Вернор Виндж - Горячая пора в Фэрмаунтской средней школе

Но Хуан растерялся и молчал.

С минуту Мири глядела на него, приоткрыв рот. А потом сделала нечто такое, о чем Хуан не раз думал впоследствии. Она подняла руки ладонями наружу, пытаясь заставить замолчать их обоих.

Уильям спокойно улыбнулся.

— Не беспокойся, Мириам. Я не думаю, что «Foxwarner» включит нас в свой летний релиз. Я не думаю, что кто-нибудь, кроме нас, узнает, о чем мы говорим здесь, на дне каньона в плотном тумане.

Она медленно опустила руки.

— Но, Уильям… — она махнула рукой в сторону скалы, по которой по-прежнему разливалось тепло. — В этом всем есть что-то противоестественное.

— Но что тогда считать естественным, Манчкин? Посмотри на картинку, которую сделал твой друг Хуан. Ты можешь видеть внутренности мыши. Это не анимация, — Уильям провел подергивающейся рукой по волосам. — Думаю, в какой-то из местных биолабораторий действительно произошла авария. Наверно, эти зверьки не так сообразительны, как люди, но им хватило ума сбежать… а глупые — те, кто болтался здесь в январе.

— Феретти и Восс, — тихо проговорила Мири.

— Да. Может быть, мышки спрятались здесь, когда дно было затоплено. И этого оказалось достаточно, чтобы их одурачить. Могу поспорить, у этих тварюшек ум ненамного острее, чем у обычных лабораторных мышек. Но маленького преимущества бывает достаточно, чтобы изменить мир.

И Хуан понял, что Уильям говорит не о мышах.

— Я не хочу изменять мир, — выдавил он. — Я только хочу получить в нем кое-какие возможности.

Уильям кивнул.

— Довольно честно.

Мири переводила взгляд с одного на другого. Лицо у нее было как на торжественном собрании. Хуан пожал плечами:

— Ладно, Мири. Думаю, Уильям прав. Мы здесь совсем одни.

Она сделала легкое движение в его сторону.

— Значит, Берти тебя втянул в эту историю?

— Отчасти. Моя Ма подписала все наше семейство на участие в каком-то фрэмингхэме[39]. Я показал свои результаты Берти прошлой весной, когда провалил тест на способность к адаптации. Берти приценился и… ему как раз нужен был кто-то для анонимных исследований. Надо было опробовать действие каких-то таблеток. Что они делают?.. — Хуан пытался засмеяться, но смех получился сухим, как треск погремушки на хвосте у гремучки. — Большинство считает, что это просто шуточки. Смотри, — он постучал себя по голове, — память у меня становится просто отпадной. Все думают, что теперь от собственной памяти никакого проку. Люди говорят: «Эйдетическая память? Это еще зачем? В одежду ты можешь подгрузить в миллион раз больше, чем запомнишь собственными мозгами». Но это не совсем так. Я могу сейчас точно запоминать огромные блоки информации, а моя одежда просто выстраивает что-то вроде иерархии и снабжает каждый блок соответствующим тегом. Поэтому я могу просто назвать несколько чисел и запросить с одежды все нужные картинки — те, что туда уже подгружены. Поэтому и кажется, что я дико быстро соображаю.

— Выходит, вы с Берти не разлей вода потому, что ты — его супероружие? — Мири говорила спокойно и гневно, но ее гнев был направлен уже не на Хуана.

— Да нет же! Я читал про «эффект запоминания». А идея у меня появилась, когда я начал разбираться с собственными клиническими данными. Даже теперь, когда они нашли эту штуку, она подействует только на одного человека из тысячи. Берти никак не мог знать заранее, что я особенный.

— Ах, ну конечно, — отозвалась Мири.

Повисла пауза. Блин, вот так люди сначала соглашаются с тобой, а потом ждут объяснений: с какой радости ты такое отмочил. Хуан терпеть этого не мог. У Берти талант налаживать отношения. У него повсюду связи — в исследовательских группах, на рынках идей, в ученых советах. Но может быть, Берти просто рассчитал, как сделать лучше. Много ли у Берти случайных знакомых? Многим ли он предлагал стать круче с помощью таблеток? Большинство из них так и останутся на вторых ролях — случайными знакомыми. Но иногда Берти очень везло. Как со мной.

— Но Берти мой лучший друг!

Я не проболтаюсь.

— Ты можешь найти себе новых друзей, сынок, — Уильям пожал плечами. — До того, как лишиться разума, у меня был дар. Я мог сочинять песни, слова для песен. Я бы все отдал — ну, почти все, — чтобы это вернуть. А ты? Ладно. Как бы то ни было, у тебя есть дар — изумительный дар, каким бы образом ты его ни получил. И ты не принадлежишь никому, кроме самого себя.

— Я… я не знаю, Хуан, — осторожно сказала Мири. — Сейчас лекарства, изготовленные по спецзаказу — такая же запрещенная штука, как наркотики в двадцатом веке.

Ты не можешь их полностью протестировать заранее. То, чем ты пользуешься, может…

— Я знаю. У меня мозги могут расплавиться, — Хуан коснулся лица, провел по холодному пластику «очков». В какой-то миг его мысли обратились к прошлому. Старый страх, старый стыд… уравновешенные странным чувством. Удивительно, в целом мире только этот мальчик-старик смог понять его.

Но даже сейчас, когда его глаза были закрыты, мир никуда не исчез, и Хуан мог видеть свечение «хлебных катышков». Он безучастно созерцал их несколько секунд, потом удивление пересилило страх.

— Мири… они движутся.

— Чего? — оказывается, Мири наблюдала за сетью с еще меньшим вниманием, чем он сам. — Точно! Вниз по туннелям, от нас.

Уильям подвинулся к мышиной норе и прижал ухо к каменной стене.

— Держу пари, наши маленькие друзья потащили ваши навозные шарики туда же, куда унесли первый.

— Можешь получить картинки оттуда, Хуан?

— Угу… Так, одна есть.

Тепловой проблеск светящегося пола туннеля. Неровные куски чего-то, похожего на мелко разорванную бумагу. Прошло несколько секунд, и тусклое виртуальное свечение пробилось сквозь скальную породу.

— Это маячок первого «катышка»! — сигнал пришел с глубины пять футов. — Сейчас появился узел, через который он может передавать.

— Но мы можем и потерять их.

Хуан протиснулся мимо Уильяма и бросил еще две «крошки» вниз в отверстие. Одна прокатилась добрых три фута. Другая остановилась в шести дюймах… и снова сдвинулась, словно у нее выросли ноги.

— Мыши переставляют узлы так, как нам надо!

Все маячки, кроме самого дальнего, мерцали ярким светом. Теперь картинок было много, но все нечеткие. По мере того как «катышки» нагревались в горячем воздухе туннеля, на изображениях появлялось все больше мелких деталей. Но вот сами мыши… Только лапки, мордочки, блестящие глазки.

— Эй, смотри! У бедной мышки заноза в лапке!

— Ага. По-моему, я эту уже видел. Погоди, мы получаем картинку «катышка», который они сперли первым…

Вначале информация поступала беспорядочно. Другой формат картинки? Не совсем.

— Картинка сделана в видимом диапазоне, Мири!

Еще немного — трансформация была закончена.

— Как… — от изумления девочка потеряла дар речи.

Указателя масштаба не было, но камера не могла охватить больше пары футов. «С точки зрения» катышка камера была просторным залом с высоким потолком, где столпилось множество белых мышей, их темные глазки блестели при свете…

… костра, который горел в центре зала!

— Полагаю, высший балл вы уже заработали, Мириам, — мягко сказал Уильям.

Мири не ответила.

Ряд за рядом мышей припадали к земле вокруг огня. Три мыши стояли в центре, на возвышении — поддерживали огонь? Он дрожал, мерцал, и больше походил на свечу, чем на костер. Но мыши, казалось, наблюдали не столько за огнем, сколько за хлебной крошкой. Маленькая хлебная крошка Берти была таинственным участником их собрания.

— Смотри! — Мири присела и уперлась локтями в колени. — «Foxwarner» снова загибают. Слабый огонь в таком пространстве… эти «мыши» должны давно отравиться угарным газом и умереть.

«Хлебные катышки» не посылают информации о спектре излучения, так с чего она взяла?.. Хуан визуализировал систему туннеля. Точно, есть другие проходы, немного выше, и получить информацию об их полном объеме… Он подумал еще несколько секунд и передал задачу своей одежде.

— Нет. На самом деле, у них достаточно хорошая вентиляция.

Мири посмотрела на него снизу вверх.

— Bay… Какие мы быстрые.

— Твоя «Эпифани» сделает это в один момент.

— Верно. А до этого пять минут уйдет на постановку задачи.

Пришла другая картинка: свет огня на потолке.

— Мыши катят «шарик» к огню.

— По-моему, они в него просто тычутся в твой «шарик».

Еще картинка. «Катышек» снова развернулся и теперь «смотрел» в сторону широкого бокового отверстия, где появились еще три мыши… толкая перед собой «хлебный катышек», точно жуки-скарабеи.

Следующая — неясная: очевидно, «объектив» залепило грязью. Полупустая камера, все снова в тепловом диапазоне. Огонь был потушен.