Сергей Абрамов - Приключения на Лесной улице

— Как тебе не стыдно, Ганя!

Гане стыдно не было. Ганя упивался победой, хотя, по совести, к нему она не имела отношения. Приметы сбывались одна за другой без исключений, и заслуги студента я в том не видел.

— Кто такой Джессуп? — спросил я.

— Певец, — объяснил Ганя, — с Дикого Запада. Король джаза. Правда, с голосом у него было не того, царство ему небесное…

Вот вам и покойник. Ганя прав. Приметы не обманывали, хотя порой их приходилось «притягивать за уши». В самом деле, какое отношение имеет смерть какого-то заокеанского певца к нашим трём свечкам? Да никакого, не убеждайте. И всё-таки против факта не попрёшь: зажгли свечечки — объявился покойник. И пусть он объявился ещё утром, задолго до ритуального зажжения свечей, мы-то о нём узнали только сейчас. Нет, кажется, прав, прав Иван Васильевич: всё связано.

И если до сих пор я относился к моим «приметным» совпадениям с некоторой долей иронии, то сейчас эта доля сильно уменьшилась, а если подумать, то и совсем исчезла. Судите сами, дорогие товарищи, какая ирония может быть, если любая из случайно выпавших или нарочно задуманных примет моментально исполняется, сбывается! Другое дело, что иной раз она сбывается с натяжкой — не без того! — но и придумывали их, приметы эти, бог знает когда, в незапамятные времена, при царе Горохе. С тех пор они состарились, видоизменились, кое в чём сдали свои позиции, но не исчезли, не умерли. Живут и действуют вовсю. И что самое противное, действуют на меня. Или со мной — не знаю уж, как правильно сказать. Выходит, я неожиданно превратился в пресловутого Макара, на которого валятся шишки, и если шишки эти пока бьют не слишком больно, так это как раз от примет и зависит.

— Вот что, дети, — сказал я своим великовозрастным друзьям. — Со мной происходит нечто странное: вокруг меня образовался эпицентр некой аномалии, суть которой вы поняли. (Ганька хмыкнул, а Люда кивнула серьёзно — про колпак и дорожные работы он, видно, рассказал ей раньше, а про свечи с покойником только что разъяснил.) Аномалия эта касается только народных примет, которые сбываются точно. (Ганька опять хмыкнул, но серьёзная Люда строго на него посмотрела, и он притих.) Есть два выхода. Затаиться и ждать, пока аномалия кончится, — первый. И второй: лезть напролом, проверять приметы.

— Альтернатива не из лёгких. — Учёная Люда знала много иностранных слов. — Во-первых, кто знает, когда она кончится. Может, вам на год затаиться придётся. Или на десять лет.

— Или на всю жизнь, — вставил Ганя, но мы с Людой игнорировали реплику как явно неуместную.

— Во-вторых, лезть напролом, — продолжала Люда, — тоже опасно. Приметы, насколько мне помнится, бывают разные, и неприятности от них тоже разные: и мелкие и крупные. Значит, надо искать компромисс.

— Ну поищи, поищи, может, и сыщешь, — злорадно сказал Ганя, а я взмолился:

— Людочка, милая, не все ведь приметы вредные, плохие. Есть же и приятные. Например: левая ладонь чешется — к деньгам.

— У вас чешется? — быстро спросил Ганя.

— Давно уже не чесалась, — признался я и вдруг почувствовал некий лёгкий зуд в левой ладони. Я с удивлением посмотрел на неё: ладонь как ладонь, морщинистая, вся в разных линиях — удачи там, жизни, в буграх Венеры и в прочей ерундовине. — Зачесалась…

— Вы её о подбородок почешите, — посоветовал Ганя, — а то примета не подействует. Сведения точные, ещё бабка моя, Арина Родионовна, светлой памяти, говаривала…

— Ганька, — сказал я, — чего ты врёшь? Арина Родионовна чужая бабка… — Но почесал ладонь всё-таки о подбородок.

Я почесал, и мы помолчали. Потом я ещё почесал, и мы по-прежнему молчали, ждали: когда принесут деньги, много денег — мешками, подводами, автомобилями «КРАЗ-450». Денег не было. Ну никто не нёс, не стучал в дверь, не подсовывал ведомости, а в кирпичных стенках строители в наши дни клады оставляют редко.

Вот так мы помолчали немножко, я тёр ладошку о небритый подбородок, а мстительный Ганя сказал:

— Тю-тю денежки. И аномалия тю-тю.

И в это время, как в хорошем детективе, зазвонил телефон.

Я снял трубку и услышал голос моего редактора из одного узковедомственного издательства, иногда обращающегося к художественной литературе.

— Старик! — орал голос. — С тебя причитается!

— С чего бы это? — кисло спросил я.

— Альманах вышел! С твоим рассказом! Лети за гонораром!

— Когда лететь-то?

Голос стал серьёзен и вдумчив:

— Сегодня ты уже не успеешь, так что давай завтра. С трёх до пяти. Понял?

Не понять было трудно, о чём я и сообщил сначала редактору, а потом, повесив трубку, Гане с Людой.

— Большой гонорар? — спросил Ганя. Он явно завидовал — не деньгам, нет: тому, что я всё-таки попал в эпицентр аномалии, не промазал, в серёдку угодил, и не сказочки это, не шуточки студенческие, а серьёзно. Вот так.

— Не очень, — скромно сказал я, а Люда вмешалась:

— Не в этом дело. Какая разница — сто рублей или тысяча? Важно, что приметы сбываются аккуратно, стоит только подумать о них. В общем, есть план эксперимента. Берём том Даля с пословицами, поговорками и приметами, выписываем нужные в столбик и проверяем.

Предложение Люды казалось заманчивым. Действительно, выписать сначала все денежные приметы, потом ещё какие-нибудь — с везением в конце, и ждать, пока сбудутся. Но, если быть честным, меня пугала перспектива превратиться в подобие уэллсовского человека, творившего чудеса. Пугала и потому, что в чудеса я не верил: это во второй половине двадцатого столетия-то! Пугала и потому, что я усматривал в моей аномалии связь с нашими предыдущими приключениями. А наши предыдущие приключения устраивал кто? Соседи по окружающему пространству — вот кто. А значит, нехитрый силлогизм приводит нас снова к ним.

Я честно поделился с ребятами своими предположениями.

— Возможно, вы правы, — согласился Ганя, — только зачем они к нам прицепились?

— Знакомые, — предположил я.

— Мы им в знакомые не набивались.

— Подождите, — прервала нас Люда. — Знакомые наши — люди разумные и свои опыты просто так не ставят. Значит, есть цель. Какая? Это раз. Второе: смысл опыта вам ясен? Мне лично нет. Третье: во всех прошлых случаях при опыте присутствовал кто-то из них, помните? Где они сейчас? Всё это надо выяснить, и поскорее…

— Выясни, — сказал Ганя.

— Это возможно, — спокойно парировала Люда. — Попробуем найти примету, которая бы нас вывела на экспериментаторов. Или хотя бы натолкнула на верный путь. У вас есть Даль?

Даль у меня был. Я достал коричневый толстый том и, покопавшись в оглавлении, раскрыл страницу четыреста семьдесят третью.

— Начали!

— Муравьи в доме — к счастью, — прочитала Люда вслух.

— Значит, городским жителям счастья не видать, — резюмировал Ганька. — Валяй дальше.

— Кони ржут — к добру. Кто нечаянно завидит свет в своём доме — жди счастья.

Я не понял приметы:

— Это как же — нечаянно: вор, что ли, в квартиру залез? И это к счастью?

— Избавление от лишнего имущества чужими руками — всегда счастье, — сказал Ганя. — Тёмный вы человек. Собственник. Стыдно должно быть…

Стыдно мне не было. Я слушал Люду и потихоньку посмеивался над гигантским количеством жизненных оговорок, которые мудрый и терпеливый Даль назвал «суеверия-приметы». Многие из них (да что там многие — две трети!) безнадёжно устарели даже не потому, что и верить-то в них перестали, просто их необходимые атрибуты — печь там, каша в горшке на печи, фыркающие в дороге лошади — медленно и прочно (пусть даже жаль их!) уходят назад, в прошлое и вытащить их оттуда нельзя да и незачем. Газовые духовки давно заменили русские печи, а фыркающие автомобили вытеснили фыркающих лошадей. Вот вопрос: можно ли переносить приметы с тех же лошадей на автомобили? И если да, то в какой степени их действие ослабло? Действие примет, конечно…

Я усмехнулся про себя: вчера я такой вопрос не задал бы. Приметы — чушь. Приметы — зелёный вздор, чепуха, чеховская реникса, не верьте в приметы, дорогие товарищи…

Но сегодня — дело другое. Сегодня приметы сбываются вовсю. Любая из них — проверено. И даже если скинуть это «сбывание» на наших пресловутых знакомых шутников из соседнего пространства, то всё равно дело не меняется. Жить становится опасно. Может, у них там объявлен месячник по исполнению примет — кто знает! А я страдай от этого общественного рвения…

— Зеркало разбить — к худу, — устало читала Люда. — Кирпич выпал из печи — к худу. Увидать домового — к беде…

— Стойте! — заорал я. — Погодите!

Люда прервалась, посмотрела на моё сосредоточенное лицо, а Ганька не преминул ввернуть.

— Тихо: Чапай думать будет…

Но я уже придумал. Вскочил с кресла, взволнованно заходил по комнате. Идейка, конечно, не бог весть какая, но проверить её не мешает. Только нужно примётку соответствующую отыскать.