Тимофей Царенко - Реабилитация

   - Да, как страшно жить...

   Я остался не вечернюю службу. Никаких спец эффектов, никакого небесного света, схождения ангелов, чудесных превращений и прочего. Наверно, потому она и смотрелась так... искренне?

   Почти под самый конец в храм вломился какой-то странный тип в черном балахоне, встал в центре храма и прокричал "Во имя великой Тьмы". После его слов погасли сразу все свечи и лампады. Наверно он хотел что-то сказать, затеять проповедь. Но тут ему в голову прилетело пущенное меткой рукой кадило. И неудавшийся миссионер лег отдохнуть. Прихожане, воспринявшие все крайне флегматично, связали визитера, заткнули ему рот и выволокли на улицу.

   Служба закончилась, священник благословил прихожан, разоблачился и вышел на улицу. Я выбрался следом, мне было до крайности интересно, что будет с неудачником - темным. А происходило там следующее. Пара крепких мужиков с лопатами волокли очухавшегося и что-то мычащего мага в сторону кладбища. Батюшка шел за ними, убирая с пути мелки сор. На кладбище мужики выбрали свободное место и принялись копать яму. Тем временем отец Вячеслав читал над Хизаром, именно так звали мага, какую-то незнакомую мне молитву, что-то там было про покаяние и еретиков. Только вот в этот раз эффекты были. И явно от лечения, глаза темного мага расширялись от ужаса все сильнее и сильнее. Он испытывал такой страх, какого не было у моих пожираемых заживо жертв. Что же там батюшка такое кастует?

   Могила была вырыта, молитва закончена. Споро и буднично на мага навесили дополнительные кандалы, спустили на дно ямы, и забросали землей.

   - Батюшка, а что это было?

   - Да, тут всякие местные божки дают своим адептам задание, у меня проповедовать в приходе. Я их и так, и эдак убеждал. А они и слушать не хотят, им за такое эта, как ее, экспа падает. Теперь, как приходит очередной проповедничек, я на него пару бафов долгих накидываю, что ему не пошевелиться не дают, не силу свою бесовскую применить, ни слова сказать. Они у меня по месяцу - два висят. Игрового времени. Да еще и тот что из игры выйти не дает - в течении шести часов.

   Тем временем прихожане закидали могилу землей, утрамбовали землю, украсили ее символом в виде стилизованного венка шипов - символ плана боли. Я оглянулся и понял, что подобных "могил" тут тысячи.

   - Батюшка, а что у вас за класс такой?

   Я внезапно сообразил, что над отцом Вячеславом, как и надо мной, когда я в плаще, не висит никакой опознавательной информации.

   Священник с ухмылкой на меня глянул.

   - Сам то покажешь?

   - Покажу! - Я снял плащ.

   - Ну смотри. - Батюшка снял браслет с руки.

   Вячеслав, Священник неизвестного Бога, Серый жрец 137 уровень

   70 000 жизней.

   Я икнул. Ясно, почему тут так тихо, почему от горизонта до горизонта могилы заживо похороненных игроков, и лишь малая часть из них пустые. А в остальных тела, оставленные неудачными проповедниками. С такими батюшками скоро тут будет своя епархия, если церковные иерархи определятся с позицией. Пару таких суровых батюшек, и всему миру придется считаться с РПЦ, у которой нет божественной силы. Но есть сила веры. Куда там доморощенным инквизиторам и проповедникам с чат-ботами.

   - Отец Вячеслав, благословите в дорогу!

   - Лети, Олег, лети. Когда вырвешься отсюда, поставь свечку за мою неупокоенную душу.

   - Думаете, у меня получится?

   - Получится. Только душу свою не потеряй. Не забывай, зачем ты это делаешь. Угодно ли это Богу.

   - Спасибо за все, Батюшка! - "Спасибо что не прикопали" добавил я про себя.

   - Прощай, перевертыш! - И я узнал голос...

   Ночь ласкала теплым ветром и миллионами звуков. Я взлетал в поднебесье и часами парил, опускаясь к земле. Даже умудрился задремать при этом, повторяя поведение какой-то забавной породы ласточек, которые опускаются на землю только чтобы воспитать птенцов. На душе вновь было спокойно. Внизу бликовала лунным светом гладь озера, и зависнув над ним, я резко сменил форму, и почти без всплеска нырнул в теплую воду.

   "Живая тишина", ощущении бесконечности ночи и бездонности неба. Я лежал на спине, чуть перебирая руками, над водной оставалось одно лицо. Бездна надо мной, бездна подо мной... Отраженное небо давало понять, насколько бездна водяная похожа на бездну небесную. И я застыл на границе двух бесконечностей. Плаваю на тонкой полоске, отделяющей мир живой от холодной пропасти человеческих мечтаний. Пропасти, где всегда светит солнце и стоят замки из лунного света. Пропасть, из которой очень трудно вырваться. И так больно вздохнуть, наконец-то разорвав ее призрачные оковы. Словно в первый раз...

   Ночевал я в копне ароматного сена недалеко от города, и в город вернулся только поздним утром. Изрядно повеселевший и проголодавшийся.

   - И чему учил нас великий Портос? - Высокий визгливый голос, и громкий хлопок.

   - Уважать старость, только не в вареном и не в жареном виде!

   - Правильно, следующий вопрос! Зачем Д' Артаньян с друзьями отправились за подвесками?

   - Чтобы победить черного властелина? - Смачный хруст

   - Ой, больно!

   Я пошел к источнику шума, с трудом пробираясь через толпу зевак.

   - Зачем Д' Артаньян с друзьями отправились за подвесками?

   - Чтобы открыть врата локации? - Смачный хруст

   - Господин, у него больше нет пальцев!

   - Ничего, Поликарп, теперь руби кисти. Потом предплечья, сантиметров по десять. Все ясно?

   - Да, мессир.

   Я, наконец, выбрался в центр площади.

   Мда, я думал, что привык к сюру разных сортов. Что ж, приятно, что этот мир до сих пор умеет удивлять.

   Центральная площадь города. У памятника Сталину помост. На помосте деревянное колесо, типа барабана из "Поле Чудес", на помосте лежит Леголас в одной набедренной повязке. Напротив его лица закреплен том "Трех мушкетеров". Рядом с Леголасом стоит зомби с огромным мясницким топором чем-то неуловимо напоминающий свою жертву, рядом с барабаном горстка пальцев. В двух метрах от зафиксированного эльфа на деревянной табуретке сидит Фауст. Выражение лица Леголаса возвышенно-задумчиво и немного диссонирует с истекающими кровью обрубками рук, и надежной фиксации на барабане. Фауст напряжен и сосредоточен. Лысина блестит потом. Люди, собравшиеся вокруг, радостно улыбаются, делают ставки и подбадривают участников действа выкриками и смехом. Несколько стражников, с крайне важным видом, присматривают за порядком.

   - Что за шум, а драки нет?

   - Драки, господин? Поликарп, иди сюда! Ударь меня!

   - Стоп! Фауст, не прикидывайся Леголасом. То тут происходит?

   - Экзамен! Мой повелитель, я выполняю ваше задание.

   - Эм... - Я скептически оглядел экзаменуемого. - А почему ты рубишь ему пальцы? Я без претензий, просто он же вроде боли не ощущает?

   - Ощущает, господин, на пол процента. Я наложил на него еще усиление боли, ощущение как от удара линейкой по пальцам.

   - Ну дела. Стража не мешает?

   - Нет, Повелитель, они еще ловят эльфа на точке возрождения и оттаскивают его на площадь. Это же Ваш приказ.

   - А что, удрать пытается?

   - Ага!

   - Эх, люблю когда работа без меня налаживается. Попробуй еще зубы стачивать. До вечера закончишь?

   - Да, мой повелитель!

   - Ну, бывай! Кошмарик! Хочешь куриных крыльев?

   Рядом со мной появилась химера и скептически поглядела на меня. Я подхватил его за косу.

   - Ага, попался, который кусался! Ты на кого меня променял, морда твоя интеллигентная? Пенсне нацепил, профессору ассистируешь на экзамене. Того и гляди, Соловьева читать начнешь! А что дальше? Отмена цензуры? Свободные выборы? Отмена культа личности? Или, прости господи, вегетарианцем станешь? Ты бы еще за права животных поборолся! Тьфу! Приличному человеку уже и плюнуть некуда. Эх ты, а еще друг называешься. - Кошмарик смиренно потупил глаза и попытался показать всем своим видом, что Веганов он любит и уважает, причем совмещает с культом сыроедения, а права и свободы демократов и животных уважает только в виде свободы суицида в зоне его прямой видимости. Чтобы бежать далеко не нужно было. Кошмарика я сунул в подготовленный заранее мешок, и пошел в сторону таверны.

   По дороге я все-таки соблазнился, и купил у Профа в лавке трехтомник Дюма. Самого хозяина на месте не оказалось, потому книгу мне отдал его помощник, паренек лет четырнадцати на вид. Ему же я и отдал записку для Анатолия Васильевича.

   Полдень. В таверне было тихо, я заказал пару больших тарелок крыльев, тарелку рассольника, кувшин компота, разослал сообщения всему контакт листу и уткнулся носом в книжку. Первый в таверну заявился Луи. Выглядел бывший жрец неважно. Плечи опущены, одежда помята. А взгляд как у человека, которого внезапно оставила любимая кошка, улетев с голубями с четырнадцатого этажа.