Кто ходит в гости по ночам (СИ) - Евтушенко Мария

Всего за один вечер мой привычный мир рухнул, сминаемый ураганом навалившихся обязательств, к которым я был совершенно не готов, но и передать правление было некому.

Первым следовали разбирательства. Всех присутствующих на ужине допросили с особым пристрастием. Антуанетту в числе многих бросили в темницу, а я в своей глупой злобе этому не помешал. Теперь я это понимаю. Только осознание своих ошибок их не отменяет, лишь дарит опыт на будущее.

Слугу, подмешавшего яд, нашли быстро. Путем исключения и магических уловок. Он не успел покинуть двор. Но доказать причастность инкубов, которых подозревали я и мои советники, не удалось. Все оказалась более прозаично. Одна из семей захотела власти. Помню эти события так, как если бы всё произошло ещё вчера.

Мы стояли в пыточной, где на одном из столов корчился виновный. Он, выплевывая кровь, назвал имя заказчика. Услышав его, я рассвирепел. Это семья Антуанетты.

— Убить? — спросил верховный дознаватель.

— Подождем, — выдохнул я. — Может быть, ещё что поведает.

— Взять под стражу всю семью? — Генерал Лирия нагнала меня на пути в кабинет.

— Да, — кивнул я.

— Казнить?

— Да.

— Но, князь! — вмешалась Карина, Старший Советник, преградив мне путь. — Мы не можем казнить всю семью благородного происхождения без суда и следствия!

— Следствие мы провели. — Обошёл её и направился дальше. — Покушение и убийство членов княжеской семьи карается смертью. Суд нам не нужен.

— Быть может, не все виноваты! — Карина протиснулась в мой кабинет и закрыла за собой дверь. — Всё, что у нас есть, — это слова предателя. Может, он врёт!

— Ты была там. — Присел я на диван. — Ты тоже чувствовала, что он не врал.

— Он назвал лишь имя семьи. И ни одного личного.

— Кого конкретно ты выгораживаешь? — устремил я на неё пристальный взгляд, и моё подозрение оправдалось.

— Антуанетта невиновна.

— Кто это?

— Та, что не дала тебе выпить яд.

Я посмотрел на неё, не зная, что сказать. То, что она спасла меня, — ещё не доказательство непричастности к заговору.

— Моя семья служит твоей верой и правдой поколение за поколением... — начала было она, но я перебил с горькой усмешкой:

— Как и семья Антуанетты.

— Она бы не смогла. — Карина закрыла глаза. — Она влюблена в тебя и никогда не поступила бы так.

— А ты влюблена в неё, — озвучил я и так очевидное. — Вы любовницы?

— Она только твоя.

— Тогда неудивительно, что её так много в моей жизни. — Вздохнул. — Хорошо. — Решил все же прислушаться к Карине, мать ценила её советы. — Всю семью под стражей доставить во дворец. Будет тебе и суд, и следствие.

Среди суккубов рождается очень мало мальчиков. Соотношение — один на десяток тысяч. И далеко не каждый доживает до репродуктивного возраста. Родиться в благородной семье — это великая удача. Такого мальчика выхаживают, воспитывают правителем. Потому что каждый мужчина-аристократ имеет немалый шанс стать князем. Кроме этого, когда сын благородной дамы входит в возраст, позволяющий иметь своих детей, старшая мать такой семьи может изъявить желание править, вызвав действующую княгиню на поединок.

Карина оказалась права. Далеко не все члены семьи были в курсе заговора. Брат Антуанетты вырос, а её мать не стала бороться за власть честно. Она решила устранить конкуренцию и потом уже занять трон. И её план сработал бы, если бы не Антуанетта. Только тогда я запомнил её имя.

Казнив всех, причастных к смерти моих матери и сестры, я устранил и конкурента в лице брата Антуанетты. Это была уже чистая месть, поскольку его убили на глазах матери, а он ничего не знал и не был виновен. Это стало первым и последним моим проступком в отношении своего народа. Преступлением, с которым я теперь должен жить. Народные массы немного пошумели, негодуя, как я посмел убить мужчину-суккуба, хоть и предателя, но быстро успокоились — смерть любимой княгини возмущала их больше.

Стала ли жизнь Антуанетты после этого похожа на сказку о любви принцессы и принца? Жестокое «нет». Она была прикована за шею в моей спальне цепями.

— Я казнил твою мать, твоего брата и трех твоих сестёр. Так жететю и её двух дочерей, — говорил я ей, смотря сверху вниз. — Можешь меня ненавидеть.

Антуанетта сидела на коленях у моих ног и горько рыдала. После лежала и рыдала. Я морил её голодом и жаждой. Дразнил, принимая в своей спальне поклонниц, кувыркаясь с ними, зная, что магический ошейник Антуанетты не даст ей кормиться. И давился злобой, когда встречал все тот же наполненный любовью и преданностью взгляд.

Какой момент стал переломным, я не уловил. Но однажды из раздумий меня выдернуло движение её побледневшего от голода крыла. Оно было сухим и похожим на пожелтевший лист бумаги. Тело её посерело и стало тонким. А сама она была похожа на умирающее дерево. Я разглядывал её и размышлял, не слишком ли все это? Кого казню я сейчас и зачем? В чем её вина, за что я так жесток к ней? А когда наши взгляды встретились, понял, что из всей её семьи наибольшую рану нанесла мне именно она. Прямо в тот момент. Своими глазами. Потому что её полный ненависти и голода взгляд острым лезвием резанул мою душу. Я так привык к обожанию и любви, что даже представить не мог, что может быть иначе. Я хотел этого. И я это получил.

Мы думаем, что, добившись желаемого, обретем счастье. Но так бывает далеко не всегда. И чтобы горько не обмануться, прежде чем желать, стоит задать себе вопрос, на самом деле это именно то, чего я хочу?

Как оказалось, я ошибся. Хотел унизить её, тогда мне так казалось. Но на самом деле лишь пытался вернуть то беззаботное время, когда всё, о чём мне приходилось думать, — это организация приёмов в доме матери. Антуанетта была частью того беззаботного периода моей жизни. Но, смотря на неё, я понимал, что ничего уже не вернуть. Не вернуть к жизни мою мать и сестру. Не избавиться от бремени правления, и не на кого его переложить. Но хотел ли я её ненависти? Точно нет. К превеликому сожалению, я понял это, лишь когда было слишком поздно. И теперь она презирала меня всем своим сознанием, всем существом, а от её преданной любви не осталось и следа.

Я снял с неё ошейник и попытался накормить. Но Антуанетта есть отказалась, не проронила ни единого слова. Она осталась лежать на полу, свернувшись клубочком, укрыв своё обнажённое тело слабыми, иссохшими крыльями. Её небольшие рожки, которые так привлекли моё внимание в самом начале, походили на безжизненные камешки. И я понимал, что они вот-вот начнут крошиться, а это первый признак того, что она умирает. Гибнет от голода, и от той участи, к которой я её приговорил.

Прекратив бесполезные попытки вернуть к жизни мою пленницу, я оставил её лежать на полу, а сам вытянулся на кровати. Я не мог заставить ее кормиться, мог лишь дать свободу, а принять ее или нет — выбор оставался только за ней.

Проваливаясь в сон, я даже и помыслить не мог, что она способна причинить мне какой-либо вред в таком состоянии. И моя Антуанетта вновь удивила. Потому как проснулся я от вкуснейших ласк, и от того, что часть меня всецело принадлежала ей. Она сидела верхом на мне, позволяя проникать в свою влажную глубину, и крылья её, как и всё тело, наливались чёрной жизненной силой, которую она нещадно из меня вытягивала. В тот момент я был рад, что она всё же решила оставаться в живых. Мне нравились ритмичные движения, когда она на мне раскачивалась. Волны удовольствия проносились по моему телу, вырывая из объятий сна окончательно. Я застонал и потянулся руками к её обнажённым бедрам. Лишь только тогда я почувствовал острое лезвие, приставленное к моей шее.

— Ненавижу тебя, — шептала Антуанетта, вперемешку с рваными выдохами, — ненавижу тебя, князь Рилан.

— Ты весьма странно это показываешь. — Усмехнулся я, всё же давая волю рукам.

— Не смей, — прошипела как змея. — Не смей лапать меня, князь. Не то убью!

— Так убей! — проговорил я серьёзно. — Ты не дала мне выпить яд. Спасла от смерти. Моя жизнь в твоей власти.