Валерий Самохин - Браток из Нигде

Из салона, угнанной польскими братками по заказу братвы российской, машины донеслось радостное ржание. Через секунду открылись дверцы автомобиля, и последовал неизменный ритуал с обниманием. Учебным пособием отечественного криминала был известный голливудский триллер "Крестный отец".

Пара бойцов представляла собой грозно-комичное зрелище. Один из них, бывший борец с бычьей шеей и переломанными ушами, весил около полутора центнеров и ростом был почти два метра. Погоняли его Малышом. Второй, с кликухой Квадратный, в прошлом дзюдоист — легковес, едва доходил своему напарнику до плеча, но в стычках брал свое звериной яростью и неустрашимым бойцовым духом.

К любимой кафешке, где была назначена встреча, подкатили через десять минут. Успели. Малыш бросил машину около входа, перегородив и без того узкий проезд. Сзади раздался возмущенный сигнал клаксона — какой-то фраерок пытался протиснуться между бордюром и сверкающим боком «мерина».

— В очко себе погуди, — беззлобно посоветовал ему борец. — Не трамвай, объедешь.

— Места же мало, — лепетал потенциальный терпила. — Неудобно.

— Стесняешься?

Братва заржала. Не найдясь, что ответить на одну из многочисленных примочек блатного мира, фраерок включил заднюю передачу.

— Вазелин не забудь! — донеслось ему вслед.

— Ну что, Троцкий, пошли лохов стричь! — хлопнул по плечу своего бригадира дзюдоист.

Фамилия у Вовчика была Васькин, а революционное погоняло он получил еще в студенческие годы, подрабатывая «ломщиком» чеков у валютной «Березки». Тогда его приметили деловые и предложили съездить в Ригу — за популярными магнитолами "Sharp 900". Им требовался охранник, да и тягловые услуги были не лишними.

В прибалтийской гостинице, администратор, прочитав фамилии вояжеров в их паспортах, рассмеялась:

— У вас здесь что? Третий съезд РСДРП?..

Фамилии деловых были Урицкий, Коган и Красин.

— А вы, молодой человек, наверное, Львом Давидовичем будете? — пошутила она, принимая паспорт от Вовчика.

Кличка с той поры приклеилась намертво…

Время было обеденным, и зал оказался переполненным. Лопушки, занявшие столик в дальнем углу, были в одинаковых костюмах, дорогих очках с тонкой оправой, и сверкали аккуратными набриолиненными проборами коротких причесок. Бывшая комса.

Рядом сидел лысый дедок в старом, потертом пиджачке и дешевом батнике, из-за ворота которого выглядывал краешек непонятной татуировки. По виду — типичный бухгалтер, возможно мотавший срок за финансовые махинации. Вовчик так и подумал, решив, что старик и будет вести расчет.

— Ну что братишки, хрусты приготовили? — задал он вопрос, присаживаясь за столик.

— И давайте по быстрому. Раз срослось — перетерли, посчитали, разбежались, — добавил Квадратный.

— Мы вам ничего не должны! — с упрямым отчаянием в голосе ответил левый терпила.

— Погоди, погоди… Как это не должны? На терке счет вам выставили? Вы согласились?

— Мы не соглашались, — вмешался в разговор правый лопушок.

— Но промолчали? — уточнил Вовка

Крыть комсе было не чем. Даже они знали — промолчал, значит согласился.

— То есть деньги вы не принесли? — продолжал наседать бригадир.

Лопушки синхронно покачали головами: не принесли.

— Ты понял, Малыш? — обратился Вовка к подельнику. — Сегодня они кинули нас на бабки, а завтра захотят в дупло поиметь?

И рявкнул, привычно добавляя жути в голосе:

— За пидоров нас держите, фраера ушастые?!

— Вы че, бля, совсем тему не рюхаете?! — поддержал бригадира борец.

Неожиданно подал голос старичок, до этого скромно ковырявший вилкой в салате.

— Погодите, молодые люди. Как я понимаю, предъява была за оскорбление?

Братва недоуменно переглянулась — этому-то, что не сидится спокойно?

— Ты, мужик, чего в базар встреваешь? — ласково обратился к нему Квадратный.

— Мужики в поле капусту собирают, — грустно взирая из седых лохматых бровей и добавив в голос отеческой нотки, разъяснил дедок. — Базарят бабы на лавочке. А я с вами беседу беседую. Могу разговор разговаривать.

— Я, че-то, не пойму, бригадир, — сказал Малыш, пожимая могучими плечами. — Нас здесь что, за лохов держат?

— А вы есть лохи, — охотно поддержал его старичок. — Трете за базар, а сами людей поносите, почем зря.

Он был прав, и братва это знала. Называть собеседника прозвищем девицы нетяжелого поведение было крайне нежелательно. Малыш, своим неаккуратно вставленным междометием, только что превратил выигрышную тему в полный отстой. Вовка, тем временем, лихорадочно искал выход их создавшейся ситуации.

— Борзый дедок, — опередив его, констатировал борец.

— Борзыми собаки бывают, — вкрадчиво пояснил ему лжебухгалтер. — Вы здесь уже не на одно правило намели своими боталами.

Ситуация ухудшалась на глазах и Вовка торопливо спросил:

— Ты что, отец, законник?

— Нет, — безмятежно глядя выцветшими глазами на бригадира, ответил старичок. — Но у людей всегда спросить могу.

После чего поднялся из-за стола, стряхнув хлебные крошки с пиджака, и обратился к своим лопушкам:

— Пойдемте, племяши. Не о чем здесь разговаривать. А на хомячков я и в зоопарке посмотреть могу.

Вовкино терпение лопнуло окончательно. Он соскочил со стула и, прихватив стальными пальцами дедка за воротник затрещавшего батника, с легкостью оторвал его пола.

— Ты кого хомячком назвал, пень старый?!

Дедок, дождавшись, когда могучая бригадирова длань опустит его на землю, спокойным голосом произнес:

— Гамуле передашь — Змей сходняк собирает. Завтра же!

Вовка застыл в холодящем ознобе. Льда добавил Малыш:

— Это пиздец, бригадир. Полный!

Спорить было не о чем. Змей не был вором в законе — от короны он отказался еще лет десять назад. Но авторитет в уголовном мире имел непререкаемый. Никто лучше него не толковал многочисленные статьи воровского кодекса. На серьезные сходки он приглашался в роли третейского судьи, и приговор, в таких случаях, был окончательным и обжалованию не подлежал. К его прозвищу можно было смело добавлять — Мудрый.

Вовка поднял руку не на вора. Он покусился на самую верхушку козырной колоды — председателя Верховного Суда воровского мира СССР. Косяк этот можно было исправить только одним способом — прямо сейчас разбежаться и со всей своей дури грохнуться башкой о ближайший угол.

— На дно надо ложиться, бригадир, — сделал окончательный вывод борец. — Разбегаемся, куда глаза глядят…

Глаза выбрали единственно верное направление: тьмутараканьская бабкина деревушка. Через неделю Вовчик немного успокоился и даже начал заигрывать с немногочисленными деревенскими молодухами, самой младшей из которых было около тридцати.

В окружении привычного гогота, блеяния и мычания ностальгически вспомнилось беззаботное детство. Иногда, забавы ради, он боролся с бабкиным бычком, имевшим странную кличку Дездемона. Если удавалось наловить на утренней зорьке жирную плотву, то день считался удачным — других карасей в окрестностях не водилось. А разводить можно было разве что кроликов. На десятый день своей размеренной деревенской жизни Вовка увидел въезжающую в деревню кавалькаду джипов. В гости нагрянула братва.

— Бабуль, я ухожу, — торопливо сказал он старушке, открывая заднее окно покосившейся избушки. — Будут спрашивать, где я, не вздумай врать — эти волки сразу почуют.

Бабку вплетать в свои разборки не хотелось.

— Убивцы за тобой, внучок, приехали? — безмятежным голосом осведомилась старушка.

Вовка вздрогнул. Бабку он немного побаивался с самого детства — ни один секрет не проходил мимо ее бдительного ока. Второй глаз у бабки тоже присутствовал, но был стеклянным, с небольшой трещинкой на роговице, отчего ее строгое морщинистое лицо приобретало зловещий вид. Впрочем, побаивался не только он, но и вся невеликая деревушка. Обращаясь к ней с многочисленными болячками, жители, тем не менее, при ее приближении испуганно крестились. Вовкина бабка была у местных в колдовском авторитете.

— Помоги-ка мне, внучок, — сказала старушка, пытаясь сдвинуть громоздкий пыльный сундук, стоявший у почерневшей от времени стены. — И не стой ты, как баран, видишь — силенок не хватает.

— Бабуль, ты, че, на старости лет совсем из ума выжила?! С минуты на минуту братва двери выносить начнет, а она мебель переставлять надумала! — заорал Вовка, но, видя, что бабка не обращает на него никакого внимания, плюнул и одним рывком сдернул сундук, под которым оказался темный провал, дохнувший прелой сыростью.

— Лезь, давай! — подтолкнула она внука в спину. — Не задерживай! Мне еще его на место ставить.

— Я тебе бандеровец какой, чтобы в норах прятаться?

Бабка ухватила его жилистой рукой за воротник и неожиданно сильным толчком отправила в полет. Вовка, кубарем прокатившись по земляным ступеням, грохнулся всем центнером массы об пол и отключился…