Терри Пратчетт - Вольные Мальцы

Жаба устремил на нее тревожные желтые глаза.

— В конце концов, заморочить голову жабе — это гораздо проще, чем превратить… м-м… сто шестьдесят фунтов человека в шесть унций жабы, так? В конце концов, куда же делась оставшаяся масса тела, я задаюсь вопросом. Она что же, как бы осталась где-то валяться? Очень неуютная мысль. Я хочу сказать, у меня есть одно-два воспоминания из времен, когда я был человеком, но что такое воспоминания? Просто мысли у тебя в мозгу. Ты не можешь быть уверен в том, что это реально. Честно скажу, я однажды ночью, после того, как накануне съел несвежего слизняка, проснулся от собственного крика. С поправкой: собственного квака. Благодарю за молоко, оно было превосходное.

Тиффани долго и молчаливо смотрела на жабу.

— Знаешь, — сказала она, — в магии намного больше сложностей, чем я думала.

— Хлопки-хлопки хлоп! Пи-пи, пи-пи. Эччч, бедный мальца я, пики-пики.

Тиффани подбежала к окну.

На тропинке был Фиггл. За плечами тряпичные крылышки, а на голове заостренная спереди, вроде клюва, соломенная шапка. Он кружил на месте, прихрамывая и подпрыгивая.

— Эччч, пики-пики! Хлопки-хлоп! Со всех сил надеюся, что близки нету киски! Ой мне, ой! — орал он.

А чуть ниже по тропе Крысоед, архивраг птенцов, скользил к нему и облизывался. В то мгновение, как Тиффани вдохнула, чтобы закричать, кот прыгнул и приземлился всеми четырьмя лапами на человечка.

Вернее, точно на то место, где человечек был: тот сделал в воздухе сальто и оказался прямо перед мордой кота, ухватил обеими руками за уши Крысоеда и заорал:

— Вижу-вижу, кися рыщет, птахов ищет! А получи гостинчик от писклятков, хитроморда!

И крепко боднул кота в нос. Крысоед перекувыркнулся, свалился брюхом вверх, глаза к переносице, и в оцепенении глядел на человечка, который навис над ним и закричал:

— ПИ — ПИ!

Тут Крысоед воспарил над землей в самых лучших кошачьих традициях, дунул прочь по тропе, как огненная ракета, в открытую дверь маслодельни, стрелой мимо Тиффани, и спрятался под мойкой.

Фиггл оглянулся, ухмыляясь, и заметил Тиффани.

— Пожалуйста, не убега… — торопливо проговорила она, но тот уже превратился в размытую полоску.

По тропинке к дому шла ее мать, и так быстро, что Тиффани едва успела спрятать жабу в карман передника.

— Где Вентворт? Здесь? Он вернулся? — спрашивала мать настойчиво. — Да говори же!

— Он разве не с тобой был, на стрижке, мам? — сказала Тиффани, мгновенно занервничав. Она чувствовала, что паника струится от матери, словно дым.

— Мы его не можем найти! — В глазах у матери было дикое выражение. — Я спиной к нему была всего минуту! Ты его не видела, ты уверена?

— Он же не дошел бы сам оттуда сюда, всю дорогу…

— Иди, погляди в доме! Давай!

Миссис Болит ушла так же быстро, как появилась. Тиффани спешно высадила жабу на пол и подтолкнула его в убежище под мойкой. Жаба квакнул. Ошалелый от страха Крысоед вылетел из-под мойки, лапы крутятся, как спицы колеса, и дунул за дверь.

Тиффани поднялась на ноги. Ее первая, постыдная, мысль была: «Он сам хотел пойти смотреть стрижку. Как он мог потеряться? Он пошел с мамой, с Ханной и Занозой!»

Ну и как внимательно Заноза с Ханной приглядывали за ним, когда там вокруг молодые парни?

Она пыталась притвориться сама перед собой, что не подумала этого, но у нее была предательская способность хорошо ловить себя на лжи. В этом и есть горе от ума: иногда он думает больше, чем вы его просили.

Но Вентворту никогда не было интересно уходить от людей куда-то далеко! До загонов для стрижки отсюда полмили! И не ходит он так быстро. Через несколько футов плюхается на землю и требует сладкого!

Но тут станет немножко лучше и спокойнее жить, если он потеряется насовсем…

Вот и опять пришла отвратная, постыдная мысль, и Тиффани постаралась ее придушить, занявшись делом. Прежде всего, взяла из горшка сластей — приманку — и шелестела бумажным мешочком, бегая по комнатам.

Она слышала топот ботинок со двора — пришли мужчины, которые были на стрижке — но продолжала заглядывать под кровати, в шкафы и кладовки, даже там, где дверцы были слишком высоко для Вентворта, и потом снова заглядывала под кровати, под которые уже заглядывала, потому что это такие поиски. Это такие поиски, когда вы обшариваете чердак, хотя знаете, что дверь туда всю жизнь стоит на замке.

Через несколько минут она услышала два-три голоса вокруг дома, которые звали Вентворта, и потом голос отца:

— Пробуем по реке!

…и это значит, отец тоже не в себе, потому что Вентворт никогда не пошел бы в такую даль кроме как за взятку. Не тот он ребенок, чтобы ему нравилось хоть где угодно, если там нет сластей.

Это твоя вина.

Мысль обдавала холодом, словно кусок льда у нее в мозгу.

Это твоя вина, потому что ты не так уж его любила. Он появился, и ты больше не младшая, и ты вынуждена везде и всюду таскать его за собой, и ты все время желала — разве нет? — хоть бы он испарился.

— Неправда, — шепотом сказала Тиффани. — Я к нему… совсем не плохо…

Но и не совсем хорошо относилась, признай. Особенно время от времени. Он не умел нормально играть, и никогда не делал то, что ему говорят. Ты думала, что было бы лучше, если б он вообще потерялся.

И все равно, — добавила она мысленно, — невозможно все время относиться хорошо к тем, у кого постоянно текут сопли. Все равно… хотела бы я знать — а что, если…

— Я хотела бы, чтобы мой брат нашелся, — сказала она громко.

Никакого результата это не дало. Но в доме полно людей, которые открывали-закрывали двери, звали, мешались друг у друга на дороге… а Фигглы, похоже, были застенчивы. Хотя у многих лица напоминали выглядывающий из рыжих волос кулак.

Не «хоти чтобы», говорила Мисс Тик. Делай.

Она спустилась в нижние комнаты. Здесь были даже несколько женщин, что пакуют шерсть на стрижке. Сейчас они сгрудились вокруг ее матери, которая сидела, плача, возле стола. Тиффани никто не заметил. Так часто случалось.

Она проскользнула в маслодельню, тщательно прикрыла за собой дверь и нагнулась, всматриваясь в темноту под мойкой.

Дверь с треском распахнулась, вбежал отец. Он остановился посреди комнаты, а Тиффани взглянула на него снизу вверх, как застуканная на месте.

— Дочка, не может его там быть! — сказал он.

— Ну, э… — сказала Тиффани.

— Наверху смотрела?

— Даже на чердаке, пап.

— Ну… — отец явно был и в панике, и в раздражении. — Иди… делай хоть что-нибудь!

— Хорошо, пап.

Когда дверь за ним захлопнулась, Тиффани снова заглянула под мойку.

— Жаба, ты там?

— Ужасное убожество и нищета в смысле поживы, — ответил жаба, выползая. — Ты там чистоту развела, хоть бы паучишко какой.

— У меня серьезное дело! — резко сказала Тиффани. — Мой младший брат пропал. Средь бела дня! На ровном месте, где вокруг все на несколько миль видно!

— Ой, квак твою… — сказал жаба.

— Пардон? — сказала Тиффани.

— Э… я позволил себе выразиться по-жабьи, — ответил он. — Прости, но…

— То, что творится, это связано с колдовством? — сказала Тиффани. — Связано, так?..

— Надеюсь, что нет, — ответил жаба, — но думаю, что да.

— Эти человечки украли Вентворта?

— Кто, Фигглы? Они детей не воруют!

Что-то было такое в том, как жаба это сказал: «Они детей не воруют»…

— Ты знаешь, кто забрал моего брата, так? — требовательно спросила Тиффани.

— Нет. А вот они могут знать, — сказал жаба. — Послушай, Мисс Тик меня предупреждала, что тебе совсем не следует…

— Моего брата украли, — проговорила Тиффани жестко. — Ты намерен сказать мне, чтобы я ничего не делала?

— Нет, но…

— Вот и хорошо! Где сейчас Фигглы?

— Убрались и затаились, полагаю. Тут ведь розыски, в конце концов, полно народу, но…

— Как их вызвать? Они мне нужны!

— Эмм, Мисс Тик сказала…

— Как их вызвать?

— А… Так ты действительно хочешь их позвать назад? — проговорил жаба с похоронным видом.

— Да!

— Такое желание просто редко у кого возникало, — сказал жаба. — Они ведь не то, что домовые. Если у вас в доме завелись Нак Мак Фигглы, обычно лучшее средство — съехать. — Он вздохнул. — Скажи, твой отец — человек пьющий?

— Пиво иногда, — сказала Тиффани. — При чем это здесь?

— Только пиво?

— Ну, мне полагается не знать про то, что называется Особое овечье Наружное. Бабушка Болит обычно готовила его, в старом коровнике.

— Крепкая вещь, да?

— Разъедает ложки, — сказала Тиффани. — Это для особых случаев. Женщинам его нельзя, отец говорит, от этого на груди растут волосы.

— Тогда, если хочешь быть уверена, что Нак Мак Фигглы объявятся, принеси это, — сказал жаба. — Сработает, поверь мне.

Через пять минут у Тиффани все было готово. Мало что можно спрятать от ребенка, который не ведет себя шумно и не страдает плохим зрением, поэтому она знала, где бутылки хранятся, и добыла одну. Пробка вбита через тряпку, но это была старая пробка, и ее можно подковырнуть и вытащить концом ножа. От Наружного духа у Тиффани слезились глаза. Она собралась налить золотисто-коричневой жидкости в блюдце.