Евгения Хамуляк - Приключения зеркала (СИ)

Трансформации быстро прекратились, больше не было больно, и Аделина почувствовала себя удивительно, такого раньше она не испытывала, и этому состоянию не было описания; тому, кем она стала, не было места в человеческом мире, только в этом заколдованном замке она смогла позволить другим увидеть себя настоящей. Она посмотрела на свои руки и вместо кожи увидела большие и маленькие зеркала, а в них свое отражение: два огромных зеркала вместо глаз, и сотни других, формирующих ее лицо и тело. И каждый осколок был одновременно глазом и видел все и вся вокруг…

Теперь она понимала, почему Фей был ее отражением: перед его грозной фигурой стоял настоящий зеркальный монстр, и куда бы он не кинул свой раздраженный взгляд, везде встречал вспышки зеркал, с которых смотрело собственное злое лицо.

Он хотел было разорвать этот дьявольский круг танцующих тел, сотканный из зеркальных вспышек, желал сломить непроходимую стену, сплетенную из волшебных кос ненавистного монстра, но повсюду встречал Аделину. И он не верил своим глазам, обескураженно рассматривая свое собственное отражение в ее зеркальном облике вновь и вновь, как наваждение, крутился вокруг собственной оси, встречая лишь взгляд того, кому беспрекословно верил, кого любил и ценил больше всего на этом свете — Себя.

Она была его проклятием, она была его предназначением, она была тем, чего не хватало Фею — способности чувствовать.

Тем временем, глядя на муки Фея, Аделина заливалась звонким смехом, ее зеркальные губы смыкались и размыкались в безудержной улыбке. Она ловила каждый его взгляд. Ей так нравились его удивленный вид, растерянность и беспомощность, что она готова была навечно остаться с ним, растворившись в этой игре солнечных зайчиков, отказаться от себя и стать его отражением.

Глядя Живому Зеркалу в глаза, Фей не мог поверить своему счастью и наконец, улыбнулся — он встретил того, кто мог подарить ему долгожданное освобождение.

Между тем плотное кольцо из танцующих зеркальных женских тел и высокой живой каштановой изгородью, образовавшей нечто похожее на кокон, сжималось и закрывалось.

От переполнявших его чувств Фей выронил свою волшебную трость, которой тут же завладел живой кокон, упал на колени перед Аделиной, обнял ее и глядя глаза в глаза, сказал:

— Я люблю тебя…

С этими словами кокон окончательно закрылся, внутри него возник яркий свет, который расходился и разрастался, пока своим поразительным сиянием не ослепил все вокруг. Люди, здания, цветы и деревья на миг исчезли, а потом появились вновь там, где и были секунду назад.

На зеленой поляне оказались две фигуры, они будто свалились с неба, лежали и растерянно оглядывались по сторонам.

Аделина пришла в себя первая. Она лежала на траве, а ее пушистые каштановые волосы растрепались и были полны травинок, которые она пыталась вытащить. Евгений привстал и, осматриваясь и настороженно поглядывая на высокие башни, вдруг повернулся к ней и широко улыбнулся. Открытая улыбка шла его мягким губам и юношескому славному лицу, на котором уже очертились четкие мужские линии.

— А правда, у тебя было тысяча жен? — неожиданно спросила его Аделина.

Фей расхохотался.

— Ты обижаешься на меня? — со страхом спросила девушка.

Фей сделал суровое лицо, но потом опять расхохотался.

— А где ты живешь?

И тут молодой человек сделал ловкий быстрый прыжок и практически завис над Аделей, и перед тем как жарко поцеловать ее, тем самым голосом, в который она влюбилась с первой минуты, сказал:

— Тебе понравится!

Он крепко обнял ее, и в этих объятиях был его ответ, были вся страсть, нежность, доброта и благодарность за то, что она сделала для него.

И если в сказках все эти чувства передаются через магические заклинания и колдовские чары, то в обычной человеческой жизни — Поцелуй.

Влюбленные продолжали целоваться и совсем не замечали происходящего вокруг, например, как из-под каштановых волос вдруг вылетел разноцветный комочек, в воздухе расправляя крылья. Адели открыла глаза и, увидев Кешу, очень удивилась, ведь чудеса должны были закончиться, должна была начаться обычная человеческая жизнь…

Однако разноцветный мальчик сделал ей знак молчать, она моргнула ему в ответ пушистыми ресницами и закрыла глаза.

Так они продолжали целоваться, пока напротив не остановилась пожилая прилично одетая пара и, глядя на голубков, даже не подозревала, что всего минуту назад здесь в смертельной схватке любовь победила колдовство.

Наконец, женщина не выдержала и громко сказала:

— Дима, посмотри, молодежь совсем потеряла совесть! Я к вам обращаюсь, молодые люди! — сказала рассерженная дама в строгом костюме, — Здесь вам не клуб свиданий, а общественное место! Немедленно прекратите целоваться!

Женя и Адели оторвались друг от друга и растерянно взглянули на возмущенных посетителей парка.

А потом громко рассмеялись, и, взявшись за руки, убежали подальше от блюстителей морали.

Пожилой мужчина в твидовом костюме, глядя в след убегающим счастливым влюбленным и поглаживая руку своей рассерженной жены, по-доброму восхитился:

— Какая красивая пара!

Жена отвлеклась от преследования взглядом возмутителей спокойствия и взглянула на доброе лицо любимого супруга, окончательно забыв о беспорядке. Ее взгляд потеплел, а лицо озарилось счастливым сиянием.

Посвящается моему дорогому Иннокентию.

Я крепко люблю тебя и никогда не забуду.

Твоя М.

Сказки

Маруси Козы

Жила-была на свете одна женщина, и было у нее восемь детей. Звали ту женщину Маруся Коза. А почему так звали — про то сказ еще будет. Читайте дальше. Жили они в большом доме на окраине большой деревни вдевятером: мать, семь дочек и один сыночек.

Маруся Коза — матушка.

Старшенькая Маня Глазок была не только самая прилежная да учтивая, но и самая красивая. Глаза у нее были большие и, как небо весеннее, голубые-голубые. А еще ее так звали, что она за всеми приглядывала, когда мамы дома не было. Самой большой подмогой матери была. Может, поэтому и наградил Бог ее такой красотой. Говорили, в деревне были красавицы, но эта слыла своей неписаной красотой.

Далее Клаша шла, в семье Воробушком прозвали, и была она такая шустрая и быстрая, что везде поспевала. Правда, иногда бралась сразу за несколько дел, не доводя толком ни одного до конца. Но если уж получалось хорошо, то цены ее талантам не было. Голова у нее стоумовая, говорили люди старые про нее. А те зря так не назовут.

Следом Людочка шла, доброй девочкой росла, хорошей. Много не скажешь про нее: больше слушала, чем чирикала. А это бесценное качество и в наши дни, когда все только как помелом и мелят.

Вера с Галей погодками были. И так уж повелось, что меж ними всегда ссоры случались, но любовь сестринская была выше всяких разборов. Обе смышленые, шустрые, а коли чего не понимали сразу, подзатыльники Мани и Клаши быстро на место ставили то, что беспорядок создало. Были они искусницы травы всякие собирать да косы плести. Ну и так понемножку по дому годились.

Нина с Лизаветой близняшками были, этакие худенькие две тростиночки. Кто на них смотрел, тот обязательно слезу добрую проливал. Не было в семье роскоши кормить детей конфетками да мармеладками, вот и были девицы тонюсенькими, будто березки молодые, с косичками да сережками… По две пары одинаковых глаз. И где бы они не появлялись — люди от умиления забывали куда шли, ибо зрелище было знатное: зеркало со своим отражением гуляет да в скакалки прыгает. Вот так конфетки и мармеладки нет-да-нет в доме и появлялись.

Ну и последним сынок шел, Иннокентием звали. Отец такое имя важное дал.

А вот самого кормильца у семьи не было, ибо времена были темные, и пропал он без вести вот уже как пять лет.

Но Бог, как известно, не оставляет детей своих без помощи и заботится о них, как умеет. И хотя мужа назад вернуть не смог, почему — нам не ведомо, на то, как говорят, Воля Божья, зато, чтобы не оставить семью без пропитания, одарил он эту женщину своей милостью — могла Маруся Коза лечить хоть зверушку, хоть человека от любой болезни. И сама семья ее не болела, в работе да заботах забывая о потере, стужах да голоде. Такосьма и жили.

Дети, хоть и малые были, по дому помогали кто чем может: кто поменьше — ему учали не сорить и зря мамку не беспокоить, а старшие друг за другом да за младшими ухаживали. Оно ведь как бывает — правду не поймешь, пока горе не придет. А здесь все понимали, что если маме не помогать, еще одно горе накликать можно… Похлеще да пострашнее. А может, просто были эти дети воспитаны сызмальства как положено, ибо родились все в большой любви, от любящих и уважающих друг друга родителей, несмотря на то, что жизнь суровая их разлучила.

И покамест мамка по домам ходила скотину на ноги поднимать и людей бедных врачевать, в энто время люди приходили и, кто чем богат, за добро добром платили.