Светлана Бойкова - Черное и белое

— И мороженое?

— Да. Я чувствую, ты очень хочешь мороженого. Так и быть, отойдем сегодня от строгих предписаний и два шарика мороженого — твои.

— Я рад этому, — улыбнулся Алекс.

— А сейчас — прошу к столу, — пригласила Олеся. — Подайте мороженое, пожалуйста. Алекс сейчас будет его есть, — обратилась Олеся к людям в черном.

Принесли небольшую, блестящую металлом холодильную камеру, имеющую две цилиндрические емкости.

— Спасибо. Вы свободны, с остальным мы справимся сами, я сама буду угощать нашего гостя.

— Какая несправедливость! — нарочито с обидой сказал Роман. — Возможно, я не так красив? Такие же темные волосы, карие глаза… Или я ростом не вышел?

— Прошу тебя, Роман, не паясничай, — Олеся смущено опустила глаза, и румянец нежно окрасил ее щеки.

— Нет-нет! — не унимался Роман. — Ты меня не угощала первым моим ужином после моей реконструкции. А все было так забавно, вспомни, — и Роман рассмеялся легко и непринужденно.

— Но здесь особый случай, — Олеся поджала нижнюю губу. Открыла крышку холодильной камеры, и морозное облако обдало ее. Олеся достала мороженое и наполнила им вазочку. Два шарика мороженого, поданные Алексу, источали приятный, ни с чем не сравнимый аромат.

— Розовый — с малиной, — пояснил Роман. — Ешь, очень вкусно. А зеленый — с киви. Я, помню, проглотил это моментально, а ты сидишь и смотришь на него, как заколдованный.

Алекс держал ложечку в руке и действительно смотрел на мороженое, как на нечто невероятное. Олеся и Роман, не скрывая любопытства, молча наблюдали за ним.

— Приятный запах… Помню, там, на станции, мороженое пахло просто восхитительно, имело поразительный вкус, но, к сожалению, мне не удалось его доесть, — Алекс неожиданно поднял голову и весело продолжил, занося ложечку над малиновым шариком: — Что было — то было… я начинаю путь! — И с удовольствием и восторгом отправил в рот розовый кусочек.

Роман и Олеся захлопали в ладоши и все трое долго и весло смеялись. Они с удовольствием ужинали, непринужденно беседуя, как старые друзья, совершенно не замечая времени.

— Ой! — спохватилась Олеся. — У нас впереди еще прогулка.

— Прогулка? Оставь ее на завтра, — посоветовал Роман.

— Это невозможно. Свежий воздух для Алекса — это как свежий воздух! — заговорилась Олеся и ни капли этому не смутилась.

— Нет, прогулка не для меня, я столько всего съел, мне бы дойти до кровати и уснуть, — Роман лениво подтянулся. — Завтра начнётся обучение… пожалуй, я пойду. Спокойной ночи.

Роман с трудом выполз из-за стола и, как объевшийся кот, медленно, но с достоинством, удалился.

— Ну, что ж… — Олеся вздохнула. — И нам пора. Пойдем, я покажу тебе твою комнату. Начинай обживаться, запоминай все.

Олеся и Алекс вышли из комнаты и вновь оказались в белом коридоре. Преодолев несколько поворотов по белому коридору, они зашли в тупик, где была одна единственная дверь.

— Прошу. Эта комната для гостей.

Алекс толкнул дверь, она легко поддалась, и в комнате тут же зажегся свет.

— Прошу, — повторила Олеся. — Комната небольшая, но здесь все предусмотрено для комфортной жизни, даже окно-иллюзия, — с гордостью отметила Олеся. — Ты ещё оценишь его по достоинству.

Алекс стоял на пороге, не в силах сдвинуться с места, он был серьезен, но взгляд его был светел. Эта маленькая, скромная комната каким-то непостижимым образом возымела на него могучее светлое воздействие. Отчего-то першило в горле и пощипывало глаза.

— Не стой, проходи, я бегло расскажу, где что лежит, — как заботливая хозяйка, ворковала Олеся. — Вот смотри… — она обернулась и посмотрела на Алекса. — Как ты? Что-то не так?

— Не беспокойся, — задумчиво произнес Алекс. Понимаешь, я долгие годы, окончив работу, запаковывал себя в спальный мешок и ложился на пыльный стеллаж, а утром испытывал счастье, если удалось запомнить сон. Весь день я ходил под впечатлением этого сна и лелеял его, как великую тайну. И вдруг — эта комната! Я вхожу в нее человеком. Вы открыли передо мной такие дары, о которых я когда-то и мечтать не смел. Там, в роскошном доме, работая на хозяина, ежедневно я ожидал близость гибели, утилизации, угрожающей мне от непонятных мне и от этого еще более таинственных и устрашающих сил. Я принял руку помощи, поданную вами, я перешагнул пропасть и обрел свободу.

— Да, свет льется по многим руслам… и эта комната — тоже свет. Входи, обживайся.

Алекс сделал шаг и свободно вздохнул.

— Так-то лучше, — заметила Олеся. — Вот диван, при необходимости трансформируется в кровать. В матрас встроены датчики, при усталости мышц, происходит массаж, ты его не почувствуешь, все происходит на клеточном уровне, очень осторожно и избирательно. Пользуйся, не стесняйся. Это шкаф для одежды, все подобрано специально для тебя… надеюсь, по размеру. Рабочий стол, компьютер, полки с книгами — бывший жилец натискал их сюда из хранилища, мы не стали их убирать, ты сам во всем разберёшься.

— Кто тут жил до меня? — поинтересовался Алекс.

— Мальчишка семнадцати лет, жил у нас очень долго, учился, работал, очень любил книги — все хранилище перебрал… За этой дверью — санитарная комната, там есть все необходимое. Пожалуй, все. Я сейчас уйду, подготовлюсь к прогулке и зайду за тобой. Я вернусь быстро, будь к тому времени одет.

Как только за Олесей захлопнулась дверь, Алекс открыл дверцу одежного шкафа и начал подбирать одежду для прогулки. К одежде он проявил самый живой интерес, он видел, как ее носят, но сам не имел ни малейшего понятия, как ее правильно надеть и застегнуть. Повозившись с одеждой некоторое время, остановил свой выбор на джинсах, теплом свитере и высоких ботинках. Надев все это, Алекс почувствовал легкую усталость и уже собирался присесть на стул, как дверь комнаты распахнулась и вошла Олеся.

— Ты еще не одет? — удивилась Олеся.

— Как? Одет!

— Ах, да! Ты же не знаешь, какое сейчас время года, да и откуда тебе знать об этом. Это мое упущение. Сейчас зима, и тебе необходимо надеть вот эту куртку и, пожалуй, эту вязаную шапочку.

— Как — зима? Прошло столько времени? — Алекс недоверчиво посмотрел на Олесю. — Зима, насколько я знаю — это минусовая температура, большие снежные сугробы…

— Все верно. Все именно так. Одевайся.

— Но эта куртка слишком тонкая, в ней я сам превращусь в мороженое.

— Не превратишься, вся одежда сама распознает погоду и создает предельный комфорт для ее обитателя.

— Здорово!

— Прекрасно! — сказала Олеся, когда Алекс был полностью одет. — Пойдем. Сейчас уже поздний вечер, и прогулка будет короткой, но для тебя — крайне необходимой и полезной.

И вновь они петляли по белому коридору, прошли два контрольных пункта и наконец оказались у выхода. Но привычной для Алекса двери не было. Две огромных гранитных плиты, стилизованные под валуны, плотно притертые одна к другой, и были дверью.

— Встань здесь, — тихо сказала Олеся. — Будь спокоен, идет сканирование.

Алекс остановился и от чего-то начал считать в уме: «Один, два, три…». На цифре десять плиты почти бесшумно разъехались, выпустив людей наружу.

— Темно, почти ничего не видно, — заметил Алекс.

— О, да, а ты воображал, что тут будет фонтан из фейерверков. Пойми, наконец: нас нет, мы не существуем, а афишировать наше существование — смерти подобно.

— Прогулка в темноте для меня невозможна. Даже если я буду плестись за тобой след в след — это не доставит радости и не будет отдыхом.

— Вот, что нам поможет, — Олеся достала из кармана куртки небольшой цилиндр, спокойно умещающийся на ее ладони.

— Похоже на баллончик-распылитель.

— Все именно так, это распылитель света. Сейчас я распылю частицы света вокруг нас, но не надейся — фейерверка не произойдет, хотя тьма станет заметно реже. Я как бы разбавлю тьму светом.

Олеся заставила баллончик выполнить свое предназначение, и серебристое светлое облако, возникшее мгновенно, потеснило тьму. Окутало собой верхушки елей и кедров, снежные сугробы и едва заметную тропинку. Алекса поразила первозданная красота, открывшаяся перед ним. Огромные снежные сугробы сияли мириадами разноцветных огоньков, подобных драгоценным камням. Вековые кедры вздымали свои макушки в небо, встречая на своем пути лишь огромные хлопья искрящегося снега. Ветра не было, и завораживающая тишина проникала глубоко, в самое сердце. Алексу было спокойно и радостно, в душе его звучала ни с чем не сравнимая музыка света. Он чувствовал, что эти кедры, ели, снег, свет являются друзьями его сердца, они встречают его, как равного им друга, возвратившегося домой после многолетних скитаний на чужбине.

— Красиво, правда? — спросила Олеся и обернулась, взглянув на Алекса.