Александр Прозоров - Воин мрака

Полная, абсолютная тишина, темнота, отсутствие тепла и холода, невесомость, неподвижность. Небытие… Небытие, полное страшной боли во всем теле и удушья, рвущего легкие.

Мысль о том, что такой отныне и станет его вечность, заставила молодого человека дернуться – и тут же закричать от нестерпимой боли. Крик ударил по ушам, голова с легким похрустыванием качнулась назад, острейшая резь пронзила все тело от головы до пят – и ведун горько рассмеялся:

– Если вы проснулись и у вас ничего не болит, значит, вы умерли…

Мысль о том, что он еще жив, Середина приободрила. Он еще раз откинул голову, потом с силой ударил вперед, покачал плечами, подергал руками, чуть согнул и разогнул ноги. Мир вокруг поддался, стал слегка расступаться в тех местах, куда приходились толчки… Впрочем, судя по прохладе, которую ощутил лоб, мир вокруг был отнюдь не вселенским небытием, а просто снегом. Похоже, смерч поднял путника, жахнул о землю и засыпал сверху всем, что прихватил по дороге.

– Надо мной, наверное, этого снега целая гора! – произнес Олег, разгоняя безмолвие.  – Странно, что не раздавило. И не задохнулся. По совести, я уже давно достоин золоченой чаши, которую приносит павшим прекрасная богиня Мара…

Сказал – и вспомнил слова своей неповторимой избранницы. Богиня пообещала, что больше никогда не придет на его зов. А если так, то даже переломай он все кости, задохнись и будь раздавлен – смертной чаши ему не видать.

– У меня есть для тебя два известия, Олежка, – опять в голос произнес ведун.  – Одно хорошее и одно плохое. Хорошее в том, что здесь ты не умрешь. А плохое в том, что ты не умрешь, даже если не сможешь выбраться, и останешься погребенным заживо навсегда.

Это известие заставило Середина снова забрыкаться, сминая и утрамбовывая окружающий снег. Вскоре вокруг образовалась полость уже вполне изрядных размеров, после чего дело застопорилось: уплотнившаяся корка ударам больше не поддавалась. Впрочем, руки к этому времени успели освободиться вполне достаточно, чтобы нащупать и вытянуть из ножен косарь. Перед клинком снег устоять не смог – Олег стал резать его ломтями, расчищая место вокруг груди, распихивая получившиеся куски к ногам и вниз.

Низ, по воле смерча, оказался у путника под левым боком.

Отвоевав еще немного свободного пространства, Середин скинул с плеч упряжь, после чего подтянул ноги и, борясь с болью, стал прорезать и пробивать лаз в сторону и вверх под острым углом.

Сколько ушло времени на работу – он не знал. Может, час, а может, и несколько дней. Замурованный в снежной горе ведун оказался наедине с вечностью. И только когда после очередного удара ножом вперед в конце норы блеснули звезды, молодой человек неожиданно понял, что смертельно устал, а еще сильнее – голоден.

Присев на краю норы, на высоте примерно трех саженей над лесом, Олег достал из-за пазухи рыбешки. Не торопясь съел, благо после недавнего смертного мрака даже звездный свет казался ярким. Отер ладони о наст и забрался обратно в нору, в которой было куда теплее.

Еще два дня у него ушло на выкапывание саней. Дело оказалось муторным: сперва найти их по длинным постромкам, потом обкопать и утрамбовать вокруг достаточно большую пещеру, разобрать вещи…

Сами сани смерч изрядно переломал – полопались и полозья, и борта, вырвало и унесло мешок с запасной одеждой и кошмой для сна, попоной и прочими обиходными мелочами, изрядной частью провианта, собранными в пути немудреными заготовками для колдовских зелий. Зато уцелел заплечный мешок с котелком, кольчугой, деньгами и зеркалом, мешочек с вяленым мясом и две промороженные заячьи тушки.

«Ну, теперь не пропаду», – решил ведун, складывая спасенные вещи в заплечный мешок, а набив под завязку – полез из своей горы.

Отправляться в путь Середин не торопился. Тело по-прежнему болело каждой косточкой, желудок чуть не прилип к спине от голода, во рту давно пересохло. Да и лыжи смерч куда-то унес – а как обойтись без них, Олег еще не придумал. Наверное, придется плести из подручных веток широкие «снегоступы». Или попытаться приспособить на ноги обломки от полозьев нарт.

– Какие чудесные запахи разносятся по лесу от сего места! – со стороны горы мерно заскрипел снег, над краем укрытия появился дряхлый старик, седобородый и сгорбившийся, с бледным лицом и бесцветными глазами, одетый в коричневые лохмотья. Правда, ветхого тряпья было много, толстый неровный слой обнимал все тело – рубище свое старик носил в зимнем, утепленном варианте. На голове гостя сидела поеденная молью лисья шапка, руками он опирался на высокий посох из жилистого соснового корня.  – Дозволь, мил человек, у костра погреться?

Крестик на запястье ведуна моментально нагрелся, пламя костра слегка присело, словно в испуге, окрест затих ветер. Однако Олег, чуть пожав плечами, кивнул:

– Садись, сделай милость. Места в достатке. Коли время есть, так и ужином угощу. Вода сейчас закипит, мяса наварим.

Старик, обойдя укрытие, оперся на дно ямы посохом, неуклюже спустился вниз. Середин длинным косарем вырубил в стене несколько кубиков, отбросил наружу, указал гостю на получившуюся ступеньку:

– Садись сюда с размаху. Снег примнется, сиденье как раз по телу получится.

– Благодарствую, мил человек, – старик последовал совету, зажал посох между коленями, протянул ладони к огню.

– Коли голоден, отец, могу зайчатины настрогать, – предложил Олег.  – Чтобы не ждать, пока сварится.

– Мне не к спеху, сын мой, – сказал гость. – Коли не погонишь, так и подожду…

Крест отчаянно пульсировал теплом, аккуратные лохмотья, ровные и чистые, розовели от света костра, бледные глаза незнакомца немигающе смотрели в пламя. По всем признакам – нежить. Но нежить – она холоднокровная, зимой спит.

Тогда кто?

– Хорошее здесь место, отец… – ведун поворошил палкой дрова в костре.  – Тихое, спокойное. До ближайшего жилья верст этак двести будет. Ни стежек, ни дорожек никем не протоптано, а уж в чаще живой души и вовсе не сыскать. Уютные края, нетронутые. Приятно встретить здесь случайного прохожего, с коим можно словом перемолвиться длинными зимними сумерками. Тебя как звать-то, отец? О чем беседу завести желаешь?

– Стало быть, каликой перехожим мне назваться не получится? – криво усмехнулся старик.

– Ты бы хоть охотником здешним прикинулся, что ли, – посоветовал Середин.  – А то в путника случайного здесь поверить как-то трудно. Да еще чтоб без котомки за спиной…

– Странно… – старик встал, стащил с головы шапку и зашвырнул в лес. – Раньше все всегда верили.

Шапка, сделав по снегу несколько кувырков, развернулась и помчалась в чащу, заметая следы пушистым рыжим хвостом. Гость сел обратно в снежное кресло – но уже развернув широкие плечи. Лохмотья обернулись курткой, украшенной тремя рядами горностаевых и соболиных хвостов, и пухлыми кожаными штанами, заправленными в вышитые валенки. Ладони старика стали мясистыми и широкими, розоватыми. Прежними остались только посох, словно слепленный из коротких костей с суставами, седая борода да белая кожа на лице.

– Зачем же морок на людей напускать? Может, проще сразу имя истинное назвать?

– Когда сказываешь смертным, что к ним Карачун пришел, – густым низким басом ответил гость, – они на сие зело странно реагируют.

– У смертных даже есть про тебя особая присказка, – улыбнулся Середин.  – Так ты разделишь со мной трапезу али тебя в чертогах личных пир богатый ждет?

– Отчего не разделить? – пожал плечами Карачун.  – Некогда мне ныне по чертогам прохлаждаться. Хлопот много.

– Вот и славно. Одному тоже скучно. Недолго и одичать, – ведун еще раз помешал угли, подбросил в огонь сучьев.

– Что ты морщишься так, мил человек? – поинтересовался гость.

– Да кости чего-то разболелись… – скривился Олег.

– Странно, что вообще ходишь, ведун…

Старик полез за пазуху, достал маленький замшевый мешочек, отпустил узелок, протянул руку и высыпал все содержимое в котелок, в котором как раз начала закипать вода.

– Что это? – настороженно поинтересовался молодой человек.

– Трава бессмертия.

– Омела?

– Омела, черная соль, рог индрика, панты первогодка, чешуя гадюки, слюна жабы и заговор исцеления, сотворенный пречистой Даной в утро весеннего равноденствия на руках Макоши и Велеса, – Карачун спрятал мешочек обратно.  – Не знаю, к чему нужны слюна с чешуей, но трава и соль делают любое угощение зело чище, а сотворенный богами заговор исцеляет любые раны.

– Так это приправа или лекарство?

– Коли цел, то первое. А коли поломан весь, то второе. Тебе сейчас что интереснее?

– Мне интересно, кто меня так на Печоре приветил, – Олег, примерившись, порубил заячью тушку на четыре куска, один за другим отправил их в котелок.  – Первый раз в жизни встречаю смерч среди зимы. Да еще таковой, что именно меня дождался, сгреб, поломал да в неведомые леса забросил. Насколько я помню, зима – это время Карачуна, черного бога мрака, смерти и холода?