимо далёком ныне мире Мельина.

Тайде не могла остановиться. Слишком близко подошла она к тем самым пропастям и безднам, заглянуть в которые не осмелится ни один маг. Туда, где, за тонким, хрупким барьером неведомых сил, ярятся дикие, безумные создания, в чьей власти рвать плоть миров так же легко, как человеку – мягкую краюху тёплого хлеба. И она словно бы ждала возмездия – за недозволенную даже Перворождённому смелость. Ждала с того самого мига, когда на смертном поле под Мельином судьба властно вырвала ее, опьянённую жаждой убийства хумансов, из рядов войска Дану и бросила навстречу ему, Императору, предводителю её злейших врагов…

Там, на поле битвы, и началась их любовь.

Император шёл быстро. Он оказался в новом мире не совсем, конечно, чтобы налегке, но всё-таки без больших запасов. Ему пришлось смастерить себе лук и острогу – стрелы сбивали с ветвей больших сине-алых птиц, которых Император целиком запекал в углях, осторога вонзалась в темнопятнистые спины рыб, обитавших в попадавшихся на дороге Императора речках.

Конечно, в тёплых, кишащих мелкой живностью лесах хватало и иных обитателей, из того разряда, что предпочитают плоть каким-то там веткам и коре. Императору встретились и они. Однако громадный, причудливо раскрашенный тигр с торчащими из верхней челюсти исполинскими, сабельной длины, клыками только зарычал на странного пришельца, вскинувшего вверх сжатый левый кулак, на котором красовалась, матово поблёскивая, магическая белая латная перчатка, дар странного и коварного племени Созидателей Пути…

Тигр внезапно поджал хвост и как-то робко, бочком, бочком, поспешно убрался в заросли, не сделав и попытки напасть. Магия латной перчатки была всё ещё жива, несмотря на чужое небо и чужое солнце на нём.

Люди Императору не встречались. Дикие чащобы пересекали не просеки, а звериные тропы. Здесь не гулял топор дровосека, рыбаки не закидывали сети в здешние озера, и на господствующих высотах не высились дозорные вышки с бдительной и неусыпной стражей. Император был один в девственных лесах; у него – наверное, впервые в жизни – не было явного и открытого врага. Он боролся с расстояниями, но сильные ноги не подводили – за день он покрывал до десятка лиг.

Он ничему не удивлялся. Ни тому, что может дышать воздухом чужого мира так же, как в своём, что земная тяга здесь такая же, как в Мельине, что здесь такое же солнце, а по ночам на небосвод величественно выплывает большая луна – правда, в отличие от ночного светила Мельина, здешняя луна имела какой-то оранжеватый оттенок и по-другому расположенные пятна – собственно говоря, только это и убеждало Императора, что он именно в чужом мире, а не где-нибудь на задворках Мельина.

След он чувствовал постоянно. Чувствовал боль отчаяние и ужас Тайде и мысленно по десять раз на дню давал себе страшную клятву отомстить её похитителям так, что их крики и вид их мук заставят содрогнуться и небо, и землю.

Насколько мог судить Император, существо, похитившее Тайде, направлялось на северо-запад – опять же, если принять, что стороны света здесь расположены точно так же, как и в Мельине.

Разумеется, его появление не могло пройти незамеченным – и притом не только неразумными хищниками, видевшими в нём только странную двуногую добычу, ходячий кусок мяса. Леса кишели и бесплотными существами – иные из них были совершенно безопасны и сами первыми улепётывали с его дороги, как, например, мелкие лесные духи, обитатели крон и подкореньев; другие долго тянулись за ним, жадно пялились в спину, выжидая удобного момента, чтобы напасть. Таким он, когда кончалось терпение, просто показывал белую перчатку, до сих пор полную нерастраченной магической силы, – и лесные тени поспешно отступали, втягиваясь обратно в свои дупла, забиваясь в логова и бормоча ему вслед всякие нелестные слова. Но, разумеется, ни один из них не решился предложить ему честный бой – или хотя бы ударить в спину.

Был седьмой день его пути сквозь леса, когда ему наконец встретилась живая душа – хотя вернее будет сказать, что душа-то как раз была более чем мёртвой.

Уже со вчерашнего дня Император чувствовал за собой слежку, и на сей раз это был не какой-нибудь мелкий лесной призрак. Нет, за Императором шёл некто, не обделённый ни силой, ни хитростью, ни отчаянностью. Внимательный, чуткий и осторожный. Такой не попадётся в простенькую ловушку наподобие ловчей ямы, не стоит даже и пробовать – только зря дашь ему понять, что ты настороже и ожидаешь нападения. Император шёл как ни в чем не бывало – но правая рука его не отрывалась от белой кости, плотно облегавшей левый кулак. Самое надёжное оружие, вернее меча и стрелы. Судя по всему, обитатели этого мира тоже это чувствуют – иначе уже давно попытали бы счастья.

Этот седьмой день выдался труднее предыдущих. Местность начала понижаться, величественные лесные исполины и твёрдая почва под ногами уступали место мягко хлюпающему покрову болотных трав, источавших дурманные пряные ароматы. Замелькали чёрные лужи, где буйно цвели невиданных размеров громадные кувшинки и лилии – точнее, цветы, очень похожие на кувшинки и лилии. Замельтешила мелкая болотная живность, всякие там лягушки и ящерицы; тонкие оранжево-чёрные змейки деловито засновали среди зарослей тростника, на густых лианах с мясистыми зеленоватыми листьями расселись какие-то странного вида пичуги, точнее, не птицы даже, а что-то вроде не то лягух, не то ящериц с крыльями, словно позаимствованными у летучих мышей. Голубые, красные, розовые хищные цветы охотились за толкавшимися в воздухе насекомыми. Из зарослей, там, где странные местные родственники ветвистого бамбука были переплетены лианами настолько густо, что не оставалось и малейшего прохода, то и дело раздавались необычные вздыхающе-чавкающие звуки, а время от времени долетали глухой рёв и плеск, словно там в болотной жиже ворочалось и рычало какое-то животное.

Император обнажил меч. Самым разумным было бы вырубить себе надёжный и толстый шест – не очень-то благоразумно разгуливать по топям неведомой глубины в тяжёлых пластинчатых латах, но Император чувствовал – со здешними обитателями спор будут решать мгновения, и их может не оказаться – не оказаться на то, чтобы успеть бросить слегу и вырвать оружие из ножен.

Изрядно выбившись из сил. Император одолел примерно полторы лиги и остановился отдохнуть на небольшом островке посреди бескрайних густо заросших топей. Островок этот казался последним форпостом настоящих лесов, оставшихся за спиной Императора, – здесь к небесам поднималось одно-единственное, но зато настоящее дерево из тех, что не обойдёшь и за пятьдесят шагов.

Император с наслаждением выбрался на твёрдую землю. Впереди среди живых зелёных берегов текла неширокая речка, вся покрытая громадными, как пиршественное блюдо, плоскими листьями лилий с острыми загнутыми краями – ну точно блюда, срывай и подавай на стол! Как перебраться через речку – тоже задачка, но об этом он подумает после. Отдохнуть, отдохнуть, отдохнуть…

Он даже не стал разжигать костра, что раньше делал всегда – не для того, чтобы согреться, а на тот случай, если пожалует кто незваный. Просто привалился спиной к тёплому шершавому стволу, положив меч поперёк колен. Прикрыл глаза. Со стороны могло показаться, что усталый путник просто беспечно спит.

Впереди послышался осторожный шорох, на самом пределе доступного человеческому уху. Такое не под силу даже зверю. Даже тигр не может подобраться к жертве совершенно бесшумно. И девятьсот девяносто девять из тысячи не услышали бы этот едва различимый шорох.

Однако Император был именно тем самым, тысячным.