Андрей Васильев - Акула пера в мире Файролла. Два огня

— Да бог с тобой — засмеялась Вика, без особой приязни глядя на сестру и понимая, что выбора особого нет, так просто ей не откажешь — Её просто все так называют, а по сути она Светке, однокласснице моей, прабабка. А может и пра — пра… Фиг знает. Скажи, пусть через час подъезжают.

Я передал ее пожелание охраннику, выслушал заверения в том, что они будут всенепременно и нажал 'отбой'.

Тетя Света явно не одобряла визит своих дочерей к этим Павловским. Она особо не протестовала, но зато выражала свое недовольство громким бряканьем посудой и еле слышным ворчанием.

— А что здесь не так? — подошел я к ней — Почему вам не по душе, что девчонки туда поедут?

Во мне проснулось мое извечное любопытство — надо же было понять, что так вывело из себя всегда добродушную и дружелюбную хозяйку этого дома.

— Да нет ничего хорошего ни в Светке этой, ни в матери ее — тетя Света в очередной раз громыхнула вымытой тарелкой, помещая ее в стойку для посуды — Про старую Павлючиху я уж не говорю, вообще не понятно, как ее земля носит. Ведьма она, Харитоша, как есть ведьма. И не я одна это знаю, все это знают. Но этим молодым разве ж объяснишь, что нельзя с ней вожжаться, что не будет от этого добра.

— Теть Света, да ладно вам — я понял в чем тут дело. В каждом порядочном городе есть свои ведьмы и сумасшедшие, надо думать данная старуха просто попала в эту категорию благодаря своему долголетию — Какие сейчас ведьмы, откуда? Они все давно на телевидении по фотографиям пропавших актеров из массовки разыскивают.

— У вас в столице может и так — тетя Света упрямо сдвинула брови, и я понял, откуда у Вики появилась эта привычка. Мать и дочь в этот момент были очень похожи — А мне про то, что у старой Павлючихи нутро все черное, моя мать рассказала, когда я к ней на гаданье под Ивана Купалу намылилась с подружками сбегать. Рассказала, да еще и тряпкой отходила, чтобы не таскалась, куда не надо. Я и не пошла, а подружки мои, Галка да Маринка к ней сбегали.

— И чего? — всегда любил сельские страшилки, есть в них что‑то такое… Исконное, сладко — жутковатое. И ведь понятно, что сушь да суеверия, а все одно — интересно слушать.

— Да ничего хорошего — тетя Света вытерла руки полотенцем, висящим у нее на плече — Маринку через месяц Сашка Фролкин ссильничал, а Галка связалась с каким‑то приезжим, да и уехала с ним из города. Говорили, что по воровской она пошла, а потом по лагерям ее закрутило. Вот так‑то на гадание к Павлючихе ходить.

— Так может, отговорим этих двоих? — я кивнул на прихожую, где копошились сестры — Во избежание.

— Отговори — обреченно сказала тетя Света, невесело усмехнувшись — Они теперь взрослые, сами все знают, сами все умеют. Одна вообще вон, уже мужняя жена, почитай. Ты мне скажи — она хоть еще не на сносях?

— Да вроде пока нет — не стал включать дурака я. А смысл? Умная немолодая женщина, все понимает. Чего крутить? — Но собирается, да и я не против, не мальчик уже, пора размножаться.

— И хорошо — кивнула тетя Света — И правильно. А то вторая у меня так яловой и помрет, наверное, от ума лишнего да от гонора ненужного. А я внуков хочу понянькать. Твои‑то родители небось тоже ждут не дождутся?

— Все темечко проклевали — подтведил я ее предположение — Как тот ворон.

— Ну, а что ты хотел? — тетя Света вздохнула — Первый ребенок — последняя кукла, первый внук — первый ребенок. Так что не затягивайте уж с этим. А что до гадания — Светлое Рождество сегодня, нечего бояться, нет у таких, как она силы в этот праздник, мне так моя свекровь говорила, а она‑то в этом деле разбиралась, поверь мне.

Хорошая женщина. И потому мне стало вдруг достаточно пакостно — знала бы она, в какую свистопляску я ее дочку втравил. Хотя нет — пусть лучше не знает, не надо. Мне и так паршиво, а после этого я вовсе ей в глаза смотреть не смогу.

Но, правды ради — не теща будет, а золото. Живет далеко, в столицу фиг поедет от хозяйства и потому встречи с ней всегда будут короткими и нечастыми, а значит радостными и приятными.

И на лето будет куда детей отправить.

После этой мысли я потряс головой — фига себе меня мысли — скакуны занесли. Какие дети, какое лето, какая теща? Нет, буколистическое бытие разлагает.

Хотя тут летом, наверное, очень хорошо.

Впрочем, тут и зимой было неплохо, несмотря на то, что метель разгулялась и мириады снежинок закружились вокруг нас, как только мы ступили за порог.

Но елки — палки, как это было красиво! Сквозь серые тучи время от времени пробивались лучи солнца и подсвечивали снежный хоровод как бы изнутри, под ногами разлетались в прах наметенные за несколько часов невесомые сугробы, добавляя в круговерть метели новые силы.

— Пчхи — чихнула Вика и потерла нос белоснежной меховой варежкой — Отвыкла я от родного климата.

— В Москве такой метели не увидишь — согласилась с ней сестра — Там только мокрый снег бывает. Экология не та, загадили планету…

Если бы Эля родилась в начале двадцатого века, была бы она или суфражисткой, или революционеркой, это к гадалке не ходи.

Жили пресловутые Павловские совсем недалеко, пешком — минут десять идти, не дольше. Хотя тут все жили недалеко, это тебе не мой любимый город, в котором расстояния измеряются пробками и пересадками. И скажу вам так — есть в этом что‑то притягательное. Тишина, размеренность бытия, некое подобие стабильности, поскольку здесь меняться особо нечему и спешить особо некуда. Это то, чего у меня не было никогда и никогда не будет. Наверное.

Хотя, если откровенно, это философия человека, рожденного в городе, который никогда не спит. Мы, дети мегаполисов, именно так и представляем себе тихую гавань, которая якобы является для нас некоей панацеей от стрессов, бега на разные дистанции и постоянных 'дедлайнов'. Мы думаем, что в таких городках и деревеньках мы сможем наконец остановиться, отдохнуть душой и, может быть, даже задуматься о смысле жизни, чтобы понять, что мы неверно существовали.

Чушь это все, чушь и придумки литераторов с кинематографистами. Здесь, если копнуть поглубже, наверное, кипят такие страсти, от которых Шекспир удавится.

Да и не сможем мы сменить среду обитания, как бы не старались. Морская рыба не живет в стоячей воде. Если уж ты окунулся в круговорот бытия в большом городе — ты навек в нем останешься, если даже не телом, то душой наверняка. И пребывание в любом другом месте, даже самом тихом и прекрасном, будет для тебя восприниматься как отпуск, и не более того.

Элька забарабанила в дверь дома — очень, к слову, красивую и добротную, сразу видно, что не теперешней работы. Она мне напомнила паркетины в кабинете Старика — на ней тоже было видно каждую жилочку дерева, надо думать, большой мастер такую дверь делал. Да и дом был добротный, хотя и очень старый.

— Умели раньше строить — донеслось до меня от машины, как видно охранники думали о том же.

Дверь распахнулась, на пороге стояла грудастая молодка.

— О как — сказала она вместо 'здрасьте', на меня ощутимо пахнуло запахом недавно принятого спиртного, причем невысокого качества — Сестрички Травниковы, сто лет вас видно не было. Вы ж теперь вроде птицы высокого полета, в столице нашей родины живете?

— Свет, хорош выделываться — Вика скорчила рожицу — Сама ж в гости звала позавчера.

— Так и память девичья — накрашенный глаз молодки нахально мне подмигнул — Что поделаешь.

— Так и будешь на пороге держать? — поинтересовалась у нее Эля — Или мы пройдем?

— Заходите, коли пришли — не стала спорить Светка — Чего уж.

Если честно — я так и не понял, накой мы сюда приперлись. И нам тут не слишком рады, да и местечко то еще. Темно оказалось в доме и сыровато, пахло мышами и какой‑то кислятиной — то ли бражкой перебродившей, то ли капустой перестоявшей. Плюс меня отдельно напряг нестройный гул достаточно молодых голосов, который отчетливо был слышен в коридоре. Народу в доме было немало, и он уже здорово поддал, что могло в принципе создать мне определенные проблемы. Не любят москвичей везде, кроме самой Москвы, чего уж греха таить. Исключение составляют, пожалуй, города — курорты, вроде Сочи, там москвичей как раз очень даже уважают, приблизительно так же как животноводы любят коров — рекордсменок.

Ну, а поскольку исключения только подтверждают правила, вывод был просто — сейчас я рисковал огрести хороших таких… Ну, вы поняли. Если в трезвом виде москвичей просто не любят и над ними нехорошо подшучивают ('А чё, у вас с Мааааскве правда все мужики гомосеки?'), то в пьяном могут и хорошенько отволохать, вкладывая в удары всю нелюбовь к тем, кто, по их мнению, забрал себе все народные деньги, мечты и чаяния.

И глупо объяснять, что мы не такие, и не следует судить о нашем городе и его жителях только по сериалам, детективам и программам в стиле 'фэшн — ТВ'. Все равно не поверят. А зря. Ну да, есть у нас всякие люди в городе, чего врать, наличиствуюти такие, которых любить особо не за что, но их не так уж и много, по факту. А остальные все живут так же, как и вся страна, от зарплаты до зарплаты. И еще спорный вопрос, где выживать легче — в наших каменных джунглях или здесь, в Касимове.