Марина Дяченко - Оса

Она потерла виски. Посмотрела прямо перед собой и увидела огромный нож с загнутым, как у турецкой туфли носом. Эдик кромсал этим ножом мясо, а потом, напевая вполголоса, складывал кусочки в разогретую жаровню. Рядом томилась на маленьком огне сковородка, топился сыр, исходили соком овощи…

— Жаркое будет через час. А мы пока закусим, смотри, что я принес: помидорчики, свежие и соленые, огурцы, зелень, брынза… Хочешь вина?

— Ты кто?

Эдик сглотнул. Потер шею таким нервным жестом, словно ему грозили повешеньем.

— Ничему не удивляйся, ладно?

— Ты кто?

— Да никто! — он то ли рассердился, то ли впал в отчаяние. — Я… Меня ищут. Я прячусь. Оль, не выгоняй меня. Я не бандит, не убийца. Я… долго рассказывать. Но единственный способ для меня укрыться и пересидеть — подключиться к местной информационной сети… сойти за своего. Представь: аист ловит лягушку, а та замирает среди болота, неотличимая от ряски…

— Мимикрия.

— Нет. Это неточный пример, — Эдик сокрушенно покачал головой. — Представь: сокол гонит голубя… А тот садится на дерево и прирастает, как лист. Становится листом.

— Паразитизм, — Ольга нахмурилась.

— Оль, тебе от меня будет только польза, — прижимая ладони к груди, Эдик почти коснулся подбородка кончиком ножа. — Только не удивляйся. В жизни все закономерно, все размеренно, иногда страшно, но поводов для удивления — нет. Ты же такой человек, такой стабильный, определенный, взвешенный человек. Рациональный, даже когда психуешь.

— Погоди… Откуда ты все-таки меня знаешь?!

Они поженились весной, когда проклюнулись листья. Сбежали от родственников в аэропорт, а оттуда — к теплому морю.

Все изменилось. Привычки. Взгляды на жизнь. Любимая музыка. Любимые духи. Десять дней они купались, танцевали и строили планы, а когда вернулись домой, то первым делом купили двуспальную кровать с очень упругим, удобным матрацем…

Ольга остановилась на пороге комнаты. Вот эта кровать. Широченная, загораживает полкомнаты. Укрыта шелковым покрывалом — бабочки и драконы. Распахнутое окно. Чирикают воробьи. Снова тридцать градусов, лето, жара… У Ольги дрогнули ноздри. Да: запах квартиры изменился.

Немного мужского одеколона. Влажное полотенце на сушилке. Две зубные щетки в стакане — теперь уже точно две. А на кухне…

Ольга открыла холодильник. Полный, как автобус в час пик, продукты борются за пространство: кастрюлька громоздится на судке, пакетик на баночке, сверток на свертке. Понедельник, вечер.

Ольга прошлась по квартире, то хмурясь, то улыбаясь. В гостиной работал ноутбук. Его оставили включенным на журнальном столе; ноут не «заснул», значит, оставили недавно. Две минуты назад, может быть, три…

Компьютер был подключен к Интернету. Ольга испытала мгновенное любопытство — но тут же сочла ниже своего достоинства проверять, какими сайтами интересуется муж. Решительно выключила компьютер, вернулась в спальню, присела на край двуспальной кровати…

Да, они поженились весной! Ольга помнит это так же ясно, как сегодняшнее, к примеру, утро. В том же ноуте, если открыть папку «Фото», найдутся тысячи фотографий — одних только Ольгиных портретов, цветных и черно-белых, гигабайтов пять. Ведь муж ее — дизайнер и фотохудожник… Как?!

Рявкнул дверной звонок. Ольга подпрыгнула; толчком заболела голова. Наверное, и сознание ее на время помутилось, иначе нельзя объяснить поспешность, с которой она открыла дверь. На лестничной клетке перед ней обнаружились двое хмурых рабочих с железными решетками в руках; Ольга отшатнулась.

— Решетки привезли, — вместо приветствия сказал старший рабочий, дородный и усатый. — Занести можно?

— Какие решетки?

— На окна, от воров! — объяснил второй, маленький и белобрысый. — Виктор Александрович… да вот и он сам.

На лестничную площадку поднялся Виктор — очень прямой, в летнем костюме и при галстуке, несмотря на жару. Он был начальником строительной фирмы и со временем обещал вырасти в действительно крупного бизнесмена; Ольга, охнув, отступила в прихожую.

Ее судьба снова порвалась и расползлась, как рваные колготки. Виктор — реален. В ее жизни нет и не было никакого Эдика!

— Привет, — сказал бывший муж и мельком оглядел переднюю. — Поскольку квартира отчасти моя и на опознание твоего трупа мне не хочется, то привез решетки, как ты просила. Мужики, давайте.

— Погоди, — сказала Ольга, чувствуя, как немеет лицо. — Что значит — «давайте»? Сперва покажите, что за решетки…

— Обыкновенные, — усатый рабочий, пыхтя, втащил в прихожую первую партию железяк. — Куда бы тут прислонить?

— Погоди, — сказала Ольга уже с возмущением. — Это же тюремный дизайн!

— Ерунда, — Виктор повысил голос. — Отличные решетки! Еще усиленные, но ты же сама говоришь, что воры…

— Я не собираюсь жить в тюрьме! В гробу я видела твои медвежьи услуги! — Ольга загородила собой вход в спальню. — Мне ничего не нужно, а понадобится, я сама поставлю, я вполне в состоянии…

— У тебя новая мебель? — спросил Виктор неуловимо изменившимся, истончившимся, как бритва, голосом.

Он смотрел поверх Ольгиного плеча на двуспальную кровать под шелковым покрывалом.

Ольга растерялась.

Виктор прошелся по прихожей, раздувая ноздри. Распахнул дверь в ванную. Конечно, влажное полотенце, мужской одеколон на полочке и две зубные щетки никуда не делись.

— Поздравляю, — сказал Виктор сквозь зубы. — Больше, пожалуйста, не звони.

Через минуту рабочие, перемигиваясь, вытащили решетки из квартиры и принялись грузить их в грузовичок под самыми окнами, а Виктор стоял поодаль, на краю детской площадки, и курил, повернувшись к дому спиной.

Ольга набрала его мобильный номер. Виктор и ухом не повел — стоял и курил, хотя телефон в его кармане курлыкал на весь двор.

Наступил вечер. Потом ночь..

Ольга легла спать одна — на широченной кровати, показавшейся пустой и холодной. Она то проваливалась в сон и начинала видеть цветные бессвязные картинки. То просыпалась, сжимала ладонями виски; ей вспоминался странный тощий человек, пожирающий сырки прямо в оберточной фольге.

Где его носит? Куда он ушел, почему до сих пор не вернулся?

В два часа ночи она встала, заварила себе чая и уселась с чашкой на подоконник. Верещали цикады, на дальнем конце двора обнимались влюбленные на скамейке. Точеным силуэтом прошмыгнул соседский кот.

Нет никакого Эдика и не было. А если и был, если навещал ее в бреду какой-то морок — теперь он ушел и больше не вернется; ничего удивительного. Такие люди, как Ольга, прекрасно существуют в одиночестве. Я сама по себе, я самодостаточна. Три часа утра. Четыре.