Максим Тихомиров - Сан-Сталинград

Теперь, полные зависти и настроенные очень недружелюбно, озлобленные и жалкие, бывшие хозяева жизни вынуждены были ютиться в тех секторах пространства, которые остались незаселенными в далекое время, когда все прогрессивное человечество одним махом снялось со ставшего тесным мирка и в едином порыве двинуло покорять космос.

И покорило его.

Оставалась самая малость до того долгожданного, выстраданного подвигом многих момента, когда солнечная система превратится в действительно благоустроенный новый дом, где всем хватит места.

История будущего вершилась сейчас повсеместно по всей плоскости эклиптики и вне ее.

Стокилометровая сегментированная змея транссистемного экспресса с каждым мгновением приближала своих пассажиров, легальных и не совсем, к эпицентру человеческих устремлений обновленной системы.

К Солнцу.

Дожевав черствый хлеб, Пашка от скуки прогулялся по внешней оболочке вагона. Километровой длины цилиндр, один из сотни в составе поезда, успел за время пути порядком поднадоесть мальчишке. Прочие беспризорники сначала по мелкоуголовной привычке постарались обобрать «ушастенького заморыша», но после того, как смирная до того момента Чапа разодрала парочке из них латаные слизнескафы армейского образца, явно снятые с покойников еще во время войны, и забиякам пришлось вволю подышать вакуумом, прежде чем слизняки зарастили прорехи, Пашку сторонились.

Любуясь неподвижными звездами и вспышками холодного плазменного огня от прохождения экспресса сквозь кольца путевых червоточин, каждая из которых на одну десятую световой секунды приближала поезд к пункту назначения, Пашка обошел вагон по кругу. Кот и собака следовали за ним, чуть поотстав.

Завершив оборот вокруг вагона, Пашка остановился напротив своего попутчика, по прежнему пребывающего в состоянии медитации.

На огромной плите нагрудной брони, слева, там, где у человека находится сердце, у попутчика была прикреплена латунная табличка. На табличке было написано: Аркадий.

— Да не может быть, — подумал вслух Пашка. И сам засмеялся своим мыслям.

Робот Аркадий был персонажем детских мультфильмов, непримиримым борцом со злом и поборником справедливости. Каждый пацан, если не хотел стать Гагариным, мечтал вырасти и сделаться роботом Аркадием. Пашка тоже мечтал, когда был маленьким, но теперь повзрослел.

Робот повернул голову и внимательно посмотрел на Пашку, но ничего не сказал. За дни совместного пути к Солнцу Пашка уже привык к его неразговорчивости, но, наученный горьким опытом предыдущих побегов, не рисковал приближаться к незнакомцам. Поскольку попутчик никаких попыток сближения не принимал, заскучавший Пашка начал наводить мосты самостоятельно.

— Вы энергостанцию строить едете, дяденька? — спросил Пашка.

Робот отвернулся и посмотрел на Солнце.

Теперь, когда до него оставалось совсем уже немного, оно занимало полмира. По огненному диску бродили тени, слагаясь в замысловатую мозаику. Если особенным образом прищуриться, можно было разглядеть в танце теней горбоносый профиль Великого Отца. Пашке рассказывали в школе, что именно так все и задумывалось — огромные, с планету размером панели-приемники Сан-Сталинграда, крупнейшей и новейшей энергостанции во всей солнечной системе, должны были слагаться в профиль Вождя, с какой только точки не посмотри на Солнце. Использованы были принципы устройства японского сада камней — только с обратным знаком. Что такое японский сад камней, Пашка не знал — но лик великого Вождя наблюдал воочию вот уже несколько дней.

Энергостанция вокруг Солнца должна была обеспечить энергией всю систему. До выхода на расчетную мощность было еще далеко — но и теперь уже бесконечные караваны энергоконтейнеров и целые составы энергоцистерн, подобных тому, что нес сейчас Пашку к светилу, разносили консервированную солнечную энергию в самые дальние уголки освоенного космоса. Чтоб не гнать обратно вагоны пустыми, их наполняли необходимыми для великой стройки грузами — и замороженными в лед, чтобы было нескучно в дороге, строителями.

Внезапно Пашке почудилось некое движение среди звезд. Словно стремительная тень заслонила на мгновение часть созвездий — и тут же пропала.

— Дяденька, вы ничего сейчас не видели? — дрожащим голосом спросил Пашка робота. Тот безмолвствовал.

Снова тень закрыла звезды, и снова пропала. Собака Чапа зарычала, скаля клыки, и прижалась к пашкиным ногам. Кот Дикобраз выгнул дугой спину, распушил драную метелку хвоста и зашипел.

Робот оставался невозмутим.

Огромный серебристый корабль, весь ощетинившийся дымовыми трубами, соплами маневровых движков и орудийными стволами, завис прямо над головами безбилетников. Пашка увидел, как врассыпную бросились в сторону головы и хвоста поезда беспризорники с соседних вагонов.

Опять облава, мелькнула мысль у Пашки в голове. Но привычных милицейских полос на борту корабля видно не было. Грубо намалеванные черепа обозначали принадлежность корабля к одному из пиратских кланов, что гнездились в темных складках пространства над плоскостью эклиптики, но из-под свежей черной краски предательски проступали гербовые орлы злейшего врага Родины.

Похитят сейчас и продадут в рабство, подумал Пашка. На душе сделалось противно, и от жалости к самому себе Пашка едва не заплакал.

Бежать было некуда. Помощи от безмолвного попутчика ждать не приходилось.

— Болван бесчувственный, — заругался было Пашка. А потом все-таки заревел в голос от страха и безнадеги.

Робот внимательно посмотрел на него. В глубине фотоэлементов бесновалось отраженное Солнце.

В брюхе корабля открылись люки, и на крышу вагона посыпались вооруженные люди в ладно сидящей на них силовой броне. Они отработано взяли в кольцо Пашку с его бродячим зверинцем, не обращая никакого внимания на поржавевшего робота, и наставили на мальчика раструбы автоматических лучеметов.

Пашка понял, что в плен его брать никто не будет, и в рабство продавать — тоже.

Вот и пришел мой смертный час, подумал Пашка.

Насупился.

Сжал кулаки.

Глаза давно уже высушил слизень, решив налопаться вволю напоследок.

Дерзко взглянул в глаза захватчикам. Увидел свое отражение в щитках светофильтров: всклокоченный, похожий на отчаянного воробья, готовый драться до последнего.

На его плечо легла тяжелая металлическая рука.

— НЕТ, — сказал Аркадий.

А потом закрыл пашкины уши широкими ладонями, чтобы ребенок не слышал, и добавил что-то еще. Но Пашка все равно смог всё прочитать по отраженным в забралах врагов роботским губам. По всему выходило, что ругаться робот умел могуче и многоэтажно, как того и требовал родной для него с Пашкой общесистемный язык.

Ха, подумал Пашка, нашел, от чего меня беречь! Ругаться-то я и сам умею. Жизнь, чай, научила.

Но тут Аркадий задвинул мальчишку себе за широкую спину.

Поскрипел, разминая, шеей.

И понеслось.

Аркадий взмахнул невесть откуда взявшимся световым кладенцом, рубя врагов в капусту. Те и пикнуть не успели, как все и полегли.

Но на смену им прыгали из корабельного брюха на мчащийся к Солнцу поезд новые враги, и становилось их с каждым мигом все больше.

Тогда Аркадий, одной рукой отбиваясь от наседающих врагов и перехватывая огненным клинком на подлете пули и энергетические лучи, другой подхватил Пашку поперек груди и сиганул прямо в космос. Пашка только и успел, что ухватить за загривок верную Чапу — а Дикобраз сам ему в ногу вцепился, обхватил, словно древесный ствол, и дико заорал.

В прыжке робот Аркадий отсек вражескому кораблю часть борта и глубоко вспорол необъятное корабельное брюхо. Теперь врагам надолго сделается не до нас, подумал Пашка.

С диким кошачьим мявом, вцепившись друг в друга, все четверо падали теперь туда, где смутно краснел в солнечных лучах среди бездонной черноты космоса Меркурий, а навстречу им уже поднимались космические перехватчики с красными звездами на крыльях. Пилоты улыбались Пашке сквозь блистеры кабин и все, как один, показывали большой палец.

— Чего это они? — спросил Пашка Аркадия, но тот, как и прежде, опять замолчал.

— Видишь ли, Паша, — говорил грузный майор НКВД с черной щеточкой усов под носом-картошкой. — Ты ведь неспроста не помнишь своих папу и маму.

— Это почему это? — насуплено спросил Пашка.

— Все потому, мальчик, что у тебя их попросту не было, — ответил майор.

Пашка отвернулся, чтобы не было видно предательски блеснувших на ресницах слез, и стал смотреть на море.

Керамическая лодка резала острым носом тяжкие, ртутно-неторопливые волны металлического расплава, пробираясь в лабиринте проливов архипелага имени Красного Октября. Давешний пашкин попутчик сидел на веслах, короткими резкими гребками гоня лодку вперед с удивительной скоростью. Пашка с майором сидели на банке на корме. Кот Дикобраз свернулся клубком у Пашки на коленях. В ногах грызла косточку Чапа.