КниГАзета . - Приемные родители

— Что?! — вскрикнула какая-то баба его горлом. — Твою мааааать…

Стон из глубины души тоже выдал тот же женский голос — и память вернулась.

Лучше бы этот чёртов самолёт разбился на подлёте к Омску!

Хотя, чего уж там, как говаривал Серёга. Всё равно они уже покойники, и никакая катастрофа этого не изменит.

— Экс… тренная? — медленно переспросила девица, которую Серёга, похоже, всё же "окучил", пока Артур спал. — Это как — экстренная?

Окучил или нет, но подпоил — это точно. Вон как язычок-то заплетается!

— А это так! Летит, значит, самолёт, и тут бац! Мотор глохнет, а под ними океан, этот, как его, Атлантический, и пилот по радио передаёт: мы совершаем экстренную посадку на воду! Всем удачного плавания! Хе-хе-хе…

Один плюс в том, что Серёга напился, всё же был: его хохот стал значительно тише.

— Хи-хи-хи! — на удивление неумело кокетничала девица.

— Хе-ххе-хе! — астматически хихикал "Элмер".

— Муа-ха-ха, — обречённо констатировал факт Артур.

Н-да.

Надо будет в следующий раз не щёлкать клювом.

— Это эта, как её, Обь! — щедрым жестом показывал реку Светочке — случайной попутчице — Серёга.

Она, ещё толком не отошедшая от перелёта и хмеля, глупо хихикнула.

— Иртыш, — мимоходом поправил Артур и поморщился от звуков собственного голоса.

— Не, ну слушай, я сам знаю! Я читал эту, как её…

— Энциклопопию, — мрачно подсказал Кривошапкин.

— Чего? — не догнал Серёга.

— Проехали. Ты такси тормозить будешь, или как?

— Я? Почему вдруг я? Тормози ты, вам, бабам, скорей остановят! Ну, смелее! Ножку право, грудь вперёд!

Артур тщательно прожевал все напутствия умнику Лаврову, растёр виски и шагнул к дороге. Вскинул руку, и тут же три машины рванули к обочине — даже отскочить пришлось.

Первая, как оказалось, прикололась: с музыкальным грохотом и водительско-пассажирским ржанием она промчалась мимо, выплеснув на пешеходов немалую лужу. Зато вторая и третья, действительно, затормозили, и их водители принялись переругиваться на условно русском с примесью непереводимого фольклора, доказывая наперебой, что они самые лучшие.

Артур прищурился, оценил тачки на вид и обречённо вздохнул. Ни одной из них он не доверял, ещё и с такими водилами.

— Свет-чка, а тебе больше нравится серенькая тачечка или чёрненькая? Чёрненькая? Больше стильнее? Хе-хе-хе… ну, сейчас мы скажем Артуру, чтоб её и выбрал… Э? Как это какому Артуру?

Кривошапкин обернулся и улыбнулся во все тридцать два зуба, до того отрадным было зрелище: побагровевший от непривычных мыслительных усилий Серёга-Элмер и обескураженная отчётливо пьяненькая девица, на лице которой отразился весь холостой ход мозговых шестерёнок. Женщина — Артур? Но ведь это мужское имя, и вообще, только что её называли Вирджинией или Джинни…

— Мой муж, — постепенно вливая в голос весь доступный ему яд, — заговорил Кривошапкин, — мой драгоценный, мой любимый, ну просто обожаемый супруг иногда забывается… и называет меня Артуром. Он подразумевает, что я — как король Артур и все рыцари Круглого Стола вместе взятые, так умна и справедлива! Вам, Светочка, нравятся чёрненькие тачечки? Давайте я вам помогу… то есть, С-сс.. Элмер поможет погрузить багаж в чёрненькую, а мы поедем на серенькой. Видите ли, на мой взгляд, серый цвет в данном исполнении смотрится более элегантно. И… Элмер, дорогой, чтоб я больше не слышала от тебя этой ереси — более стильнее, менее синее. Русские — так не говорят!

Серёга успел за время Артуровой речи пару раз сменить цвет лица с багрового на зелёный, собрал мозг в кучку и ответил:

— А мы, д-рагая, не это! Мы не русские!

— А ты, д-рагой, — Артур подошёл к Серёге вплотную и сгрёб его за ворот майки, — ты, дорогой, поаккуратнее лопочи! А то превратишься внезапно в немого!

Зря Кривошапкин так приблизился к пьяному Лаврову.

Зря забыл, что находится в женском теле: вспоминать пришлось, когда вожделеющие лапы Элмера округло так прошлись по нижней части спины Вирджинии.

Но, надо отдать должное, соображал Артур всё равно быстрее. Руку вытянуть — пальцы сжать — кисть повернуть…

— Уй ё-оооо! — взвыл Серёга, сгибаясь в три погибели и чуть не падая на чемоданы Светочки. — Шо ж ты творишь, ё…

— Ах, дорогой, прости! Я всегда такая нервная накануне критических дней! Прости, прости, я хотела ласково погладить. А теперь встал и помог Светочке погрузить багаж. Куда понёс! В чёрную! Быстро!

"Тры часы до Уфтимски", которые предрёк водитель, пролетели почти незаметно. Правда, вначале "супруги Миллер" очень экспрессивно повыясняли отношения, сошлись на том, что действовать будут по обстоятельствам, и Кривошапкин чётко обрисовал права и обязанности Лаврова.

Серёге предписывалось как можно больше молчать, не встревать в обсуждения и вообще косить под дебила.

— Не, блин, если я буду дебилом, мне ребёнка не дадут!

— Хорошо, — согласился Артур. — Будь не дебилом, а восторженным идиотом.

— Не вижу разницы!

— Да? У тебя ещё пара часов есть на то, чтоб увидеть. Вот, полюбуйся на фотографии нашего загородного поместья, нашего конезавода, наших пяти городских квартир, нашей яхты, нашего офиса  — и там, в детдоме, всем их показывай. Восторженно и с идиотской улыбкой…. Хотя о чём я! Просто улыбайся. Тебе это идёт. Да, клички лошадей выучи и параметры, будешь хвастать всеми этими Чемпионами, Спотами, Венерами, Аризонами…

— З-зачем? — оторопело уставился Серёга на фотографию какого-то чёрно-коричневого коня.

— Ну Се… Элмер, ты меня поражаешь! Ты, владелец конезавода, ты просто обязан болеть лошадьми! Ты обязан знать наперечёт пятнышки на лбу и гвозди в подковах! Кто от кого когда родился, у кого предки быстрые, у кого выносливые, кто рысак, а кто иноходец, кого из двухлеток уже пустили махом, а кого тренируют тротом и шагом!

Серёга разинул рот:

— От блин! А ты откуда всего этого нахватался?!

— Чего — "этого"?

— Ну, тортом, шагом, махом, двухлетки…

— Отсюда! — со злостью швырнул на колени сотоварищу увесистую папку Артур. — Отсюда, да-ра-гой!

"Элмер" погрузился во вдумчивое изучение папки с фотографиями, подписями.

Прошло не менее получаса, прежде чем он, резко разогнувшись, пихнул "Вирджинию" локтем в бок:

— Эй! Ты скажи, это всё по-каковски написано?!

Артур сдвинул брови:

— Не понял?

— Ну это вот всё! Оно же… не по-русски!

— Как — не по-русски?!

Кривошапкин выдернул папку из рук Сергея.