Сергей Лукьяненко - Фальшивые зеркала

2008 Легонько дёргаю ручку. И ничуть не удивляюсь, что номер не заперт. Свободно, можно вселяться…

А чего я хотел? Чтобы гостиница сохранила за мной комнату, которую я перестал оплачивать год назад?

Дальше…

2017 Дверь заперта.

Это ещё ничего не значит, совсем ничего. Оплата была на пять лет вперёд, но по ломаной кредитке. В любой момент могло открыться, что за эту комнату гостиница получает плату со своего же счёта.

Номер могли отдать другому посетителю виртуальности. А могли сообщить в полицию — и тогда стоит лишь открыть дверь, чтобы влипнуть в засаду.

Я мысленно повторяю всё это, а руки заняты чем-то своим. Ощупывают дверь, сдвигают заслонку замка, касаются клавиш.

Двенадцать цифр, составляющих код, — да я их уже и не помню… наяву… А пальцы — помнят. Я ещё медлю мгновение, прежде чем нажать ввод.

Замок щёлкает, открываясь.

Комната почти такая же, как в моём постоянном номере. Только картина на стене нарушает однообразно-дешёвый уют. Это не стандартная репродукция старых мастеров, которые так любят лепить на стены в глубине. Не Айвазовский, не Шишкин, не Дали.

Стою на пороге, пытаясь овладеть собой. А где-то в груди стучит холодный метроном.

Засада — или всё в порядке?

Полицейский участок — напротив гостиницы. Минута, две, никак не больше.

В коридоре по-прежнему тихо и пустынно. Стражей порядка нет. Ломаный вход выстоял почти два года. Надо же… Хорошо Маньяк поработал.

Надо просто войти.

И вдруг я понимаю, что не могу, не в силах этого сделать.

Войти сюда — всё равно что открыть старый фотоальбом, всё равно что поставить в видеомагнитофон полузабытую кассету. Это — прошлое. Мёртвое. Похороненное, оплаканное, забытое.

Никогда не возвращайся по своим следам. Там ждут лишь тени.

Глубина дарит эту возможность с необычайной лёгкостью. Надёжнее и ярче фото и видео. Прошлое всегда рядом. Только пожелай — оно воскреснет.

Вот только лишь Богу позволено поднимать из могил мертвецов.

Я притворяю дверь, осторожно, бережно, будто боюсь разбудить кого-то, спящего в пустом номере. Замок разочарованно щёлкает, закрываясь. До моего номера — двадцать шагов по коридору, но я не могу сделать ни шага.

Глубина-глубина… а пошла ты…

Сняв шлем, я повесил его на крючок, когда-то специально укреплённый в стене. Пробормотал:

— Машина, выход.

Так, надо переодеться… встречать гостей в виртуальном комбинезоне, больше всего напоминающем одеяние сумасшедшего профессора из голливудского фильма, — невежливо. Раздевшись до трусов, я сложил комбинезон поаккуратнее, пристроил на подоконнике рядом с компьютерным столом. Глянул — стол в гостиной был уже накрыт. Прислушался — на кухне тихо. Позвал:

— Вика?

— Я в спальне… Ты уже?

Проигнорировав нарочитое удивление в её голосе, я зашёл в спальню. Вика переодевалась.

— Застегни…

Я помог ей застегнуть молнию на платье. Вика и впрямь прихорошилась. Даже волосы уложила.

— Долго я там был? — тихонько спросил я. Зарылся лицом в её волосы. Вика дёрнула плечами.

— Нет, не очень. Минут сорок.

— Извини. Мне показалось, что от силы четверть часа.

— Ничего, я тебя ждала позже.

Я продолжал стоять, держа руки на её плечах.

Когда между нами всё сломалось? Когда превратилось в прошлое — куда можно заглянуть, но нельзя вернуться?

Не знаю. Не могу понять. Не заметил — оттуда, из глубины…

Самое обидное, что ведь внешне ничего не изменилось. Ни при людях, ни между нами наедине. Мы не ссоримся, не бьём посуду, не ругаемся по поводу денег, семейных обязанностей, алкоголя, приезда Викиной мамы или прихода моих друзей.

Всё прекрасно. Девяносто процентов семей нам могут позавидовать.

И невозможно назвать словами то, что исчезло.

— Хочешь что-то сказать? — не оборачиваясь, спросила Вика.

Я помолчал секунду:

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя очень люблю. Как ты думаешь, мне надеть серёжки?

— Надень… — Я даже не могу понять, чего больше в этой фразе — ухода от моих пустых и ненужных слов, или ответного знака… пару серёжек с жёлтыми топазами я подарил ей перед свадьбой.

— А пойдёт к синему?

— Мне кажется, да.

— Ладно… ты надень серые джинсы и клетчатую рубашку, ту, что моя мама подарила. Тебе очень идёт.

Вика выскользнула из моих ладоней легко и непринуждённо. Ещё секунду я обнимал воздух, потом открыл шкаф. Джинсы были совсем новые, я зубами перекусил пластиковую нитку с этикеткой.

— А ножницы ещё не придумали? — укоризненно спросила Вика.

— Нет. Для лентяев ножи и ножницы всегда дальше, чем собственные зубы.

В прихожей тренькнул звонок.

— Давай быстрее, я открою. — Вика бросилась из спальни, обронив на ходу: — И носки смени, не забудь…

— И вымой уши… — прошептал я, втискиваясь в слишком тугие, не разношенные джинсы. Где эта чёртова рубашка? Мне она не нравится, но не надеть её — обидеть тёщу, а значит, обидеть Вику, значит…

Любой поступок, безразлично, чем он был вызван, тянет за собой целую цепочку следствий. А вот каких зависит совсем не от самого поступка, только от отношения к тебе.

— Андрей, спасибо… — донеслось из прихожей. Я застегнул рубашку. Воротничок жал, но, может быть, она и впрямь мне идёт.

Ответная реплика Андрея Недосилова была едва слышна. Он всегда говорил негромко и мягко.

— Не заблудился? — спросила Вика. Андрей к нам приехал первый раз.

— Это я заблудился… — прошептал я. — В самом себе.

— Лёня!

— Иду! — Я заправил рубашку и вышел в коридор.

Когда-то Андрей Недосилов был мне очень симпатичен. Он психолог, коллега Вики, занимается исследованиями глубины и всех феноменов, связанных с ней. Сейчас… сейчас даже не знаю.

— Леонид, добрый вечер. — Андрей здоровался так, будто мы с ним расстались пару часов назад, а не год назад на Московском вокзале в Питере, когда мы уезжали. В одной руке он держал укутанную в целлофан розу, в другой — бутылочку какого-то ликёра.

— Не заблудился? — повторил я вопрос Вики.

— Всё в порядке. У вас очень хорошо. — Он одобрительно обвёл взглядом прихожую. — Чувствуется семейный уют и теплота.

Андрей — крупный, но того странного, массивного и мягкого типа людей, которых легко представить в массивном кресле или за трибуной перед притихшей аудиторией, но совершенно невозможно вообразить за штурвалом или с отбойным молотком. А ещё он поразительно легко внушает доверие и уважение — первыми же словами, негромким и уверенным голосом.

— Проходи, — предложил я. — Так ты один?

— Мои ребята задерживаются. — Андрей сделал странный жест, будто собирался поправить несуществующие очки. Вот из таких маленьких деталей и складывается образ — лукавый ленинский прищур, ослепительная гагаринская улыбка, сдержанная леоновская печаль. Каждый неординарный человек придумывает — осознанно или нет — какую-нибудь метку: движением, мимикой, интонацией. И несёт её как знамя собственного обаяния.

— Как конгресс? — спросила Вика, забирая у него бутылку и цветы. — Лёня, принеси вазу, ту, высокую…

— Крайне интересно. — Недосилов стал разоблачаться. Слово «раздеваться» к нему никак не подходило. — Витя Архонтов сделал любопытный доклад…

Я пошёл за вазой, краем уха слушая отчёт о конгрессе.

— Марк Петровский по-прежнему развивает свою тему… боюсь, ничего нового за прошедший год, хотя статистика собрана занятная…

Ваза была пыльная. Когда я последний раз дарил Вике цветы? На Восьмое марта… нет, потом ещё летом… шёл из магазина, старушка продавала гладиолусы, с дачи, по дешёвке…

— Багрянов и Богородский поработали на славу, оценить сразу трудно, но результаты многообещающие…

Я поймал себя на том, что стою и медленно стираю пыль с горлышка вазы. Можно гордиться бутылкой вина, поросшей пылью, но уж никак не вазой для цветов…

— Плотников всё в своём ключе… Многие критикуют, но я считаю перспективным это направление…

«Любопытно», «занятно», «многообещающе», «перспективно». Профессиональная этика, сдержанная и солидная…

— Виктория, а почему ты отказалась от участия в конгрессе? Тебе посылали приглашение?

— Теперь это уже не мой профиль, Андрюша… ты ведь знаешь. А как твой доклад?

— Тут не мне судить…

Они вошли в гостиную, а я бросил заниматься ерундой и двинулся с вазой в ванную.

— Какая тема?

Вика могла спрашивать сколь угодно непринуждённо. Я всё равно чувствовал её тон, её жадный интерес. Наверное, и Андрея ей не обмануть.

— «Неомифология на примере легенды о дайверах в субкультуре виртуального пространства». Феномен уже исследовался, но, к сожалению, слишком некритично…

Я запнулся, но всё же вышел из комнаты. Рванул дверь ванной. Пустил воду, сунул вазу под струю. Хрусталь звякнул, налетев на чугунный край ванны, но устоял.