Виталий Пищенко - Укус скорпиона

— Четырнадцать.

«Замечательно, — подумал я, — великолепно. Сбежать, оставив детей. Разве жалко, ведь они чужие, не свои. И душа не болит, и сердце не кольнет спазмом совести. Черт бы нас всех побрал! Хотя… этим он сейчас и занимается».

Я протянул девочке руку, и она уцепилась за нее, как за спасательный круг.

— Веди показывай, где ваш приют, — сказал я.

Их действительно оказалось четырнадцать, испуганных, грязных, голодных. Старшему было лет десять, младшему — не больше трех. Они сидели в холодной, нетопленой комнате и жались друг к другу в тщетной надежде согреться. Кажется, у одного из них был жар, остальные усердно шмыгали носами. Я взял больного мальчика на руки, остальным сказал, чтобы шли за мной. Они продолжали сидеть, даже не пошевелившись.

— Пошли, — сказала Кристина. — Этот дядя нам поможет.

— Там дождь, — возразила самая старшая девочка. — Мы промокнем и заболеем. У нас же нет дождевиков, как у тебя.

Я кивнул.

— Ты права, а я об этом не подумал. Тогда сделаем так: оставайтесь здесь, а я что-нибудь придумаю.

Я вновь положил мальчика на кровать и достал из сумки плитку шоколада.

— Поделите на всех.

— Спасибо, — нестройно ответили дети.

Я проглотил комок, возникший в горле, и выбежал из дома, направляясь к въезду в город, откуда доносилось урчание моторов. Шла очередная колонна с беженцами.

Микроавтобус стоял на обочине, завязнув в грязи чуть ли не по самый кардан. Водитель — широкоплечий краснорожий детина — давил на газ и то открывал, то закрывал рот. Видимо, ругался. Потом он увидел меня, опустил стекло и, высунувшись в окно, заорал:

— Сам Бог тебя послал! Колонна ушла, никто не остановился. Сволочи! А ты что, от своих отстал?

Я молча обошел автобус, заглянул через стеклянное окошко в салон. Барахло. Под самую завязку. Вернулся к кабине, спросил:

— Куда едешь?

— К брату на ферму.

— Сколько отсюда до Вашингтона?

Водитель посмотрел на спидометр, что-то прикинул в уме и сказал:

— Пятьдесят четыре мили. С хвостиком.

— Так близко? — удивился я.

— Ты что, совсем заплутал? — хмыкнул водитель.

— Ага! — кивнул я и добавил: — Ладно, давай помогу.

Автобус дергался, откатывался назад и снова шел вперед, раскачиваясь, словно маятник. Но амплитуда становилась все больше и больше, покуда наконец двигатель не сорвался на вой, почувствовав, что жижа уже не так сильно держит колеса в своих липких объятиях.

Через секунду, совсем освободившись, автобус обдал меня грязью с ног до головы и рванулся вперед.

— Эй! — заорал я. — Остановись!

Водитель высунул в окно руку и показал мне средний палец, сжав остальные в кулак. Красноречивее жеста не бывает.

Я вытащил пистолет и выстрелил в колесо.

Машину кинуло в сторону, она завиляла, потом пошла юзом. И все же водителю удалось затормозить. Он выскочил из автобуса и, то и дело оглядываясь, побежал по дороге.

Я сунул пистолет обратно в карман и направился к машине.

На колесо было жалко смотреть. Его разорвало от выстрела, и теперь скат походил на тряпку, только резиновую. Впрочем, меня это ничуть не расстроило. Я знал, что делал, когда стрелял.

Обойдя машину, я забрался в кабину, а оттуда — в салон, открутил барашковую гайку и снял с крепления запасное колесо. Тут же из кучи барахла торчала ручка домкрата, и я порадовался, что не придется его искать.

На замену колеса ушло не менее получаса. Домкрат, вместо того чтобы приподнимать машину, вдавливался в землю, покуда я не догадался подложить под него одно из съемных сидений, а сверху установил платформу от утюга, раскуроченного мною специально для этой цели.

Наконец я завел мотор и нажал на газ. Автобус дернулся, и этим все кончилось.

Проклиная все на свете, я забрался в салон и стал выкидывать наружу тюки с вещами. Скинув половину барахла под колеса, утрамбовал его ногой и уже собрался забраться обратно в кабину, но в этот момент кто-то дотронулся до меня сзади. Я подскочил как ужаленный, выхватил пистолет и резко повернулся.

Передо мной стояла Кристина.

— Уф, — выдохнул я. — Извини. Мне показалось, что вернулся водитель.

— Какой?

— Ну… хм… Это не важно. Лучше скажи, как ты здесь оказалась?

— Мы ждали. А вас все не было. И я отправилась на поиски.

— А остальные дети?

— Они сказали, что я зря иду, что вы уже не вернетесь, что вам не нужна лишняя обуза. — Это взрослое слово девочка выговаривала с явным удовольствием.

— Ну и зря они так. Я обязательно вернусь, только нужно как-то вытащить машину из грязи. Ты поможешь мне?

— А что надо сделать?

— Ты сядешь за руль и будешь давить вот на эту педаль, договорились?

— Конечно.

Я завел мотор, соскочил обратно в грязь, а Кристину посадил за руль.

— Давай, девочка. Жми. Как почувствуешь, что машина начала двигаться, отпусти чуточку педаль и держи руль прямо, чтобы автобус не скатился в кювет.

— А вы? — испуганно спросила Кристина.

— Не волнуйся, я запрыгну на ходу.

Мы давно выбрались на федеральное шоссе, и я гнал автобус, постоянно виляя из стороны в сторону, чтобы не влететь в выбоину или же не врезаться в покореженную, черную от гари технику. Техники было много. Не только автомобилей, но и танков, бронетранспортеров, армейских грузовиков. Судя по количеству искореженных машин, хааны совершали налеты на шоссе довольно часто. И я молил бога, чтобы сегодня этого не случилось.

Дети смирно сидели в салоне на оставшихся узлах и во все глаза глядели на дорогу, вдоль которой непрерывной чередой тянулись беженцы. Я же старался на них не смотреть, ибо ничем не мог им помочь. Люди потеряли все: достаток, комфорт, спокойную, размеренную жизнь, но хуже всего, что они потеряли надежду. Они шли в никуда, им было ясно, что спасения нет нигде. Но они шли, сгибаясь под тяжестью чемоданов и сумок, катя перед собой детские коляски и магазинные тележки с жалким скарбом.

Несколько раз нас пытались остановить группы мужчин, но я выставлял «узи» в окно и давал в воздух короткую очередь. Вопросы отпадали сами собой.

А дети молчали и смотрели в окна. Только в самом начале пути Кристина спросила, куда мы едем. Я сказал, что в Лэнгли, где находится штаб-квартира ЦРУ. Похоже, мой ответ ее успокоил. Зато меня, чем ближе подъезжали мы к Вашингтону, сомнения терзали все больше. Захочет ли Нортон взять этих маленьких людей под свою опеку или же вышвырнет их вон, как щенят, которых хозяин поленился утопить?

«Детей не брошу, — думал я. — Если места им не найдется, значит, и мне там делать нечего…»

И вдруг разом что-то изменилось. Люди, до сих пор медленно тащившиеся по обочинам дороги, бросились врассыпную, побросав свои вещи. Я приник к лобовому стеклу и посмотрел вверх. Прямо на шоссе пикировал какой-то древний самолет с черно-белыми крестами на крыльях. В голове всплыло дремучее слово «мессершмитт», и я вспомнил рассказ оператора хакерского чата о фашистах, расхаживающих по его городу, как у себя дома. Неужели и сюда они добрались? Хотя чему удивляться — игр о Второй мировой напридумывали немерено…

Перед машиной стали взлетать в воздух фонтаны грязи.

Проклятие! Он еще и стреляет!

Я резко крутанул баранку влево, потом вправо, но, осознав, что вилять бессмысленно — все равно от пули не убежишь, — резко затормозил.

— Быстро из машины! Бегом! Прыгайте в кювет и ложитесь!

И тут послышался вой реактивного самолета. Я поднял глаза и увидел идущий на форсаже истребитель-перехватчик ВВС США. Что-то сверкнуло у него под крылом, и черная точка отделилась от самолета, оставляя за собой дымный след. Летчик «мессершмитта» перестал стрелять и попытался уйти, кинув самолет в свечу. Не помогло. Яркая вспышка — и все. Даже обломков не осталось.

Я облегченно вытер пот и вновь завел автобус. До самых предместий Вашингтона мы доехали без приключений.

Въезд в город перекрывала военная застава. Впереди стоял тяжелый танк, накрытый маскировочной сеткой, дорога была перегорожена шлагбаумом, и рядом с ним, упершись спинами в маленький одноэтажный домик, стояли два автоматчика.

Я сбавил скорость и, подъехав к шлагбауму вплотную, остановил машину. Тут же один из автоматчиков — молодой безусый парень лет пятнадцати-шестнадцати (боже, неужели таких юнцов стали брать в армию?!) — подошел к кабине и, направив на меня дуло автомата, заявил:

— Въезд в город запрещен.

— Почему? — удивился я.

— Производится эвакуация населения.

— А если мне нужно в Лэнгли?

Парнишка подозрительно посмотрел на меня, потом, заглянув в салон автобуса, увидел детей.

— Кто это? — еще более подозрительно спросил он.

— Дети.

— Ваши?

— Нет. Их бросили в приюте.

— Та-ак, — протянул автоматчик, — документы есть?

Я порылся в сумке и протянул ему удостоверение сотрудника ЦРУ. Парнишка повертел его в руках и принялся внимательно изучать.