Ольга Алешина - По ту сторону реальности (сборник)

— Мне всё равно! — Ингвар вырвался на лестницу и, не оглядываясь, помчался вниз.

— Такой же. Упрямый! — вслед ему сказала Хильда. Она подошла к окну и проводила сына взглядом. Потом посмотрела в небо. Серое небо отразилось в её глазах блеском воды.

На рыночной площади Ингвар разглядел сложенный из рубленых веток будущий костёр. Толпа волокла ангела к нему, а Ингвар действительно ничего не мог сделать. Но юноша решил — когда девушку привяжут к столбу и подожгут ветки, он бросится к ней, и… и либо успеет развязать верёвки, либо они с ангелом сгорят вместе. Может быть, ей будет не так страшно, когда он окажется рядом. Вряд ли ещё кто-нибудь смелый сунется в огонь. А того, кто избежал казни, повторно не казнят. Таков закон. План созрел у него по дороге, и он успел стащить с прилавка острый нож. Им он и перережет грязные верёвки, а пока Ингвар спрятал его в одежде.

— Проклятая ведьма! Когда ты сдохнешь, гореть тебе в аду за твои грехи! Привыкай же гореть, дьявольское отродье!

Много проклятий неслось в лицо бедной девушке. Она уже, кажется, смирилась или окоченела от испуга. Большие её глаза не просили больше ни о чём, худенькие плечи вздрагивали. Как же Ингвару хотелось обнять её и успокоить в своих крепких руках! Но он не мог подойти к ней ближе, чем на сорок шагов.

«Посмотри на меня. Я здесь. Я с тобой, — просил он мысленно. — Не слушай их крики, я знаю, ты не ведьма. Ты ангел, мой несчастный ангел. Как я хочу узнать твоё имя!»

— Девица Марион! — над толпой раздался властный голос священника, отца Буркгарда. — Признаёшь ли ты себя виновной в колдовстве и во всех злодеяниях, тебе известных? В том, что летала на метле в Брокен, что морила скот, отравляла младенцев в утробах матерей, вызывала град и разные болезни, изымала молоко у коров, наполняя их вымя кровью, превращалась в белую собаку, и занималась прочим богомерзким ведовством, вступая в преступную связь с дьяволом? Отвечай! Если покаешься, спасёшь свою несчастную душу!

Отец Буркгард смотрел строго и не отводил взгляд. Люди, вязавшие ей руки за столбом, отступили. Отца Буркгарда уважали, его слово считалось непреложно, но сейчас это слово казнило страдалицу.

«Марион! Тебя зовут Марион! — шумело у Ингвара в голове. — Только так тебя и могут звать, ангел с фиалковыми глазами и каштановыми локонами!»

Девушка отрицательно замотала головой, оцепенение словно спало с неё от громких слов священника. Она с прежним испугом оглянулась вокруг. Недовольный гул толпы вновь стал нарастать, но отец Буркгард поднял руку и ропот смолк.

— Имею власть спасти твою душу, но не твоё тело, девица Марион, — так же громко произнёс священник. — Как бы ни были тяжелы твои грехи, ты можешь освободиться от них. Предлагаю ещё раз — покайся и будешь спасена.

Но она опять замотала головой, словно онемела от страха.

Ингвару захотелось крикнуть так же громко, как отец Буркгард:

— Отпустите её! Она невиновна!

Но, посмотрев на лица тех, кто его окружал, он понял, что никакие слова сейчас не проникнут в каменные сердца этих людей. Может, сердца у них и не каменные. Вон стоят сестрички Анна и Марта Люйкен, добрые девушки, потерявшие свою красоту от болезни, испортившей их лица. А вон, добродушный толстяк пекарь, Иоганн Баранхельм, которому жена принесла мёртвую двойню. Сердца не каменные, но они огрубели от свалившихся на них бед. И отпускать виновницу никто не собирался.

Но и Ингвар не собирался сдаваться. Он крепче сжал в руке острый нож, спрятанный в складках одежды, и пробрался в первые ряды. Встретить взгляд Марион и приободрить её у него не получилось. Пламя вспыхнуло так неожиданно, что он вздрогнул. Даже не заметил, кто из горожан поднёс факел. Голова кружилась от отчаянья, но страх не сковал движения Ингвара. С первым его шагом на костёр в небе прогремел оглушительный раскат грома. И полоснула огромная кривая молния. Кто-то закричал, а Марион, наконец, встретилась взглядом с Ингваром. Её ног ещё не коснулось пламя, но в фиалковых глазах вместо ужаса появилось удивление.

Множество молний озарило небо, и хлынул ливень. Это настолько поразило людей, что рыночная площадь мгновенно опустела. Меньше чем за минуту возле потухшего костра остался один отец Буркгард. И хотя вода мешала хорошо рассмотреть и понять, что теперь ждать от священника, всё же тот никогда не служил святой инквизиции, Ингвар не увидел ни страха, ни паники на его лице. Взгляд отца Буркгарда выражал удивительное спокойствие. Словно ливень поведал ему о чём-то чрезвычайно важном.

Нож Ингвара быстро перерезал верёвки, стянувшие руки Марион. Он хотел и боялся прикоснуться к той, которая смотрела на него с надеждой. Вода стекала по её лицу, мокрые губы шептали слова благодарности. Но не до благодарности было сейчас Ингвару, он схватил Марион за руку и увлёк её за собой.

— Бежим! — крикнул он, и она его поняла. Бежали они долго, по пустынной улице, затем по просёлочной дороге к лесу, потом через луг и мимо озера, пока добрый лес не скрыл их от возможных преследователей.

Но разве кто-нибудь из напуганных горожан погнался бы сейчас за ними? Всех сильно напугали гром и ливень. Теперь горожане будут гадать, что им довелось увидеть — знак небес или новое колдовство? Ингвар и Марион укрылись под дубом. С них стекала вода, но глаза у обоих сверкали от счастья.

Хильда смотрела вслед удалившемуся сыну, и губы её шептали тихие слова. Но отнюдь не молитву. Встретив колючий взгляд фрау Эрны, она отступила вглубь комнаты. Не нужны ей лишние пересуды. Но и там она не перестала шептать, не отводя пристального взгляда от серого неба. При первом раскате грома Хильда расхохоталась. И чем громче гремел гром и полыхали молнии, тем безудержнее становился её смех. Чепец она давно сорвала с головы и отбросила прочь. Тёмные волосы разметались по плечам, а губы повторяли одну и ту же, последнюю фразу:

— Не сгореть, не сгореть, вода смоет ожоги!

О, она отлично знала, кого надо просить за единственного сына! И за ту пастушку, раз она оказалась мила его сердцу. Пусть живёт, пусть радуется. А эти горожане слишком глупы, чтобы отыскать настоящую ведьму. Вовек не отыщут! И будут покупать розы из сада фрау Хильды. Никому ведь не приходит в голову, что в остальных садах розы не цветут. Глупые горожане! Смех становился всё громче, и молнии отражались в чёрных, почти зеркальных глазах.

Ингвар осторожно поцеловал Марион краешек губ. Он не решался выпить это счастье сразу. Гроза уже кончилась и, словно заждавшись, в одну минуту, выглянуло солнце.

Девушка вся вспыхнула, и сама потянулась к Ингвару. Ей не верилось, что от страшной беды до огромной радости всего несколько шагов. Пусть даже эти шаги под жутким ливнем.

— Для чего ты мазала запястья? — неожиданно спросил её Ингвар, сам не понимая, зачем. Убеждать себя в том, что она невиновна, ему не требовалось. Скорее всего он просто хотел продлить сказочный момент до первого настоящего поцелуя. И ещё услышать голос Марион.

— Я протирала руки маслом, — ответила она. — Они загрубели от работы…

Она ещё объясняла бы и оправдывалась, но Ингвар уже услышал её голос, а больше ему ничего не было нужно. Губы встретились, и Ингвар с Марион забыли, на каком они свете.

Время растворилось. Дуб стряхивал на них крупные капли дождя, солнечные лучи играли с ресницами. Но длинные ресницы Марион взмахнули всего несколько раз. Как ни хотелось ей смотреть в красивое лицо благородного незнакомца, глаза непроизвольно закрывались. С ресницами Ингвара солнце играло в ту же игру. Ингвару очень хотелось смотреть на ангела, но свет больно резал глаза. Свет, или её красота?

— Ингвар. Меня зовут Ингвар, Марион, — задыхаясь, сказал он.

— Ингвар, — повторила она. — Почему ты разрезал верёвки?

Ответ прозвучал не сразу. Какое значение имели сейчас слова? Дыхание и теплота губ объясняли всё лучше.

— Я решил спасти тебя в тот же миг, когда увидел. Ты ведь ангел, верно?

— Нет, нет, — успела рассмеяться Марион. — Я обычная, я вовсе не ангел.

— Ты та, — перебил её Ингвар. — Чьи губы слаще мёда. Завтра мы отправимся с тобой в поместье барона фон Гинденбурга. Я слышал, барон очень добрый человек. И пусть он устроит над тобой свой светский суд, ничего не бойся. Дождь уже потушил костёр. Я знаю, барон оправдает тебя и выдаст за меня замуж. Ты согласишься пойти за меня, Марион?

А стоило ли спрашивать?

Они уснули на высохшей траве. Слёзы её счастья перемешались с последними сверкающими каплями дождя в зелени. Солнечные лучи забавлялись с любой водой. Они играли, им было весело согревать двух беглецов.

Хильда не знала, что тот, кого она просила о помощи, всё равно, рано или поздно, обманет. А если и знала, то за многие годы забыла о грозных предупреждениях.