Александр Экштейн - Люди полной луны

— В третьей, — ответила, сдаваясь, сестра. — И вообще, вы второй, у него уже есть один посетитель.

— Посмотрим, что за посетитель. — В белом халате полковник Хромов был похож на многоопытного, преуспевающего хирурга. — Как он вам представился? — строго спросил он у женщины.

— Так же, как и вы, — с иронией проговорила медсестра. — Никак.

— Наш человек, — уверил ее Хромов, открывая дверь, ведущую в стационарное отделение военного госпиталя, и объяснил: — В смысле проверить надо на вшивость этого посетителя.

В двухместной палате Веточкина действительно был посетитель, и звали его Стефан Искра.

— Бог ты мой! — воскликнул Хромов. — Стефан, где тебя черти носили?! — Он окинул взглядом бледного, но вполне бодрого Веточкина, полусидевшего-полулежавшего в кровати, и остался доволен осмотром.

— Дела навалились, — с усмешкой стал оправдываться Стефан Искра, — ликвидацией УЖАСа занимался. — Стефан кивнул головой на Тараса Веточкина. — Теперь вот агитирую его бросить все и уехать в Чувашию.

— Да у вас там одни чуваши. — Полковник Хромов стал выгружать на прикроватную тумбочку содержимое пакета: яблоки, коньяк, две банки черной икры, водку, кусок осетрового балыка, минеральную воду, сок и квадратную бутылку-штоф с неклиновской перцовой. Затем сел на стул и, указывая на тумбочку рукой, сообщил: — При потере крови это просто необходимо, мне врач твой так и сказал, можно и нужно под хорошую закуску.

— Открой тумбочку. — Веточкин рассмеялся. — Стефан хотя и держит нас за дураков, прикидываясь алкоголиком, но напитки подбирать умеет, правда, сейчас это может плохо кончиться. Анюта вот-вот придет, так что наливай скорее, Леонид.

Хромов разлил водку по стаканам, найденным в тумбочке, и раздал их.

— Я пью по-настоящему, — предупредил всех Стефан Искра, — за то, чтобы Бог простил Россию.

— За погибших ребят, — хриплым голосом подтвердил слова Стефана Тарас Веточкин. — Пусть земля им будет пухом.

— За них, — приподнял Хромов стакан, и они выпили.

Через некоторое время в палату вошел на костылях сосед Веточкина, майор, пилот-вертолетчик. Выпили снова. Хромов сообщил, что у Миронова отпустило в голове и он раззомбировался, чувствует себя в роли куратора хорошо, но пока лежит в Склифе, скоро придет в гости. Выпили за Миронова.

— Это я всех расщелкал. — По-настоящему выпивший Искра напоминал тяжелый бульдозер, мчавшийся со скоростью «феррари» по федеральному шоссе в Рязанской области. — В смысле поотключал.

Выпили за отключенные чипы. Вспомнили о выдающихся особенностях неклиновской перцовой. Выпили за Неклиновку и стали интенсивно закусывать черной икрой и балыком.

— Это мой самый талантливый оперативник Саша Стариков из Таганрога привез, — сообщил Хромов место жительства черной икры и балыка. — Он там всю преступность за три недели искоренил.

Выпили за искоренение преступности. В палату вошел посмотреть на своего больного перед уходом домой военврач, полковник и хирург. Выпили за медицину, налив полковнику неклиновской, и тот без всякого притворства выпил ее, не поморщившись. Затем Стефан Искра заспорил с Хромовым, кто больше сделает отжиманий от пола, и Хромов, отжавшись двести пятьдесят раз, с довольным видом оглядел присутствующих. Полковник медслужбы хотя и не спорил, но тоже закуражился и отжался от пола сто двадцать раз. Лицо Веточкина приняло решительное выражение, но вовремя взглянувший на него Хромов отговорил его от участия в состязании. Стефан Искра отжался триста раз, но отжимался на одной руке, вытянув ноги параллельно полу.

— Не может быть! — воскликнул военврач и, залпом опрокинув в себя полстакана неклиновской, засомневался: — Хотя все возможно в этом мире.

Выпили за возможности. Затем пришла Анюта, вытащила из тумбочки все спиртные напитки и, выйдя из палаты, вручила их двум угрюмо бродившим по коридору прапорщикам ВДВ из категории выздоравливающих.

— Если что, — уверили ее десантники, — только свистните, мы придем, и на кого покажете, тому и голову оторвем.

— Хромов, — укоризненно покачала головой Анюта, возвращаясь в палату, и, не выдержав, рассмеялась: — Когда вы уже угомонитесь?

— Гляди, — кивнул Хромов на уснувшего Тараса. — А ты говорила, что даже снотворное не помогает ему заснуть.

— Глубокий здоровый сон, — констатировал Стефан Искра. Тарас Веточкин крепко спал, и лицо его было не бледным, а розовым.

Ученые поверхностного мира делятся на две категории. Первая — это бракованные особи, выселенные из промежуточного, околохорузлитного мира за слишком явное проявление в них атлантизма, вторая — внедренная в среду

статик-рабов агентура качественного человечества, которая вкупе с «дефективными» учеными первой категории и создала науку в ее современном виде. Среда статик-рабов, склонных к ведизму, ученых не воспроизводит…

Волею демиургов и элохимов население срединного государства, состоящее из одного миллиарда качественных людей и живущее вот уже тысячи лет в режиме клонирования, не теряет душевной силы в своих повторениях. Душа умершего жителя середины, а живут они 300-400 лет, не уходит в хранилища и круговоротные потоки семияичного мира, а мягко и нежно подвергается светоносному обмыванию в хорузлитно-лунитной оболочке, в специальных, недоступных даже лазурным ламам, ответвлениях и бережно возвращается в копию тела, делая его неповторимым.

…Ученые поверхности не ведают о своей агентурной роли, они от всей души считают себя людьми среди людей, хотя где-то в глубине души и осознают свою провокаторскую суть, которая, впрочем, их умаляет и даже возвышает в собственных глазах.

— Земная кора состоит из семи больших плит и двенадцати малых толщиной сто километров. Эти плиты, как льдины, дрейфуют вдоль великих разломов, сталкиваясь, сокрушая друг друга, и тогда на поверхности возникает озноб землетрясений, а при слишком сильном столкновении плит меняются магнитные полюса Земли, в результате чего и гибли прошлые цивилизации и, если я не ошибаюсь, мамонты. — Юрий Аркадьевич Кривицкий, профессор МГУ по статистичной литосферной сейсмической амплитуде возмущений приблизительного понимания, посмотрел на аудиторию, состоящую из пятидесяти добросовестных студентов физико-математического факультета, сглотнул слюну, он утром не завтракал, и продолжил: — Последняя смена полюсов, если брать во внимание тибетские рунофицированные источники, произошла 13 тысяч лет назад…

— И тогда погибли мамонты?! — выкрикнул вопрос с места любознательный, чем-то взволнованный и явно с похмелья студент физико-математической ориентации.

— Болван, — удовлетворил его любопытство Юрий Аркадьевич. — Тогда погибла Атлантида, ну а следующая смена полюса, опять-таки по утверждениям из Поталы… — Он снисходительно окинул взглядом студентов. — Потала, для тех, кто не знает, а вы все не знаете, — это резиденция далай-ламы. Так вот, это смещение произойдет в феврале 2031 года.

Юрий Аркадьевич посмотрел на часы, а студенты застыли в ожидании, когда он назовет точное время этого неприятного события.

— Я не болван! — вдруг возмутился сообразивший, в чем дело, студент.

— Но согласитесь, молодой человек, — Кривицкий уже взял портфель и направился к выходу, — вы и не мамонт.

Профессор покинул аудиторию, а студент, порывшись в сумке, достал банку пива и с явным выражением счастья на лице выпил ее не отрываясь. Затем он посмотрел на свои часы и пробормотал еле слышно:

— Во-первых, не в феврале 2031 года, а десятого августа 2088 года, в девять часов утра по московскому времени.

Хорузлитно-лунитное государство спасателей из облачности Рааай не стало задерживать такого профессионала, как Поль Нгутанба, без работы и отправило его в мир статиков, в хмельную и любознательную среду российского студенчества. Но это уже другая история.

Играй, музыка, играй. Счастье — оно ведь зарождается вопреки всему, оно кратковременно, как теплый летний дождь, как красивая и грустная мелодия.

Самвел Тер-Огонесян был в классическом светло-сером костюме, дополненном крапчатым галстуком в тон и белой рубашке. Он, конечно, понимал, что Таганрог не Морской Чулек, что в русском городе армянин не может рассчитывать на массовую радость окружающих по поводу своей свадьбы, но Самвел Тер-Огонесян был коренным таганрожцем и с высоты своего маленького, но самоуверенного и солидного роста видел, что свадьба его удавалась и вполне претендовала на самую богатую и самую размашистую свадьбу города. Эхма! Самвел даже сплясал русскую вприсядку, дожидаясь, пока привезут невесту и они проследуют в загс. Глорию Ренатовну Выщух привезли в длинном красном вагоне-лимузине. Неизвестно где, но родственники Самвела из Морского Чулека и Ростова-на-Дону достали этот новенький и совершенно неуместный для старинных улиц города лимузин и подарили его молодоженам. Ох уж эта армянская душа! Она требует размаха в подарках и величественной необъятности в формах женщины. Глория Ренатовна полностью соответствовала канонам женщины, которую армянин должен ввести в свой дом хозяйкой. Платье Глории Ренатовны было из французской тафты нежиейшего цвета чайной розы, на тонких бретельках, струящееся до земли и изредка открывающее узкие туфли вишневого цвета. На плечах — накидка драгоценного мехового качества, а на шее мелким переливающимся дождем струилось колье японского серого жемчуга.