Александра Огеньская - Старовский раскоп

— Инна, начинаем через десять минут. Вы готовы?

— Да, — кивнула старательно. Комок подступил совсем близко. Через этот комок протолкнула. — А Антон? Он где?

— Будет с минуты на минуту. Не волнуйтесь, с ним все в порядке. — Уверенно сообщил Ингмар. — Я, собственно, что вам пришел сказать… Насчет обряда. Обряд не очень приятный… Скажу откровенно — страшноватый. Вам муж говорил? Нет? Но вы не волнуйтесь. Главное, ни при каких обстоятельствах не вмешивайтесь, хорошо?

В ответ на немой ужас поспешно добавил:

— Ничего такого. За сына не бойтесь, больно ему не будет. Просто зрелище не для слабонервных. Может, вам стоит пока посидеть дома?

— Это мой сын. И мой муж, — просто ответила Инна и отвернулась. Ингмар молча отошел отдать какие-то распоряжения, но Инна и внимания не обратила.

Далеко, в стороне летнего домика археологов — она это уже узнала, — из кустов появился Антон. Жадно уцепилась взглядом за родное лицо, досадуя, что разделяют их метров триста и плохо видно. Но даже издали муж показался осунувшимся, усталым до синевы и обросшим, что кактус. Но живой. Почувствовал жадный к себе интерес, завертел головой, увидел жену тоже. Кивнул. Миг смотрели друг другу в глаза через деловитый шум, потом муж отвернулся. Всё. Вот он, живой. Усталый, но живой.

Только тут обратила внимание, что Антон не один. Какая-то девушка. Хорошенькая. Ревность не успела подняться, потому что девушка оказалась вроде как не в себе. Похоже, довольно сильно. Потому что Антон ей что-то говорит, а она даже внимания не обращает, пялится безумным взглядом на домик этот. Антон отходит, она стоит. Он возвращается, тянет ее за собой, хватает под локоть, девушку шатает и роняет прямо в объятья к Инниному мужу. Опять никакой ревности. Антон аккуратно поддерживает девушку. Та безвольно утыкается лицом в мужнюю куртку.

Странно. Скоро разъяснится, впрочем. Сейчас муж подойдет и все расскажет.

Тут Инну опять отвлек Ингмар, потащил их со Славкой к знахарке Ларе, в который раз и непонятно зачем.

Когда возвратили на прежнее место, метрах в сорока от костра обнаружился громадный плоский камень. Гранитная глыба, ровно, до блеска наполированная. Как стол.

Или алтарь.

Вздрогнула. Ничего хорошего алтарь не предвещает.

Вдалеке появился, наконец, Антон. Под ручку со странной девушкой. Равнодушно, сонно подволакивает ногами девчонка. Теперь уже чувствуется, что тоже Пантера. Подходят к этому камню-алтарю. Тут девчонка вроде очухивается. Пытается оттолкнуть Антона. Но тот держит крепко.

А дальше — как в затянувшемся кошмаре.

Девчонка начинает плакать, вырываться, подскакивают еще двое Пантер, удерживают брыкающуюся, начинают зачем-то одежду с нее сдирать, подбегает Ингмар…

Что, черт возьми…?

Глава 9. Финал.

Finita la comediа…

— Пожалуй, понять их можно. Их осталось-то гулькин нос. Им нужны территории и своё святилище.

— Ну так и построили бы новое! Им что, мешает кто-то? У них на нынешней территории есть как минимум два Источника. Слабые, но уж для их святилищ — за глаза бы хватило. Им же только для спаривания, ведь так?

— И для этого тоже. А еще у них теперь это святилище — вроде Иерусалима у евреев. Святая земля. Нужны им твои Источники, когда у них есть готовое намоленное место? Тысяча лет молитв, только подумай… Они обещали даже архологам не мешать, если…

— Всех понять можно! Все такие бедненькие и несчастненькие, что аж тошно! И Пантер, которым нужно именно здесь и именно сейчас, и Волков, которые кровью полили каждый метр здешней земли, и… Сохатых осталось триста тринадцать, Пернатых — сто семь. Хоть десять лет покоя, а?

— Не будет нам покоя, пока кто-нибудь кого-нибудь не пеегрызет. Совсем…

В половине шестого совсем еще темно.

И премерзко, надо сказать, в половине шестого утра в декабре. Город молчит, молчит квартира, только за стенкой изредка всхрапывает отец. Для того, чем намеревался сейчас заняться Андрей — само то, но слишком уж темно и одиноко.

Ничего.

В сейфе, с маленьком ящичке — всё необходимое. Белый порошочек, наверняка заинтересовавший бы соответствующие органы охраны общественного порядка. И очень может статься, что интерес был бы не совсем праздный.

Белая фарфоровая пиала прямо на грязноватом ковре.

Флакон непрозрачного стекла. Едкий запашок. Порошочек в пиале шипит, раскисая в струйке из флакона.

Одна свеча, но толстая. Пламя на ней скачет зеленое, источает сладковатый дурман. Свечка заинтересовала бы стражей правопорядка не меньше порошочка…

В пиале уже коричневая густая бурда.

И последнее — массивные бусины на шнурке. Их тоже на ковер. Их мы сейчас будем "пить". Нам сегодня понадобятся все силы — и свои, и заемные.

В пиале бурда всё густеет и наливается цветом. Она, кстати, так и называется — "смолка", потому что густая, липкая, с резким хвойным запахом… Пока не превратилась в коричневый янтарь, вливаем в глотку. По глотке течет, отдавая горечью. В желудок опадает с протестами, но протесты давим к чертовой матери.

Почти сразу действует.

Сладкий дурман увивается арабской вязью. Весело перемигиваются бирюзовые шарики на шнурке. В них бурлит Сила, пей, пока не перелилась через край.

Бежит по пальцам. Язычки энергии ластятся к теплу человека. Они соскучились. Они очень давно сидят в холодном пыльном камне. Они еще помнят, как их толкали в этот камень, и помнят человека, который так их обидел. У этого человека теплые руки, жидкая бороденка и прячущаяся в ней усмешка. Теперь уже не узнать, кем этот человек был. Сейчас умирает последний клочок памяти о нем. Если придется самому наполнять бусы снова, то помнить они будут уже совсем о другом человеке…

Язычки подымаются к локтю. Там увиваются змеями, начинают покусывать и покалывать… У плеча наливаются полновесной тяжестью. На шее смыкаются пастью. Страшно подумать, что будет…

В висках отдается такой оглушительной болью, что…

Минут пять хватал воздух ртом как рыба на бережке. Крепкий непорядок, отец прав. Простая попытка подпитаться энергией отдалась таким откатом. Может, хоть сколько-то осело?

В полудурмане смолки сам на себя глянул Поверху. Тощая сеть горела слабо, местами превратившись в намек на самое себя, местами вообще прохудилась. Прав отец, сидеть в углу и не рыпаться. К пани Лизе сходить.

Еще раз огляделся. Ловить тут нечего. Никаких геройских подвигов. Но на три — четыре "прыжка" хватит? Нет, увы.

Дури еще достаточно. Смолки этой… Если подкинуть еще чуток, может, получится?

Если не получится, то что? Появятся еще несколько дырок в сетке ауры? Но не смертельно же? Хоть и больно?

Нет, не смертельно.

В пиале снова бурлило. И вились струйки дыма свечи.

И новый язычкок беспрепятственно тек по рукам до локтей, мягким котом расплывался на плече, а оттуда…

И спать-спать-спать… Часов пять. Но на прыжки теперь точно наберется.

…Ночь. Серые тени. Серые — фиолетовые и серые — синие, как на подоконнике. Но сейчас нет подоконника, а только снег под лапами. Зачем мы здесь? И зачем — петли следов?… Гуляй… пока можно… Рядом приплясывает черное пятно. Пятно большое, усатое и хвостатое. У нас есть часа четыре для охоты, а потом будет утро… А потом… Я понимаю… Да… Я согласна… Тогда беги… И под лапами — разлеты льдинок. И сладкий, теплый след зайца. Какого лешего заяц среди ночи? Но запах у него молочный, зовущий… И бежать, бежать…

— Андрей, я домой. Буду к вечеру. Если что-то нужно — звони.

— А? Да, понятно… скажи время…

— Половина одиннадцатого. Завтрак на столе.

— Нормально. Спасибо.

— Я пошёл.

…Слишком быстро. Дымящийся горячей кровью заяц в ночи — и его слабеющие трепыхания, его уютный мех, его тоненькие косточки… Луны не было, ее затянуло седыми потрохами облаков. Колется снежок, подушечки лап отмерзают. Сейчас хорошо бы в тепло, под бок к уютной печке, и чтобы кто-нибудь почесал между лопатками. Но рядом — он. Смотрит. Мы понимаем друг друга. Я помню. Я знаю. Я не хочу… Но не нужно снова. Не нужно-не нужно-не нужно!… Снова тени. Луны нет…

Из сна вышвырнуло пинком. Показалось, надвинулись со всех сторон черные хвостатые твари с алыми глазами…

Оказалось, телефон.

— Андрей?

— Да… — со сна не сразу сообразил, что это опальный координатор.

— Ты спал, что ли? — подозрительно прислушивается. — Ладно, не важно. Забыл предупредить — будь осторожен. Сейчас на улицах куча волков. Не напорись.

— А, хорошо. Это всё?

— И обязательно носи защитку.

— Да. Слушайте… — мысли оплывали свечным воском, — а можно в обряде исцеления обойтись без человеческой жертвы?

— Нет.

— То есть, если я остановлю обряд, то мальчик погибнет?

— Не сразу. Где-то до середины лета еще протянет. Там можно будет устроить второй обряд, уже без твоей Алины.