Юлия Зябрева - АнтиСУМЕРКИ. Блог вампира

       -- А потом?

       -- А потом на пенсию выйду и заживу в своё удовольствие!

       Мы засмеялись.

       -- А если пошлют в горячую точку?

       -- Пришью на рукав нашивку с группой крови и в путь.

       -- Э-э... -- слова о группе крови Эдика натолкнули меня на совсем другие размышления, вовсе даже не о войне.

       Я облизнулась и перевела разговор в менее возбуждающее русло.

       И всё-таки. В голове кроме сладенькой мысли о моей любви к Эдику крутилась ещё одна.

       Я же ехала быстро. Очень-очень быстро. Почему же никак не могла догнать его?..

       Папа и тётя Валя оставили мне целых три записки.

       Первая, на самом видном месте, приклеенная к ручке входной двери, гласила, что они уехали в Дзержинск и могут задержаться, вернуться поздно или даже заночевать у папиного друга в городе. От неё пахло папой и Захарченко-старшей.

       В принципе, даже хорошо...

       Вторая записка обнаружилась на двери холодильника. Разумеется, она содержала наиподробнейшие инструкции о том, как разогревать котлеты, кашу, суп. Пахла записка, как и первая.

       Про чай мне больше не писали, и то прогресс.

       Третья записка лежала на ступеньках лестницы, на втором повороте. Тётя Валя вряд ли пошла бы туда, и можно было не принюхиваться, она не принимала в написании ни малейшего участия.

       В третьей записке папа очень-очень просил меня по возможности ночевать дома и не делать глупостей, сама знаю, каких.

       Интересно... о чём это он? Какие такие глупости я должна знать, да ещё и не делать? Ничего. Вернётся -- спрошу, что он имел в виду.

       Котлеты греть я не стала, суп тоже. А вот кашу разогрела, почти не руководствуясь инструкцией. Каким-то интересным образом отсутствие мамы, готовящей вкусные обеды и всегда подающей всё на стол горячим или холодным в зависимости от блюда, стимулировало меня на очень быстрое усвоение правил пользования плитой и порядка долива воды, прибавления-убавления огня и прочих премудростей.

       А гречневую кашу тётя Валя готовила просто вкуснейшую. Если мы с мамой добавляли в неё рубленное яйцо и жаренный лук, то Захарченко готовила гречку с грибами и печёнкой. Я просто млела от её вкуса.

       Маленькое окошко кухни выходило на забор с соседями, увитый "бешенным огурцом", оно светилось всё тусклее.

       Наступали сумерки.

       А я любила ночь.

       Наверное, даже не потому, что это -- традиционное время бодрствования вампиров. Не потому, что это время охоты, на которую исправно каждую ночь намекает моя дикая составляющая. А просто ночью можно лежать на крыше шестнадцатиэтажки и смотреть, как медленно поворачивается звёздный купол неба... всё предельно ясно и чисто, темнота укрывает и прячет, окутывает мягким бархатом невидимости... и звёзды любуются землёй, и, наверное, даже завидуют нам, людям, потому что у нас такая интересная жизнь! Каждый день приносит новые проблемы, каждый час приходится прилагать усилия для их решения, каждую минуту можно увидеть что-то, чего раньше никогда не видел, а они, звёзды? Только и могут, что созерцать ночную тишину, которая сверху почти одинакова...

       Размечтавшись, я не сразу обратила внимание на то, что моим мыслям подпевает красивый мужской голос:

       Это пел Эдик.

       Сердце отчаянно заколотилось в груди и я на одном дыхании взлетела наверх, в свою комнату.

       Почему не побежала к нему, на улицу? Да где это видано, чтобы прекрасная дама, для которой отважный рыцарь поёт серенаду под балконом, прям-таки сразу к нему выбегала!

       Вот и я, распахнув окошко в сад, залюбовалась резным краем чёрных крон на фоне синего-синего сумеречного неба, заслушалась ласковым баритоном Эдуарда Клюева, подперев кулачками подбородок.

       А ведь он даже не спросил номера моего телефона. Я понимаю, ему что позвонить мне, что прибежать с гитарой под окно -- по времени одно и то же, но... но если я ему действительно нравлюсь, мог бы и проявить, так сказать, официальный интерес!

       Но ведь не проявил же... ну и пусть. Зато у него такой красивый голос! И слова правильные...

       Общую гармонию вечера нарушила другая песня:

       А это ещё что за...

       Я подбежала ко второму окну, спряталась за шторкой.

       Окна со стороны улицы оккупировал Гар. У него был поставленный сильный голос, и песня в мелодическом плане посложнее, чем та, которую исполнял Эдик.

       И сюжет прослеживался забавный, как раз в духе Игоря: суровый дракон влюбился в прекрасную принцессу и отдал всё, что у него было, за право стать человеком. Но противная принцесса -- выпороть бы такую! -- заявила, что человек-дракон слишком старо выглядит, и отказалась выходить за него замуж... дура.

       Я любила драконов.

       Но Клюева любила сильнее, поэтому, дослушав обе песни, спешно выбежала на сторону сада... а Эдика уже след простыл. Только медленно таял в ночи его умопомрачительный запах.

       Вот так.

       Надо было всё-таки по первому аккорду бежать, и бог с ними, с прекрасными дамами, маринующими своих верных рыцарей!

       Я вернулась на кухню, доела остывшую гречку с грибами и печёнкой и приняла решение не ночевать дома. Мало, что ли, красивых побережий у Луха?

       Ночью река пахла иначе, чем днём. Иначе пахли сосны и песок. Днём воздух был теплее песка и воды, теперь же ветерок гонял прохладу, а вода прогрелась, как парное молоко, и песок, песок тоже обнимал нежным, ненавязчивым теплом. Я сняла шлёпанцы и пошла босиком, зарываясь в него пальцами ног.

       И видела я совершенно не так, как днём. Вроде бы и всё в чёрном цвете, и каждый предмет ясно различим по отдельности.

       А вот звёзды подмигивали с высоты те же самые, что и над Москвой. Может, чуть-чуть сдвинутые набекрень...

       Мне нравилось медленно шагать по берегу, думать об Эдике и строить планы на будущее. Конечно же, в моих мечтах Клюев по умолчанию был в курсе, что я вампир, не имел ничего против, всё так же и даже сильнее любил меня, и мы жили душа в душу.

       Только вот где? Представлялось какое-то странное место, бредовая мешанина из Москвы и Фролищ. Этакие высотки среди сосен, а сосны ещё выше высоток, и под корнями одной из них -- детский садик на берегу речки, а в нём целый выводок маленьких Клюевых-Лебедевых...

       Веру и Фила я сначала услышала из-за поворота Луха, а потом увидела, сидящих на противоположном берегу у костра. Потом и лёгкий дымок долетел, он отчётливо пах не то душицей, не то мятой.

       Друзья меня не замечали, болтали о чём-то, кидая камешки в воду. Я бы тихо прошла мимо зарослями камышей и рогоза и побрела бы себе, если б они не замечали меня и дальше, но тут Захарченко звонко закричала:

       -- Наааадяааа! Иди к нааааам!

       Эхо потащило над рекой "я-я-я" и "ам-ам-ам", а я закричала в ответ:

       -- А мост где?

       (Е! Е! Е!)

       -- Да зачем он тебе?!

       (Бе! Бе! Бе!)

       -- Плыви так! -- присоединился Фил, и эхо, испугавшись его баса, умолкло.

       Я засмеялась. А правда, чего это я? На мне же всё равно купальник.

       Дальше последовал цирковой номер "Надя переплывает Лух". Он немало повеселил моих друзей. Когда ещё увидишь госпожу Лебедеву с привязанными майкой к голове шортами и шлёпками? Фил и Вера сначала помогали ценными советами, потом показывали жемчужины на дне, за которыми надо бы нырнуть -- ну почто зазря такие сокровища пропадают? -- пугали меня, грозясь плывущими наперерез ихтиандрами, в общем, всяко мечтали, чтобы я утопила свою и без того подмокшую одёжку. Но я проявила непреклонность и добралась до их берега с почти сухими шлёпками и шортами. Майке всё-таки досталось.