Николай Блохин - Пилюля

– Пилюли надо принять, – вспомнил Владимир Иванович. Ирина шмыгнула носом, принесла пузырёк. Бабукин налил в стаканы воду, повертел в руке голубую мужскую пилюлю. Ирина равнодушно кинула в рот розовую, гулко глотая, запила водой и отошла к раковине – мыть посуду. Владимир Иванович принял свою пилюлю, глубокомысленно осмотрел пустой пузырёк, зевнул, произнёс: "Маде ин Индиа", – и пошёл стелить свою раскладушку на балконе. Заснул он быстро, а Ирина ещё долго звенела тарелками на кухне. Она легла заполночь.

Следующий день тоже был выходным – воскресенье. Бабукин проснулся поздно. На перилах балкона возились воробьи. Владимир Иванович поёжился – всё-таки по утрам теперь прохладно – и откинул мешавшую прядь волос со лба. Странно… Он всегда стригся коротко, а последний раз был в парикмахерской всего неделю назад. Бабукин резко приподнялся. Жалобно скрипнули пружины раскладушки. На лицо снова упала длинная прядь льняных волос. Тело было каким-то чужим. Незнакомые полные руки с длинными ногтями… Бабукин тревожно ощупал себя. Под пижамой угадывались пухлые груди. Волосы лезли в уши, щекотали нос, закрывали глаза.

"Что со мной? Я сплю?" – Владимир Иванович ущипнул себя в мягкую грудь и аж подскочил от боли. Снова скрипнули пружины раскладушки. Дверь балкона отворилась, и на балконе появился незнакомый мужчина в ночной рубашке, с бигудями, стягивающими короткие каштановые волосики. Мужчина тоже беспокойно ощупывал себя. Он ошалело уставился на Владимира Ивановича и хрипло произнёс:

– Кто вы такая? Где Володя? Что со мной случилось?

Бабукин скрипнул зубами.

– Я Володя. Я в бабу превратился. Что же теперь делать?

– Не знаю, – сказал мужчина и заплакал.

– Ира, надо в загс бежать к этой… – Бабукин слез с раскладушки и неуверенно сделал шаг-другой по балкону.

– Сегодня воскресенье, – всхлипнула Ирина, – в загсе выходной.

– Ах ты чёрт! Но что же делать? До понедельника так и будем? А в понедельник мне в первую смену… Ладно, – Бабукин вздохнул, – будь что будет, надо умываться.

Принимая душ, Владимир Иванович с удивлением отметил, что, невзирая на заметную полноту, новое тело его было гибким, и он без труда вымыл спину мочалкой. Кое-как скрутив длинные волосы узлом на макушке, Бабукин почистил зубы, похлопал себя по крутым бёдрам и вышел в коридор.

Ирина занимала ванную гораздо дольше – пыталась самостоятельно побриться. С порезами на щетинистом подбородке она выглянула из ванной и жалобно попросила мужа помочь ей. Бабукин зарядил в станок новое лезвие, показал жене, как надо водить бритвой по щекам. Благодарная Ирина помогла Владимиру Ивановичу застегнуть лифчик.

Больше того, она достала для мужа из тумбочки новые финские колготки.

Завтрак всё же прошёл в напряжённом молчании. Ирина, против обыкновения, ела немного, почёсывала изрезанные щёки, то и дело промокала салфеткой зарёванные глаза. Владимир Иванович допил чай, закурил папиросу, невидящим взглядом уставился в стену. Ему вдруг смертельно захотелось выпить.

– Ира, – начал он издалека, – у нас, кажется, постное масло закончилось. Я схожу в магазин?

– Иди куда хочешь, – равнодушно сказала жена, – мне теперь всё равно. Впрочем, сахару тоже купи. И вермишели полкило яичной.

Владимир Иванович вышел из-за стола, насвистывая, подсел к туалетному столику, выбрал светлую губную помаду и стал наводить марафет…

На улице было холодно. Ноги в тонких колготках непривычно мёрзли, осенний ветерок поднимал юбку, которую то и дело приходилось одёргивать, лифчик нестерпимо давил грудь. "Как они в нём ходят?" – недоумевал Бабукин. Ирины туфли на высоких каблучках предательски бросали его из стороны в сторону.

– Напилась с утра, такая молодая, тьфу! – проворчал сзади скрипучий старушечий голос. – Совсем совесть потеряли…

– Сама ты напилась, старая галоша, – огрызнулся Бабукин и вспомнил о цели своего путешествия.

Только что пробило одиннадцать, заведение уже открыли, и Владимир Иванович занял очередь одним из первых. Поставив на столик стакан, он достал из сумочки папиросу, продул машинально мундштук, задумался.

– Барышня забыла дома спички? – прохрипел толстый краснорожий мужчина в драной меховой куртке и потёртых джинсах. Он чиркнул зажигалкой и поднёс дрожащей рукой огонёк к носу Владимира Ивановича. Бабукин прикурил, отпил вина. Нервное напряжение потихоньку спадало. Мужчина в куртке живо перенёс свой стакан за столик Владимира Ивановича.

– Одинокой женщине в столь ранний час, в выходной день…

– Чего тебе надо, козёл? – Бабукин отхлебнул вина и уставился в красные воспалённые глаза соседа. – Я не женщина, понял?

– Понял, – оживился тот, – но это дело поправимое.

– Я вообще не женщина, это одна видимость.

– Одна видимость, – согласился обладатель рваной куртки и вдруг обхватил Бабукина за плечи.

– А вот это ты оставь! – разъярился Бабукин. Собрав свои слабые женские силы, он оттолкнул мужчину и вышел из кафе.

– Тётя, сколько времени? – спросили откуда-то снизу…

Бабукин очумело брёл по улице. Приятный хмель обволакивал полное, но гибкое тело. Каблучки весело стучали по мостовой. Впереди, колыхая бёдрами, шла пышнотелая блондинка. Владимир Иванович присвистнул. Обычно стакана порт-вейна ему хватало только на то, чтобы слегка поднять настроение, опохмелиться, привести себя в форму. Но женский организм отреагировал на вино по-своему: в голове вертелись какие-то бешеные мелодии, грудь горела, жадный взор ощупывал плывущую впереди блондинку, ноги сами по себе несли Бабукина к ней.

– Эй, красавица! Куда спешишь, солнышко? Я вижу – нам по пути…

Красавица обернулась. Она и впрямь была на редкость хороша: золотые волосы, свежее, чуть полноватое лицо, не знающее косметики, высокая грудь, затянутая толстым мохнатым свитером.

– Что вам, девушка? – спросила блондинка, с интересом разглядывая Бабукина.

– Как вас зовут? – спросил Бабукин. Его слегка пошатывало.

Блондинка чуть помедлила.

– Меня зовут Георгий Александрович, – ответила она.

Бабукин радостно смотрел на девушку.

– Значит, вы тоже?

– Что тоже?

– Тоже писин? Загс? "В далёкой Индии…"?

Блондинка тревожно заглянула в глаза Бабукину.

– Я собрался разводиться с женой, – начала она, – врач посоветовал нам принять…

– Да, да, – обрадовался Бабукин, – врачиха посоветовала вам принять писин, и вы превратились в женщину…

– …А моя жена в мужчину, – закончил Георгий Александрович.

Наступила пауза. Они не знали, что делать. Наконец Бабукина осенило.

– Жора, надо отметить это дело…

…Через десять минут приятели сидели в парке на скамеечке. Жора открывал бутылку, Бабукин притащил из автомата с газводой два мокрых стакана. Прохожие с удивлением посматривали на полных светловолосых девушек, которые, оживленно беседуя, пили портвейн, жевали плавленые сырки, хохотали, курили, ощупывали друг дружку, взвизгивали и снова хохотали.

– …Галина моя никак не могла брюки застегнуть, – рассказывал Жора, – пуговицы-то справа, как и положено, а она штанов вообще сроду никогда не носила…

– Я с юбкой намучился, – вставил Бабукин, – ветром, понимаешь, её колышет…

– У тебя в ушах дырки есть? – спросил Жора. – Я хотел даже серёжки надеть, а дырки не просверлены.

Они проверили бабукинские уши – дырок тоже не оказалось. Бабукин порылся в Ириной сумочке, нашел пару клипс, подцепил на уши. Друзья снова захохотали…

Наступил полдень. Народу в парке прибывало. Грохот электрических машин с "Автодрома" смешивался с визгом, раздававшимся на "Американ-ских горках". Скрипело колесо обозрения. Смертельно пахло шашлыком.

Внезапно Бабукин и Жора услышали нестройные женские крики "держи!", "держи её!", и из-за поворота на аллею выбежала странная процессия. Десяток разъярённых женщин, размахивая зонтами, сумочками и шляпками, мчались за несущейся во весь опор молоденькой брюнеткой. Та басом хохотала, кричала: "Все, все вы одинаковые!", легко бежала по усыпанной жёлтыми листьями аллее.

– Она!! – завопил Жора, подхватил вконец за-хмелевшего Бабукина, и приятели подключились к погоне.

Пострадавшие от индийского снадобья (а сомнений не было: всё это, конечно же, были преображённые мужчины), налетая на прогуливающихся граждан, пытались догнать чёртову врачиху. Многие из преследователей были пьяны. Расстояние между ними и проклятой докторшей постепенно увеличивалось. То ли сказалась неопытность преследователей (затяните-ка себя в лифчик да встаньте на каблуки), то ли удерживали за ноги винные пары, но погоня явно не удавалась. Мало того что врачиха легко оторвалась от бедных "женщин", она явно издевалась над ними.

– Узнали? Узнали, каково в нашей шкуре? Берегите супруг ваших золотых! Ха-ха-ха-ха!