Последняя надежда Антрумы (СИ) - Смородинский Георгий Георгиевич

Если бы моя ненависть была материальной, ей бы, наверное, можно было разорвать материк. Крылатая жаба изгаляется, чувствуя себя победителем, при полном попустительстве Мудреца! До конца ивента ещё двадцать две с половиной минуты, и нигде в его тексте не говорилось об этой ублюдочной луже, в которую меня затащил этот урод.

— Вы проиграли… — издевательски прошелестел Дан-У, очевидно, догадываясь о моих чувствах. — Жаль, червь, что ты не увидишь её унижение… но, обещаю, оно будет глубоким… Умри…

Дан-У поднял меня на вытянутой руке, запрокинул морду, глаза его расширились. Перекрывая рев бури, в голове зазвучали неразборчивые слова какого-то жуткого заклинания, легкие сковало льдом, а перед глазами побежали красные системные строки:

Объятья Мрака забирают 30 % Вашего здоровья. [18,68 % — регенерация] [88,68 % остаток]

Тварь! Тварь! Тварь! Разум в панике заметался, но тело отказывалось шевелиться.

Объятья Мрака забирают 30 % Вашего здоровья. [18,68 % — регенерация] [77,36 % остаток]

Мудрец! Сука неблагодарная! Какого хрена ты до сих пор не явился?!

Объятья Мрака забирают 30 % Вашего здоровья. [18,68 % — регенерация] [66,04 % остаток]

Да как же, блин, так?.. Прости, мама…

……………………………………..

Объятья Мрака забирают 30 % Вашего здоровья. [18,68 % — регенерация] [32,08 % остаток]

Крылатая белоглазая смерть ржавыми гвоздями забивала в голову тикающие секунды.

Раскалённые крючья рванули грудь и живот, суставы сдавило жерновами камнедробилки, воду в океане сменила алая кровь. Когда я отчетливо понял, что умираю, знакомый голос разорвал багровую пелену:

— Я здесь, Темный! Живи-и-и!

Мелькнула в свете молнии чёрная тень, и крылатый ящер, заложив вираж, коршуном упал на владыку. Совсем как тогда, в Винете…

Чудовищный удар потряс не ожидавшего атаки Дан-У. С яростным ревом Страж Храма Семи вцепился в глотку Порождению Мрака, и заклинание прервалось.

Абберат блокирует наложенный на Вас негативный эффект.

Вы получаете иммунитет ко всем негативным эффектам сроком на 30 секунд.

29… 28…27…

Шон… Мой пес… Наконец-то заговорил…

Уйдя из захвата кольцом, я приземлился на обе ноги и, сделав обратный кувырок, разбил на поясе склянку. Всего лишь отсрочка, но теперь, твари, мы сыграем по моим правилам!

Шон рвал шею чудовища зубами и лапами, но выглядело это скорее актом отчаяния, поскольку все его усилия сняли владыке чуть больше двух процентов ХП… Ни один бог в Арконе не пережил бы такой атаки, но когда за спиной врага маячит Система, победить, увы, невозможно.

Впрочем, мой пёс своё предназначение выполнил, и дальше дело за мной. Тридцать секунд иммунитета… Ничего, мне этого хватит с лихвой.

— Быстро уходи! — заорал я в канал, но мой крик запоздал.

Дан-У, придя в себя после первой атаки, взревел, как раненый кит. Обвив фамильяра щупальцами, владыка сорвал его со своей шеи и отшвырнул к краю площадки.

Отвратительно хрустнули кости, с ужасным треском крючья рванули плоть… Умирающий Шон пролетел по дуге, разбрызгивая кровавые капли, упал на камни и затих. Иконка фамильяра сменила цвет…

— Тва-а-арь! — в бессилии заорал я и, разбив на поясе мензурку Повелителя Тьмы, шагнул вперёд, поудобнее перехватив меч. Да, это будет всего лишь жест, и моя атака не снимет даже процента, но умирать надо, стиснув зубы на шее убийцы. Так всегда учил меня дед…

Расправившись с Шоном, владыка издал торжествующий рёв и, бросившись вперёд, попытался ухватить меня лапой.

— А вот хрен тебе!

Легко уйдя с линии атаки, я Порывом запрыгнул на предплечье вытянутой руки и, пробежав вперёд, со всей ненавистью воткнул меч в горящий глаз твари.

Не встретив сопротивления, Жнец вошёл по самую рукоять, плеснул наружу кровавый ихор, и оглушительный рёв раненого чудовища прозвучал для меня эпическими аккордами.

— Это тебе за нас, урод, — прошептал я и, закрывшись Щитом богини, спрыгнул на трясущуюся площадку.

Всего три процента… Два снял Шон, и один — я… Айша была права — ведь это те самые три процента Удачи…

С презрением оглядев ревущую тварь, я перевёл взгляд на гигантского элементаля и, усмехнувшись, показал ему средний палец левой руки. Затем вывел перед глазами панель и, мысленно попрощавшись с Арконом, нажал кнопку Слияния с Первостихией…

Боли не было. Горизонт затянуло чернотой, молнии погасли, время остановилось, и я увидел перед собой её силуэт… Черная женщина в легком простеньком платье появилась в метре напротив и, гордо приподняв подбородок, вытянула в мою сторону руку.

— Мама… — севшим голосом с улыбкой прошептал я. — Спасибо тебе и… прощай…

Тьма кивнула, положила ладонь мне на плечо, и мир погрузился в непроглядную черноту…

Ноздрей коснулся сивушный запах водки… Я поморщился, открыл глаза и непонимающе оглядел помещение, в котором вдруг оказался. Старая кухня в той квартире, где прошло мое детство. Протертая синяя скатерть на столе со знакомыми отметинами от ножа, дедова бронзовая пепельница, солонка в виде девочки с лукошком и цветастый заварной чайник…

На мне парадная форма с наградами и аксельбантом. Берет лежит на столе слева, около тарелки с горбушкой бородинского хлеба и двумя кусками докторской колбасы. Передо мной стакан и початая бутылка «Столичной», у пустого стула напротив ещё один стакан с водкой, накрытый куском чёрного хлеба.

Дед не любил бородинский, и по дороге с кладбища я купил обычный ржаной.

М-да… Тот самый поганый день моего дембеля, и почему-то после смерти меня закинуло именно сюда… Странное какое-то посмертие… Хотя…

Я осторожно провёл рукой по краю стола и хмыкнул, почувствовав ладонью скользкую скатерть. Интересно… На часах — без пятнадцати восемь, я только что зашёл в квартиру, успел выпить один стакан… В холодильнике ещё два пузыря водки и сковородка с заплесневелой картошкой, которую жарил дед. Я не выкидывал ее больше месяца… Сходил с ума, но…

Зачем я здесь?! В наказание? Но я ведь уже не больной псих!

Не знаю, но, может быть, мне пытаются втереть, что все приснилось? И Аркон, и та площадка, и одноглазая тварь? Ну, раз хотят, нужно вести себя хоть немного похоже… Я усмехнулся, плеснул себе полстакана, вернул бутылку на стол и тут услышал в прихожей шаги.

В следующую секунду дверь распахнулась, и в кухню вошёл дед Семён… Черт…

В своём любимом спортивном костюме и знакомой сиреневой футболке «Horizon», которую я подарил ему на юбилей. Как всегда подтянут и гладко выбрит. Внешне он выглядел даже моложе, чем в день моих проводов в армию, но… как?!!

Заметив меня, дед приветливо махнул рукой, сел за стол, знакомым движением скрестил пальцы в замок, и все сомнения тут же пропали. К горлу подкатил горький комок, в глазах защипало…

Столько лет я вспоминал… Говорил с его фотографией, и вот…

— Ты повзрослел, внук, — дед задержал взгляд на моем ордене, улыбнулся и посмотрел в глаза. — Прости, что я тебя не дождался…

— Но ты же… — я сглотнул комок в горле и, обведя взглядом кухню, поморщился. — Этот дом снесли в двадцать седьмом. Где мы?

— Не знаю, — пожал плечами дед, — но здесь можно поговорить.

— Поговорить?

— Да… — дед взял со стола стакан, выпил и, занюхав куском хлеба, поднял на меня взгляд. — Мы ведь должны были поговорить еще тогда, на этой вот кухне, но…

— Что-то важное? — нахмурился я.

— Да, — покивал дед и опустил взгляд. — Твоя мать, Олег, не употребляла наркотики. Маша не была наркоманкой. Я не говорил тебе… Не хотел, чтобы ты жалел себя, боялся, что вырастешь тряпкой…