Виктор Комаров - Ни «да», ни «нет»

Разумеется, в глубине души Голиков отлично понимал пользу для здоровья от соблюдения режима. Но расписать по часам и минутам свои творческие занятия... Нет, из этого ничего не получится. Что же делать? Как избавиться от настырного надзора маленького бескомпромиссного электронного существа? Возвратить его обратно? Об этом нечего было и думать — это означало бы непримиримый конфликт с домашними. Ударить его стулом по голове? Бесполезно — фирма гарантировала неуничтожаемость своего детища. Да и Павел Петрович был убежденным противником грубого физического насилия. Оставалось одно — попытаться «обезвредить» Фа каким-либо иным способом. Скажем, поставить перед ним такую задачу, которую он не сможет решить. Павел Петрович где-то читал, что оказавшийся в подобной ситуации робот неизбежно выходит из строя.

Впрочем, Голикова одолевало сомнение: не будет ли это насилием? Но Павел Петрович нашел оправдание. Если Фа не сумеет решить задачу — значит, он недостаточно совершенен. И Голиков в этом нисколько не виноват.

Оставалось «немногое» — придумать подходящую «неразрешимую» задачу. И не откладывая. Симфония не могла ждать.

Для начала Павел Петрович извлек из книжного шкафа подшивки журнала «Наука и жизнь» и, полистав их, отыскал несколько задач «на сообразительность» которые регулярно печатались в каждом номере. Отметив нужные страницы закладками, Голиков подозвал Фа, как обычно находившегося на своем посту, и стал задавать ему одну задачу за другой. Но маленький робот, почти не задумываясь, безошибочно давал правильные ответы.

Не поставили его в тупик и задачи, напечатанные в других изданиях. Павел Петрович разочарованно отложил книги в сторону: нет, такими вопросами Фа никак нельзя вывести из строя.

И тут Голикова вдруг осенило. В молодости он готовился стать математиком и. прежде чем отдать окончательное предпочтение музыке, окончил три курса математического факультета. В те годы он особенно увлекался теорией множеств и сейчас вспомнил об ее знаменитых парадоксах... Довольно усмехнувшись, он снова подозвал Фа и, с любопытством посмотрев на робота, сказал:

— Помоги мне решить очень важную задачу. Мне чрезвычайно, понимаешь, чрезвычайно важно знать правильный ответ...

Сверкнув электронными глазами, Фа застыл в ожидании.

— Так вот... — продолжал Павел Петрович, — один парикмахер бреет только тех, кто не бреется сам. Должен ли он брить сам себя?

Робот дернулся. В глубине его фотоэлектрических глаз заплясали разноцветные огоньки. Электронный мозг Фа приступил к решению. Но Голиков знал, что в рамках формальной логики — той логики, которая была поло жена в основу конструкции маленького робота, такого решения, то есть ответа типа «да» или «нет», быть не может. Если парикмахер сам себя бреет, то относится к тем, которых брить не должен, а если не бреет, то входит в число тех, кого должен брить.

Тем временем Фа, видимо, оказавшись в тупике, стал раскачиваться из стороны в сторону, причем все быстрее и быстрее.

«Ага, действует!» — с удовлетворе нием подумал Павел Петрович. И, чтобы еще больше обострить критическую ситуацию, в которую попал робот, продолжил:

— И еще одна задача. Попытайся решать ее параллельно с первой. Одного разбойника приговорили к смертной казни. Предоставляя ему последнее слово судьи объявили: скажешь правду — тебе отрубят голову, соврешь — повесят. Разбойник сказал меня повесят... Каким способом после этого должны казнить разбойника?

Голиков знал, что и у этой задачи не существует ответа.

Фа стал раскачиваться еще сильнее. Казалось, вот-вот он развалится на куски. В конце концов глаза его ярко вспыхнули, и он замер в неподвижности.

— Что и требовалось доказать, — весело произнес Павел Петрович и сел за рояль.

В течение нескольких дней симфония была закончена. Но, как ни странно, к прежней безалаберной жизни Голиков вернуться уже не смог. С наступлением обеденного времени ему хотелось есть, он вовремя ложился спать и вовремя вставал с постели, делал по утрам зарядку и даже стал бегать трусцой. Чувствовал себя превосходно. Но писать музыку в отведенное время так и не научился — работал только «по вдохновению».

Проходя же мимо робота, неподвижно стоявшего на том самом месте, где он вышел из строя Голиков всякий раз испытывал смутное чувство вины... Иногда он ловил себя на мысли о том что ему недостает Фа с его поминутными подсказками и замечаниями. Однако дело было сделано.

Но однажды, сидя за роялем, Павел Петрович услышал за своей спиной знакомый скрипучий голос. Голиков вздрогнул и обернулся. Рядом с ним стоял Фа.

— Я решил поставленную вами задачу, — сообщил он, поблескивая глазами. — Задача о парикмахере сформулирована неправильно. Всех людей следует разделить не на два подмножества — тех, кто бреется сам, и тех, кто сам не бреется, а на три! К третьему относится сам парикмахер. Что же касается разбойника...

— Стоп!.. Достаточно, — прервал его Павел Петрович — Я вижу, ты правильно во всем разобрался... Но что ты делал все это время?

— Перенастраивался. Я понял, что формальная логика работает далеко не во всех случаях. Я глубже понял мир.

— Очень рад, — улыбнулся Павел Петрович. — Но в таком случае ты должен понять и то, что нельзя творить по расписанию.

— До обеда осталось пять... — начал было Фа свою обычную песню, но умолк на полуслове и, взглянув на лежащую перед Голиковым раскрытую нотную тетрадь, резко повернулся и выкатился из кабинета, осторожно прикрыв за собою дверь.