Андрей Белянин - Тайный сыск царя Гороха

– Что именно? – заинтересовался я.

– Конюшни, кузницы, склады оружейные да скобяные, амбары хлебные, колодези, казармы стрелецкие, подвалы пороховые… – пустился перечислять Митяй, загибая толстые пальцы.

С математикой у него туго, но этими же пальчиками парень кованые шпигари в узел завязывает… Однако филерская работа пошла у него лучше, чем пассивная слежка за домом.

– Молодец! Хвалю за выполнение задания. Бабулечка-красотулечка, будь добра, поставь ковшик меду герою.

– Ведерко бы… – скромненько потупился наш хитрец.

– Неча парня опосля работы спаивать, – привычно заворчала бабка, но корчагу с медом таки дала.

Пока Митька разливал содержимое на два ковшика (себе – побольше, мне – поменьше), я продолжил расспросы:

– Дьяка до дома сопроводил?

– А как же, Никита Иванович, аж до самых ворот, и даже калиточку ему распахнул.

– Что?!

– Дык, говорю, как до дома-то его мы дошли, он уж совсем избегался, дышал тяжело, а мне что, жалко? Дай, думаю, подмогну государевому человеку. Ну, так калиточку и распахнул…

– Так ты… ты всю маскировку… – не сразу допетрил я. – Ты хочешь мне сказать, что он видел, как ты за ним следил?

– Сперначала-то нет, – охотно пояснил «филер», приканчивая третий ковш, – а вот уж когда он метки мелом ставить начал, тут я не удержался, подошел поближе, чтоб лучше видеть. Так за плечом и стоял… Потом рядом, а там за разговорами уж вместе те крестики и ставили. Вдвоем веселее…

– Никитушка! – Баба Яга укоризненно перехватила мою руку за секунду до того, как я отвесил Митьке подзатыльник. – Не калечь дурачка, он у нас и так на голову ушибленный. Старался, как мог…

– Надеюсь, хоть языком-то не трепал? – все еще едва сдерживаясь, зарычал я.

– Дык… этого… ничего…

– Что ничего?!

– Ничего такого я ему не сказал, – задумчиво ответил наш герой, опуская на стол четвертый ковш без малейших признаков алкогольного опьянения. – Он спросил, чего это я тут хожу? Я ответил, что гуляю я тут. Он покивал, по плечу меня похлопал, халвы ореховой мне купил…

– Чего сделал? – в свою очередь распахнула рот бабка. – Да чтоб дьяк Филимон по своей воле, на свои деньги, хоть кому горсть семечек купил?! По всему Лукошкину должны кобели передохнуть!

– Так вот и мне ж он таким странным показался! – буркнул Митька. – Халвой кормит, рюмку водки уговаривал откушать, все о тебе, воевода-батюшка расспрашивал.

– О чем именно?

– Ох, гражданин участковый, даже и выговорить смущаюсь…

– Говори! – хором рявкнули мы с Ягой.

– Стыдоба… – покраснел парень. – Как же я такое при порядочных людях говорить буду?

– Митька, не тяни…

– Ох и срамотища-то… Да чтоб у меня язык отсох подобную погань в присутствии начальства сызнова повторять!

Я на пару с бабкой вцепился в ковш, который Митяй уже в пятый раз наполнял хмельным медом.

– Или ты сейчас же скажешь, чем интересовался дьяк, или мы из тебя…

– А ежели скажу, драться не будете?

– Не будем.

– А меду нальете?

– Нальем.

– Эх, гори оно все синим пламенем! – раздухарился мой помощник. – Пропадай моя буйна голова, а только скажу я тебе, Никита Иванович, всю правду-истину. На том и крест святой целовать готов, и на иконе побожиться.

– Не держи, меня, батюшка, щас я его козлом оберну безрогим! – взвилась Баба Яга, но Митяй хладнокровно продолжил:

– А спрашивал меня дьяк Филимон о том, что, мол, нет ли у участкового нашего хвоста сзади? Небольшого, но крученого, на манер поросячьего. Я ж ему едва косу не оборвал за грубость! Но вспомнил, что я таперича милиционер, представитель власти, мне без ордера драться никак нельзя. Зубом скрипнул, да и запомнил… Даст бог, ужо взыщу должок с длиннополого.

– Да он ить пьян!

– Ни в одном глазу! – запротестовал парень, пытаясь налить себе в шестой раз, но я быстро развернул его к дверям, поблагодарив за службу и направив на законный отдых.

Мне требовалось поговорить с Ягой наедине. Мы вновь присели за стол, как только Митьке в сени был отправлен его ужин. Яга уселась напротив, подперев подбородок руками:

– Ох, чую, что ты мне не все рассказал…

– Да я и сам не знал толком… Столкнулся у царя с Филимоном, он спросил, как здоровье. Ну, я и ляпнул, шутки ради: «То лапы ломит, то хвост отваливается». Но дьяк неожиданно встревожился, запаниковал и сказал, что я всех погубить могу. Я лично ничего не понял. А вот теперь этот вопрос о хвосте всплыл снова… Почему?

– Дьяка нонче же брать надо, – после недолгих размышлений объявила бабка с самым мрачным видом. – Ох, Никитушка, да неужто заговор против царя такие корни пустил? Могем и не успеть…

– Ночью возьмем, я со стрельцами договорился, но при чем тут заговор?

– У шамаханов, батюшка, есть сильно могучие колдуны. Они, как в народе говорят, будто личины других людей на себя надевать могут. И ни за что их не отличишь, кроме как по хвосту.

– Елки зеленые! – поразился я. – Да что у вас тут такое творится? По всей столице террористы шастают рогатые, с поросячьими хвостами, способные принять образ дьяка Филимона, боярина Мышкина, лично меня и даже самого царя Гороха!

– Истинно так, Никитушка. Помнишь, когда я говорила, что дьяк-то наш не в себе?

– Помню, помню… у меня самого были какие-то смутные сомнения. Митяй докладывал, будто подозреваемый два дня находился либо во дворце, либо дома, либо разгуливал по городу, но ни разу… Вот оно! Он ничего не говорил о церкви… Дьяк не может два дня подряд даже не заходить в церковь!

– Значит, он – шамахан и есть! – резво поднялась Баба Яга. – А для шамахана в церковь шагнуть – чистая смерть. Будем брать! Когда стрельцы придут?

– Где-то через полчасика.

– Тогда неча время терять, пойдем во двор, я колдовать буду…

Я уже давно перестал удивляться таким вещам. Если Яга говорит, что будет колдовать, значит, так оно и есть. В этом времени, как я понял, всякого волшебства, магии и чародейства – полным-полно. Просто необходимо признать это как данность и продолжать делать свое дело. Хотя, конечно, такому нас в школе милиции не обучали. С помощью колдовства можно совершить убийство, да вообще какое угодно преступление, и не оставить ни одной улики. Можно зачаровать свидетелей, бесследно избавиться от трупа, испариться из тюрьмы, навести морок на стражу и тому подобное. Все это, конечно, изрядно затрудняет работу органов правопорядка, но… Закон – всегда закон! И он или есть, или его нет. Третьего не дано. По крайней мере, я уже не сумею жить иначе. Милиционер – это на всю жизнь. Какая разница, где – в каком мире, обществе, среде? К сожалению, преступность есть везде, и, значит, кто-то должен с ней бороться. Так почему не я?

Меня усадили на чурбачке для колки дров на заднем дворе. Моя хозяйка стояла на пустыре, близ забора и, притоптывая, размахивала руками:

– Ой вы, звери лесные, степные… Из бору дремучего, из поля широкого… Большие да малые, злые да беззлобные, лихие да робкие, встаньте предо мной, как лист перед травой!

Возможно, я опять не очень точно цитирую, но стенографировать было некогда. Все началось так неожиданно, что даже на полноценное удивление времени не хватало.

Неизвестно откуда весь пустырь заполнился зверьем. Зайцы, медведи, волки, лисы, лоси, кабаны, барсуки, белки, собаки, кошки, коровы, кони и всякая мелочь пузатая в два ряда вдоль забора. Прямо московский зоопарк. И самое главное – все слушали бабку так, словно буквально понимали человеческую речь. В это было бы трудно поверить, если бы я не видел все собственными глазами.

– Что вы знаете о царском перстне с хризопразом?

Когда Яга это спросила, звери начали совещаться. Голову даю на отсечение, они переговаривались, шептались, шушукались… Под конец вперед шагнул рослый седой лис, избранный делегатом, и, поклонившись до земли, на чистом русском ответил:

– Нет, бабушка, мы ничего не знаем.

Старушка махнула рукой, и через пару минут звери разбежались так же резво, как и появились, а Яга вновь взялась за свое:

– Ой вы, птицы поднебесные, перелетные, домашние да водоплавающие, ночные, дневные, из гнезд, из дупел, поднимайтеся, с веток, полей, речек, озер да болот срывайтеся. Кто крылом, кто бегом, а кто вприпрыжечку, станьте предо мной, как лист перед травой!

Воздух засвистел от шума крыльев, поднялся ветер, и вскоре весь пустырь, включая забор, был заполнен тучами разнообразнейших птиц от воробья до вороны, от зяблика до совы, от кряквы до лебедя, от щегла до орла и от цыпленка до индюка. Все топорщили перья и подняли страшный галдеж, пока Баба Яга не утихомирила их тем же вопросом:

– Кто из вас что-нибудь слышал о царском перстне с хризопразом?

Ненадолго птички заткнулись. Шаг вперед сделал долговязый журавль, он распахнул клюв, откашлялся и с поклоном извинился:

– Прости, бабушка, но о перстне царевом мы ничего знать не знаем, ведать не ведаем.