Эл Ригби - Завтра нас похоронят

— Замолчите. Пожалуйста… — почти шепотом сказала Сильва и отвела взгляд.

Скай подумал, что в любую другую минуту она, наверно, отреагировала бы на слова о своей матери совсем иначе. Но сейчас… Дочь Леонгарда едва восприняла их. Она с усилием выпрямилась, сбросила его руки и, отойдя, прислонилась к стене:

— Мне всё равно, что вы сделаете и скажете. Я не предам папу.

Алан в это время осматривал машину — так, словно это было живое существо. Скай ещё раз одёрнул его:

— Не трогай ничего.

— Я разбираюсь в этом получше тебя, — огрызнулся мальчишка.

У Ская не было сил ссориться с ним снова. И он лишь махнул рукой Байерсу:

— Давай, Вилл. Бей.

— Не надо! — мальчик метнулся к начальнику Управления и перехватил его руку.

— Да почему, чёрт возьми? — тот явно терял терпение. — Тебе не удастся её переделать, понимаешь? То, что с вами случилось, необратимо, неужели ты…

— Потому, — тихо и уверенно сказал мальчик, — что если сейчас вы её сломаете, все те, кто из-за неё потерял сознание, скорее всего, умрут. Эта штука ведь подействовала и продолжает действовать на их мозги.

— Ты прав, — Байерс опустил руку. — Вполне возможно. Да, Ник?

Скай настороженно смотрел на Алана. Он не хотел думать о том, что изобретатель может пойти на обман. Просто взять и дёрнуть за рычаг, в слепой надежде исправить то, что случилось четырнадцать лет назад. Ему могло прийти в голову всё, что угодно. Скай не привык доверять людям, которые всегда и всё делали по-своему.

Неожиданно он почувствовал острый взгляд мальчика на себе:

— Не веришь?

Скай кивнул:

— Не верю. Извини, Ал.

Мальчик усмехнулся:

— Я так и думал. Тогда ты очень удивишься.

Произнеся это, он подошёл к машине, отжал первую кнопку и плавно поднял белый рычаг. Лампочка погасла, гудение машины стало тише. Изобретатель перевёл взгляд на круглый индикатор мощности. Казалось, какая-то мысль только что пришла ему в голову. Он стоял неподвижно.

— Что-то не так? — тихо спросил Байерс.

Помедлив, Алан ответил:

— Нет. Уже почти всё. Но сначала я кое-что ещё сделаю. Для… безопасности.

Что-то подсказывало Скаю, что мальчика нужно остановить. Но сделать этого он не успел — Ал уже ударил по кнопке с надписью mаnuаl, а в следующий миг резко повернул индикатор мощности, одновременно опуская красный рычаг.

Тревожная лампочка — теперь тоже красная — ярко вспыхнула, и машина громко, надсадно загудела, мелко вибрируя, посылая странные, вполне ощутимые сигналы. Казалось, воздух, наполненный какими-то импульсами, стал плотнее. В висках у Ская закололо, на миг он непроизвольно зажмурился, но сразу открыл глаза. Стрелка индикатора стояла на отметке 3b, лампочка пульсировала, как сердце. Всё это продлилось лишь несколько мгновений — и Алан отжал кнопку, вернул переключатель на 0 и поднял рычаг. Он как-то странно улыбался и вдруг произнес:

— А теперь можете ломать. Больше никто не погибнет.

Машина по-прежнему гудела, но гудение стало тише. И воздух уже был прежним — холодным и затхлым, но не несущим никакой опасности.

— Точно, Алан? — Вильгельм Байерс пристально всмотрелся в его глаза. — Тогда… что же ты только что сделал?

— Я? — мальчик погладил ладонью железный бок. — Я убил Джину и Леона Кац. Но никого больше. Я ведь пообещал? А теперь… разбивайте её, чего же вы ждёте?

Совершенно измотанная девочка уснула рядом с его дочерью. На заднем сидении машины они обе выглядели совсем маленькими, взлохмаченная головка Аннет лежала на плече у Вэрди. Спайк устроился рядом, положив голову на её колени. Наконец-то они все возвращались… Инспектор Ларкрайт уже должен был очнуться.

— Знаешь, кого я хочу увидеть больше всего на свете сейчас? — неожиданно тихо спросила Гертруда Шённ.

— Меня? — он усмехнулся, глядя, как она курит в открытое окно. — Смотри.

— Не угадал, — она улыбнулась. — Вилла.

Рихард кивнул и нажал на газ. Говорить ему не хотелось, он тоже устал. Он думал о дочери и о своём напарнике. И…

— Что-то горит впереди, Ричи… — она потянула его за рукав.

От перевернутой машины остался только почерневший остов. Вокруг собралось человек шесть зевак, они наблюдали, как люди в защитной одежде выволакивают что-то из сгоревшего салона. Это что-то они упаковывали в черные мешки. Рихард отвернулся и, объехав место аварии, опять надавил на педаль:

— Может, Бог всё-таки есть… — процедил он сквозь зубы. — Тогда этот парень мне даже нравится.

Гертруда засмеялась. Ланн свернул на улицу, по которой до знакомого дома было совсем недолго. И сразу увидел расцвеченное рыжими бликами пожара небо. Блики заплясали на лицах спящих девочек на заднем сидении.

— Ричи! — крикнула Гертруда, когда он резко надавил на педаль газа.

Почти сразу они услышали тревожное гудение сирен пожарных машин. Дом Карла был охвачен пламенем и дымом, сквозь них разглядеть окно инспектора было невозможно. Встревоженные громкими звуками, Аннет, Вэрди и Спайк моментально проснулись. И пока девочки тёрли глаза, пёс уже всё понял — Ланн увидел, как он бросился на дверцу автомобиля, пытаясь её открыть. Он скреб лапами по ней, по стеклу, жалобно скуля.

— Что случилось? — спросила, всматриваясь в пламя, Вэрди. — Это…

Аннет молчала. Она подняла на Рихарда глаза, казавшиеся бездонными в полумраке, расцвеченном рыжим заревом.

— Всем сидеть! — остановив машину, рявкнул Ланн. И рванув дверцу, выскочил.

Гертруда Шённ сразу же последовала за ним.

Пожарные заливали дом пеной, но пылающее море не хотело сдаваться, сжирая всё новые и новые окна. Машины подъезжали, красные и белые, одинаково завывающие и мерцающие сиренами. Ланн видел, как врачи уносят кого-то на носилках.

— Это сделали Коты… — прошептала Гертруда Шённ, всматриваясь в проём подъезда, похожий на вход в ад.

Комиссар внезапно остановился. Дикая тупая боль постепенно наполняла голову, все вокруг заплывало туманом. Оглянувшись на свою машину, Рихард увидел, что девочки прижались лицами к стеклу. Бледные и очень похожие, с лихорадочно блестящими глазами. Он отвёл взгляд и опять посмотрел на огонь, сделал один шаг, второй… и побежал.

— Ричи! — тонкие руки вцепились в него и всё никак не отпускали. — Не лезь туда! Не смей!

Он с силой оттолкнул её, она рухнула на асфальт, но продолжала цепляться за него. Наконец он вырвался и подлетел к огнедышащему зеву подъезда, где его тут же схватили двое пожарных:

— Герр, там уже почти нет живых, и вам туда нельзя!

Одного он ударил в грудь, второго в челюсть. Но даже тогда они не выпустили его, вцепились лишь крепче, повисая на нём всем весом — кровь с разбитых губ одного капала на плечо Рихарда. А на подмогу уже бежали ещё трое, за ними семенил медик.

— Мы всё понимаем, герр, но тот, кого вы ищите, наверняка уже вышел.

— Он не мог выйти… — глухо произнёс комиссар.

Пожарные переглянулись.

— В какой квартире?

В этот момент среди языков пламени и дыма показался силуэт. Он приближался и что-то нес на себе, шатаясь и пытаясь закрыться от огня. Не глядя на него, Рихард назвал номер. И увидел именно то, что и боялся увидеть, — панику на лицах пожарных.

Воспользовавшись их замешательством, он попытался опять вырваться, но не смог. В небе грянул гром. Он особенно жутко звучал сейчас, когда вот уже несколько дней на город падал снег…

Рихард обернулся. Аннет стояла возле машины, вскинув тонкую руку и сжимая кулак. Она шаталась от ветра, но стояла. И смотрела на постепенно сгущающиеся, тяжелеющие тучи. Первые капли зимнего дождя упали на затоптанный, ставший грязью снег.

Неожиданно комиссар почувствовал, что его больше не держат. Пожарные и медик обступили того, кто только что вышел из пламени, — видимо, кого-то из своих. Они наперебой что-то говорили, тянули к нему руки, удивленно улыбались… В тот же миг раздался треск — несколько балок упали крест-накрест, перекрыв путь в дом инспектора Ларкрайта. Теперь навсегда.

Огонь выл, сопротивляясь дождю, люди взволнованно переговаривались, шипела извергаемая из пожарных шлангов пена… но все эти звуки Рихард едва слышал. Он медленно опустился на колени, скользнув взглядом по группе пожарных впереди, они почему-то показались ему бесформенной горой пепла…

Осознание смерти Карла было каким-то отстранённым, будто тонкая игла, которую можно не ощущать, если не делать резких движений. Ланн закрыл глаза, упираясь ладонями в асфальт, он пытался вспомнить последний разговор — кажется, по телефону. Восстановить в памяти звучание голоса, каждую интонацию… но почему-то ему это никак не удавалось. Зато все резкие фразы, все попытки уязвить инспектора возникали в мозгу с поразительной готовностью — их было всё больше и больше, они давили так, что становилось больно дышать.