Константин Лишний - Космиты навсегда

Сика-Пука скинул пиджак и вовсю шатался на стуле в своей идиотской, расстегнутой до пупа рубахе. Кобура с пистолетом под мышкой вовсе не умаляла сходство этой рубахи с пеньюаром, а только подчеркивала его. Агент все еще держал в руке бокал с коньяком и время от времени к нему прикладывался, в общем, держался молодцом или убедительно притворялся. Я сидел босой и полуголый, в одних джинсах и перчатках с заткнутым за пояс пистолетом и сосредоточенно заглядывал в горлышко водочной бутылки, видимо, пытаясь разглядеть через это нехитрое устройство все секреты бытия. Полупотухшая Герда с бутылкой мартини откинулась в кресле и закинула ногу за ногу, галстук она ослабила и он теперь болтался где-то сбоку, пуговицы рубахи она расстегнула до половины, во рту у нее торчала потухшая сигарета, а на губе и подбородке прилип вкусный салат. Хоть бери и прямо сейчас вставляй ее гротескный образ в картину Кукрыниксов «Конец» Третьего рейха.

— Послушай, — с трудом ворочая языком, сказал я, — слышь, агент империалистический, ты это… Ты ж мой самый лучший брат!

— Ян! Без балды… Шпион и космит братья навек! В натуре! Дай я тебя обниму! Космитушка! — Мы пьяно обнялись, с большим трудом расцепились и продолжили беседу.

— Вон туда позырь, видал? — заговорщицким тоном сказал агент, и мы обратили взгляды на расстегнутую рубаху Герды. Из-под рубахи выступали формы такой будоражащей и элегантной красоты, что грудастая негритоска Наоми Кэмпбел может начинать нервно курить в сортире от зависти.

— Все это хорошо… Тока ведь там у них какой-то шибздик психический выдумал закон о совместимости рас, так что не выгорит ни фига, хотя, как знать, еще не вечер… Ты мне лучше вот что скажи: ты такой солидный шпиен, рубаха у тебя от кутюр и все такое, а вот пушка, — я похлопал его по кобуре, — фигня полная, пукалка непотребная. Вот оружие мужчины! — Я вытащил из-за спины свой «Magnum Research Desert Eagle». — Видал? Вот это нормальная базука! «Пустынный орел», платформа «Mark XIX», длина ствола 254 миллиметра, калибр 12,7 миллиметра — 50АЕ. Страшный, правда? В моем ремесле страх — это главный аспект дела. А как долбит! Смотри!

С этими словами я всадил три пули в ни в чем не повинный холодильник.

— Видал, какие дыры! Как лупит мощно! Навылет! Понял, цэрэушник американский!

— А скорострельность? — воскликнул Сика-Пука и в считанные мгновения полностью разрядил свою «Беретту» в многострадальный холодильник. — Ага! Усек? Пока ты три пули пустишь, я тебя уже пятнадцатью прошью!

— Х-ха! Фигня! Если не попадешь — то ты пустой, а у меня… Смотри! — Я еще раз выстрелил в холодильник, добил беднягу; дверца холодильника отвалилась, открыв для обозрения растерзанные недра. — Понял?

— Мальчьики, — ласковом голосом, словно любящая мать, нежно бранящая своих чад, сказала Герда, — нье бьезобразничайте, озорнишьки…

Дверь номера отворилась, и в гостиную осторожно заглянул коридорный.

— Че те надо, иди отсюда! — рявкнул Сика-Пука, схватил левой рукой со стола щипцы для разъедания омаров и швырнул их в мальчишку. Тот еле успел выскочить в коридор. — Никакой, понимаешь, высокой советской культуры обслуживания, лезет, когда его не просят! Подайте мне книгу жалоб!

Через три минуты явился управляющий с тремя охранниками и унылым взглядом оглядел помещение. Было на что посмотреть: кругом апокалиптический бардак, на полу гильзы, холодильник расстрелян и убит, истекает кровью-фреоном и водкой с шампанским из разбитых пулями бутылок. В пороховом дыму с задумчивыми лицами сидят два вооруженных алкаша, размахивающих дымящимися пистолетами, а рядышком сидит радостно-счастливая фашистка, налитая по самые ноздри мартини.

— Книгу жалоб принес? — требовательно спросил Сика-Пука. — Давай сюда!

— Товарищи, оружие придется сдать, оно будет храниться на вахте и вам возвратят его по первому же требованию, причиненный ущерб будет включен в счет, книгу жалоб получите внизу у швейцара в установленном порядке. Пожалуйста, товарищи, прошу ваше оружие.

— А… бери… — Я поставил пистолет на предохранитель и бросил его к ногам управляющего.

Сика-Пука поглядел на свою разряженную «Беретту», оскорбленно швырнул ее на пол, и потянулся за коньяком. Семь бед — один ответ.

— Желаю вам приятного пребывания в нашей гостинице, — вежливо сказал управляющий и дал знак охранникам подобрать пистолеты, после чего все они удалились.

— Выпьем, космиты, за удачу нашего предприятия и за ваше скорейшее возвращение в родной мир!

— Яволь!

— Будьмо!

Утром я открыл глаза и… вот те на! Рядом со мной, на огромной роскошной кровати, лежала обнаженная, в одной лишь форменной пилотке Герда, прикрытая только малым лоскутком покрывала и с самым мечтательным выражением заглядывала в мои глаза.

— Хайль Гитлер, — ляпнул я, ибо ничего умнее в мою голову не пришло.

Вместо ответа Герда погладила меня пальчиками по заросшей щетиной щеке.

— Проснюлсья? Етой ночию ти бил феликольепен, — ласково сказала она, — дас ист фантастиш, а дойче зякон о софмьестимости рас есть преступльений протиф фройляйн! Большой и стряшний преступльений…

Неужели я ее… и ничего не помню… О, я несчастный человечек! Вот ведь клинический идиот! Сотворить «дас ист фантастиш» в стиле немецкой порнушки и ничего не помнить! О горе, о трагедия всей моей жизни! Что ж я за идиот такой! Нет мне прощения. Эх, надо таки завязывать с бухаловом. Черт, черт, черт! Вот подлом, а-а-а-а… Я, ей-богу, чуть не разрыдался, но виду не подал, очень надеюсь, что эти тягостные мысли не отразились на моем лице.

— Преступление, говоришь? — как можно спокойнее, даже ласково спросил я. — Вышак ломится за такое преступление или можно отбиться на пожизненное заточение?

— Фишак! — рубанула Герда — Гитлер капут!

Тут я придвинулся к ней поближе, надеясь прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик, восполнить досадные пробелы в памяти. Герда, судя по всему, тоже была не против еще разок наплевать на закон о совместимости рас, но все обломал скотина Сика-Пука! Вот принесло же шпиона не вовремя! В самый тот момент, когда я уже запустил свою руку… хотя хорошо воспитанные геноссы это не обсуждают.

Возникший на пороге агент вид имел самый жалкий: согнутый, весь помятый, взъерошенный и заплывший. Оно и неудивительно — все мы вчера перепились, но я пил исключительно водку, Герда только мартини, поэтому нам не так тяжело, а Сика-Пука сдуру начал дудлить после коньячища мартини, а потом еще выискал в разгромленном холодильнике чудом уцелевшее шампанское. Хлопнувший пробку в потолок агент, отчаянно пытающийся поймать ртом пенный фонтан, хлещущий из бутылки — это последнее, что я помню, потом провал, но и так ясно, что намешал американский придурок, оттого ему так хреново. Сразу видно — слишком долго этот шпион в СССР подрывной деятельностью прозанимался, нахватался местных дурных обычаев... тоже мне, жертва имперсонации.

— Хеллоу, маньяки, вы своим факом мне олл найт слип не давали, — страдальческим голосом проскрипел полупонятную фразу Сика-Пука, видимо, он с похмелюги русские слова позабывал, — Джизус Крайст, спейсмиты, неужели вам завонтелось еще литл покувыркаться? Откуда только форсис взялся? Шит. Моя голова… какой пэйн. Все… зы энд, ноу мо я дринкать с космитами… Ладно, лавэрс, я о чем хотел спикать… в общем к связному гоу томорроу. Тудэй похмелка. Бай, факарс.

Сика-Пука развернулся и коротенькими шажками вышел из спальни, очевидно, побрел в гостиную похмеляться. Куда ж еще, в самом деле, идти в таком виде?

Как только дверь за Сика-Пукой закрылась, Герда улеглась в чертовски завлекательную позу.

— Гитлер капут? — хлопая глазками, спросила она.

— Капут! Поверь мне, крошка, полный капут… Хэндэхох, Герда! Славяне идут! — вскричал я и… в общем, яркие картины выпавшей из памяти прошлой ночи ожили и вернулись. Наше дело правое! Враг был разбит, и победа осталась за нами…

***

Ближе к обеду я вышел из душа и прошел в гостиную. Ну и вонища! Ну и бардак! Никаких следов уборки. В кресле сидел похмелившийся, заметно похорошевший Сика-Пука и с самым невозмутимым видом читал книгу «Алкоголизм как он есть».

— Просвещаешься? — спросил я. — Я понимаю, что это очень увлекательное и актуальное чтиво, но вызвать уборщиков можно было? Или хотя бы окно открыть?

— Можно было, но здесь… — он полной грудью втянул пропитанный спиртягой воздух, — здесь, в этой атмосфере праздника, моя голова почти не болит. Здесь лечебный воздух! Вот я и не звал уборщиков, микрокосм нарушать не хотел. К тому же, пока вы спаривались, я снял номер напротив, такой же, но чистый, однако без лечебных свойств.

— Ну что ж, это веская причина. — Я взял со стола недопитую бутылку водки, взболтнул содержимое, хотел было приложиться, но передумал. — Я бы что-то съел. Может, пожрать закажешь?