Рон Хаббард - Во мраке бытия

— Это чайки, — сказал Хеллер. — Они попали в нефтяную жижу.

— А вы, как я предполагаю, предпочли бы добить их атомным взрывом, не так ли? Не обращайте, пожалуйста, внимания на его выходки. Всегда в группе найдется какой-нибудь студент, который пойдет на что угодно, лишь бы рассмешить группу…

Над рекой на небольшой высоте пролетел вертолет, и шум его мотора заглушил ее последние слова. Хеллер тем временем достал из сумки пару перчаток и натянул их на руки. Потом подошел к парапету и, убедившись, что две неподвижно лежащие чайки мертвы, занялся третьей. Та пыталась защититься от него слабыми ударами клюва. Присев на корточки, Хеллер достал из сумки небольшой баллончик с распрыскивателем. Клянусь богами, он был на грани явного нарушения Кодекса — на баллончике стояла надпись на волтарианском языке «Растворитель 564, база снабжения Флота № 14»! Я тут же записал эти данные в свой блокнот. Ведь кто-то еще мог обратить внимание на надпись. Затем он достал краснозвездную инженерскую тряпицу и, прикрыв глаза птицы, быстро опрыскал ее испачканные перья. Естественно, нефть моментально исчезла. Потом он высвободил птичьи лапки, вытер их тряпицей и тоже опрыскал растворителем. Еще раз внимательно оглядев птицу, он обнаружил несколько пятен и отчистил также и их. Меня всегда бесила его дотошность! Потом он достал все из той же сумки фляжку с водой и налил немного в отвинчивающуюся крышку. Птица, голова которой теперь была свободна, нерешительно клюнула его еще разок, но тут же передумала и отпила немного воды из крышки. Потом она еще несколько раз принималась пить.

— У тебя начался процесс обезвоживания организма, — сказал ей Хеллер. — Слишком жарко. Попей, попей еще немножко.

Нет, он самый настоящий болван. Ведь он говорил на волтарианском языке, как будто не понимал, что птица-то земная. Затем он взял сандвич, разломил его и положил на траву. Чайка расправила крылья, наверняка удивляясь, что может теперь это сделать, и уже собралась улететь, но заметила сандвич и решила, что разумней будет сначала позавтракать.

— Ну, какая умная птичка, — сказал Хеллер. — А теперь старайся держаться подальше от таких черных луж. Это нефть, поняла? Смола!

Птица издала клекот и продолжала клевать сандвич. Понятия не имею, с чего она вдруг решила ему отвечать. Ведь по-волтариански она не понимала ни слова. Хеллер огляделся вокруг. Группа любителей природы тем временем успела благополучно исчезнуть. Он чутко прислушался, но, ничего не услышав, быстро осмотрел окрестности еще разок. И тут я вдруг сообразил, что он принюхивается. А это уж на кой черт могло ему понадобиться? Он оглянулся на чайку. Та как раз взлетала. Взмыв в воздух, птица покружила над рекой и скрылась вдали. Несколько раз вздохнув, Хеллер затрусил по дорожке и вскоре оказался в приемной здания Генеральной Ассамблеи, если только я верно прочел указатели на стенах. Тут была надпись «Справочная», но он не подошел к окошечку. Казалось, само здание вызывает у него живой интерес. Рассеянный свет проникал сюда сквозь прозрачные стены, и Хеллер подошел к одной из них, по-видимому, желая выяснить, каким именно образом достигается такой эффект. Потом он направился в зал Ассамблеи и застал там всю группу. Мисс Симмонс продолжала свою лекцию:

— …Здесь делегаты могли бы встать как один и громко и решительно потребовать запрещения ядерного оружия на вечные времена. Но, увы, они не делают этого. Люди, которые заседают здесь, не делают этого! Они сидят здесь годами и хранят молчание, одолеваемые своими собственными страхами. Они прикрывают…

Хеллер тем временем разглядывал мраморные скульптуры. Группа направилась гуськом вслед за мисс Симмонс к выходу. Мисс Симмонс на ходу продолжала свою лекцию, совершенно игнорируя штатного гида, который, по-видимому, решил просто присоединиться к группе. Все вместе они прошли в здание заседаний и вскоре оказались на галерее палаты, над входом в которую красовалась надпись «Совет Безопасности». Экскурсанты осмотрели пару сотен кресел для публики, свободных в данный момент, поскольку никаких заседаний, разумеется, сейчас не было, да и не могло быть еще по меньшей мере недели две, и мисс Симмонс продолжила свою лекцию:

— А сейчас мы с вами попали наконец в логово тех немногих избранных, которые, в силу широчайших предоставленных им полномочий, имеют право наложить вето от имени пятнадцати наций на любую акцию, даже если сама Генеральная Ассамблея решится предложить ее. Пять постоянных членов — Соединенные Штаты, Франция, Соединенное Королевство, Россия и Китай — каждый из них имеет право отвергнуть в одностороннем порядке любые, пусть и самые страстные призывы народов всей Земли! Они блокируют все усилия, направленные на то, чтобы объявить вне закона ядерную энергию и разоружить наконец весь мир! Стяжательство, жажда власти, гигантомания и чистая паранойя подталкивают их все ближе и ближе к краю пропасти!

Хеллер, который в это время любовался стенными росписями и какой-то картиной, выдержанной в сине-золотых тонах, расслышав ее последние слова, задал все-таки вопрос:

— А кто именно мешает окончательному решению этой проблемы?

— Русские предатели, которые продали революцию и сами превратились в тиранов и угнетателей пролетариата! — громогласно возвестила мисс Симмонс. — Кто задал вопрос? Это очень хороший вопрос.

— Уистер, — поторопилась сказать какая-то девица.

— Ах, это опять вы! Немедленно прекратите отвлекать группу, Уистер! — И мисс Симмонс решительно повела слушателей к выходу.

Взгляд Хеллера остановился на гигантской статуе мускулистого мужчины, который с огромным усилием делал что-то непонятное.

— А что делает эта фигура? — спросил он.

— Это русская статуя, — пояснила мисс Симмонс. — Она изображает рабочего, которого заставляют перековывать лемех плуга на меч. Она символизирует предательство интересов пролетариата. — Тут она оглянулась, подняла очки на лоб и добавила: — О, это был очень хороший вопрос, Джордж. Хеллер тоже оглянулся вокруг в поисках Джорджа, но увидел только других студентов. Мисс Симмонс собрала всех у статуи Мира.

— Итак, дорогие студенты, это только начало, попытка сориентировать вас по курсу. Но я кое-что хотела бы подчеркнуть особо, так что прошу внимания. Абсолютно все, что вы будете наблюдать во время наших последующих лекций по восхищению природой, обречено сгореть в пожаре термоядерной войны. И, любуясь каждым цветочком, каждым листиком, каждой крохотной лапкой и каждым клочочком мягкой пушистой шерстки, вы должны постоянно помнить, что все это обречено сгореть в адском пламени термоядерной войны!

О, она даже не представляет себе, насколько она права! Если Хеллер проиграет и начнется вторжение Волтара, эти их жалкие бомбы покажутся им пустяком.

— Итак, группа, — продолжала она, — если в настоящий момент вы еще не испытываете коллективно и каждый в отдельности непреодолимого желания записаться в ряды демонстрантов, протестующих против атомного оружия, то уверяю вас, что в самом ближайшем будущем вы его обязательно испытаете и примкнете к нашим рядам, а нью-йоркская полиция может делать все, что ей заблагорассудится. А теперь вы свободны. Уистер, останьтесь, пожалуйста.

Студенты постепенно разошлись, а Хеллер подошел к мисс Симмонс. Она подняла очки на лоб, чтобы получше разглядеть его.

— Уистер, боюсь, что занятия у вас идут плохо. Вы мешали остальным. Вы все пропустили мимо ушей.

— Но я слышал все, что вы говорили, — возразил Хеллер. — Вы сказали, что, если не заставить ООН работать по-настоящему, планета будет разрушена термоядерным оружием.

— Которое создадут такие, как вы, Уистер. Мои слова были более выразительными. Сегодня я ставлю вам низший балл. Если вы будете заниматься так же скверно, то все ваши связи не спасут вас. И если вы провалите настоящий курс, Уистер, то не получите диплом и никто не станет с вами разговаривать и вы никогда не будете работать в столь желанной для вас области, где вы могли бы заняться разрушением нашей планеты. Может, мои силы и малы, но я употреблю их на справедливое дело, Уистер. До свидания.

И она зашагала прочь.

Хеллер уселся на траву. О боги, как здорово все получилось! Мисс Симмонс встала на его пути. Какая прелестная, какая блестящая женщина! Ее прямые волосы и очки с толстыми стеклами не позволяли сразу по достоинству оценить ее привлекательность. И хотя она явно относилась к числу мужененавистниц, я вдруг испытал к ней огромную нежность, желание обнять ее и сказать ей, какое она прелестное создание на самом деле. Она моя союзница! Наконец-то я отыскал кого-то, кто дал мне надежду в этом мире хаоса! О, мне было очень приятно смотреть, как Хеллер сидит в парке и тупо смотрит на траву. Судьбы империй оказались в слабых и прекрасных женских руках. Но это случается не впервые в многовековой истории планет. И мне оставалось только молить богов, чтобы хватка этих судьбоносных рук оказалась крепкой и неразрывной.