Руди Рюкер - Белый свет

Я подлетел поближе и попробовал согнать их в фондю Ника. При первой попытке моя рука просто прошла сквозь них. Тогда я сделался поменьше и поплотнее и попробовал снова. На этот раз, когда моя рука проходила сквозь них, я ощутил легкое сопротивление. Они едва заметно шевельнулись. Я снова и снова прорезал рукой колобошек, понемногу подталкивая в нужную мне сторону.

Тогда я вошел в ускорение и после алеф-нуля гребков мне удалось загнать шесть маленьких сереньких колобошек в окошко чана. Мне на это понадобилась пара минут. Закончив, я совместил свои тела и сообщил Нику.

Он склонился над оборудованием. Только тусклые циферблаты освещали его лицо. Он быстро повернул какую-то ручку и перепроверил показания приборов, потом заулыбался.

– Ты в самом деле сделал это, Феликс. У меня сейчас самые лучшие данные за все время!

Я с улыбкой откинулся на спинку стула.

– Я могу наловить тебе столько колобошек, сколько пожелаешь, Ник.

Внезапно его улыбка погасла, – А что толку? Если кто-нибудь попытается проверить мои данные, у него ничего не получится, если тебя не окажется рядом. А если я им скажу об этом, они запишут меня в сумасшедшие исследователи-псионики. – Он мрачно запустил пальцы в редеющую светлую шевелюру. – Я в любом случае сумасшедший, потому что воспринимаю твои россказни всерьез. Может быть, тебе это и сойдет с рук, Феликс, но только не мне.

Мои мысли умчались вперед, изучая возможности.

Нику требовалось физическое подтверждение его теории.

Физическое доказательство, доступное для общего восприятия. Мне тоже нужно было доказательство. Физическое доказательство существования бесконечности.

– Ник, – спросил я, наклоняясь вперед, – насколько хорош этот твой конденсатор? В смысле, сможет он, если я накидаю в него достаточно колобошек, слепить из них кусок эфира.., или гиперматерии.., достаточно большой и плотный, чтобы его мог увидеть любой?

Ник пожал плечами:

– Не вижу, почему бы и нет. Однако для этого потребуется чертова уйма.., колобошек. И потом я не уверен, что гиперматерия будет на вид отличаться от обычного вещества.

– Еще как будет, – возбужденно воскликнул я. – Она будет состоять из алеф-одной частицы, поэтому ее можно будет нарезать на алеф-нуль кусков, достаточно больших, чтобы их можно было разглядеть. – Я вскочил на ноги. – Вот оно, Ник! Мы сделаем куб из этого вещества, и я нарежу его на бесконечно много долек. Пусть попробуют списать это на пристрастность экспериментатора!

Мы проработали до вечера. После того как я загнал в аппарат всех колобошек, сшивавшихся в лаборатории, Нику пришло в голову послать меня в подвал проверить топку котельной. Там оказалось множество довольно крупных колобошек, которых я поднял наверх сквозь этажи по одному. Когда пришло время ужинать, мы позвонили женам и договорились встретиться в местной пиццерии.

За столом говорил в основном Ник. Он расфантазировался по поводу. Нобелевской премии на нас двоих.

– Тогда-то пусть попробуют меня уволить, – злорадствовал он, заказывая еще один кувшин пива.

Эйприл и Джесси держались оживленно, счастливые, что их вывели развлечься в пятницу вечером. Они не брали всерьез оптимистические прогнозы Ника, но были рады, что мы так увлечены работой. Айрис радостно колотила кулаками по своему ломтику пиццы, время от времени покусывая корочку;

Я чувствовал себя уставшим. Несколько раз мне казалось, что я слышу голос Кэти – где-то внутри себя.

Мне стоило некоторого усилия держать свои тела вместе.

Я все время забывал, кто из сидящих за столом был мною.

Мы ели и пили около часа, потом все вместе пошли к нам послушать диски. Было еще пиво и немного травки.

Вечер закончился как-то путано. Я уснул, как только лег.

Мне приснился тот же сон, вернее, следующая его серия. На этот раз Дьявол перестал смеяться и вонзил зубы в упаковку, которую он держал. Пенопласт издал хрустящий звук, а мясо задергалось. Он спрыгнул в ту трещину в земле. Я наклонился посмотреть. И Иисус пинком отправил меня следом за ним.

Я кубарем лечу вниз мимо отвердевших воплей и хриплого света. Как-то оказалось, что я в пасти Дьявола.

Кэти тоже там, тоже падает. У нее сумасшедшая улыбка;

Она обхватывает меня ногами и летит на мне верхом, как ведьма на помеле.

Впереди показалось что-то вроде негатива пламени. В него устремляются весь жар и весь свет.., вытекая из всего и исчезая в абсолютно черном узле на брюхе Сатаны.

Я впервые припомнил, как это было – падать в Белый свет на Ничто. Но память ускользает. Из моих пальцев вырываются языки пламени, черного пламени, и мы летим по спирали вокруг сердца тьмы.

Там есть и другие. Они вывернуты наизнанку, опутаны бахромой вен и комками органов, как отвратительные новогодние елки. Кэти все еще прижимается к моей спине, и я никак не могу вывернуть шею, чтобы посмотреть на нее.

У меня все время шевелится чувство, будто здесь какой-то трюк, зрительный обман, что существует некий Четырехмерный реверс, при помощи которого я могу вернуть все на свое место – свернуть вывернутых, заставить свет вытекать, а не втекать, обратить черное в белое. Я борюсь, зная, что, если я перестану, я уже никогда не начну опять.

Я проснулся с таким ощущением, будто вовсе не спал.

Настала суббота. Эйприл и Джесси решили провести этот день вместе в походе по магазинам, а мне была отведена роль няньки при Айрис.

Когда женщины ушли. Ник зашел за мной и мы втроем отправились в лабораторию. Все здание было в нашем распоряжении. Мы положили несколько столов набок и сдвинули их вместе, соорудив таким образом манеж для Айрис. Сначала ей это дело не понравилось, но мы подбрасывали ей туда все новые и новые штуки, пока она не успокоилась. Как оказалось, ее заинтересовала коробка с медными гирьками.

Когда Ник перенастроил свое оборудование, мы вновь занялись работой. По всей лаборатории были свежие колобошки, особенно возле места, где хранились радиоактивные материалы. Когда эти были переловлены, мы открыли все окна и поставили термостат на 80, чтобы топка котельной разогрелась как следует.

Все утро я только и делал, что набивал колобошек в конденсатор Ника. Мое физическое тело заползло в манеж к Айрис и там заснуло, к огромному удовольствию ребенка. Около полудня Ник сказал, что, на его взгляд, колобошек уже достаточно.

По какой-то причине мне было немного сложно вернуться в свое тело. В мозгу вертелись какие-то странные, чужие мысли, которые мне пришлось прогнать, чтобы освободить место для себя. Когда я совсем включился, я взял на руки Айрис и подошел к чану с тефлоном посмотреть, что у нас получилось. Когда мы начинали, жидкость была прозрачной, но сейчас она кишела тысячами пылинок. Мы надеялись, что это и есть сгущенный эфир.

Мы хорошенько взболтали жидкость и слили ее сифоном в пустую пластмассовую ванну, чтобы дать ей отстояться. Раз уж все равно приходилось ждать, мы сходили в «Сэммиз» перекусить. Там была та же самая толстуха официантка. Она притворялась, будто кормит Айрис, а сама поедала ее жареную картошку. А мы все притворялись, будто не замечаем этого. Айрис не была голодна, она даже положила свой гамбургер отдохнуть мне на колени.

Когда мы вернулись в лабораторию, дно белой пластмассовой ванны покрыла симпатичная пленка осадка. М" откачали верхний слой – жидкий тефлон – при помощи сифона и слили осадок в маленькую стеклянную мензурку.

Вещество было невероятно скользким на ощупь. Ник принес из химической лаборатории фарфоровый всасывающий фильтр, и мы выдавили последний тефлон из осадка.

Мы вывалили осадок на лист бумаги. Он немного напоминал графит – серый скользкий порошок, невообразимо мелкий.

– Интересно, – сказал Ник, растирая пудру между большим и указательным пальцами.

– Эфир, – ответил я. – Гиперматерия. Колобошковый концентрат.

Он с сомнением понюхал щепоть.

– Не знаю. У меня дурное предчувствие, что это углерод или какая-нибудь такая же дрянь.

– Давай нагреем его, – предложил я. – Может быть, он сплавится.

Ник нашел фарфоровый тигелек. Мы наполнили его серым порошком и раскалили добела на горелке. Подержав его на огне несколько минут, я щипцами снял с тигеля крышку и аккуратно перевернул его.

Идеальная блестящая сфера покатилась по столу.

Айрис наблюдала за происходящим из другого конца комнаты. Она протянула к шарику руку и крикнула:

– Мой!

Шарик был слишком горяч, чтобы взять его руками, поэтому мы по очереди тыкали в него щипцами. В процесс плавления порошок сжался в то, что на вид было идеально правильной сферой. Шариком от большого подшипника. :.

Со стороны главного входа в здание донесся настойчивый стук. Я спустился посмотреть. Это был Стюарт. Я уже успел позабыть, что приглашал его зайти сегодня. Я впустил его и провел наверх.

– Сумасшедшие алхимики, – прокомментировал Стюарт, обведя взглядом сумрачную лабораторию.