Жупочка стреляет на поражение (СИ) - Лавру Натали

– Мне? – она скривила губки. – Нет. Я и без книг всё схватываю на лету, – и причмокнула, как бы показывая, как она этими самыми губками хватает что-то там на лету.

Я сделала вид, что забыла о существовании паучихи.

– Ваше имя, пожалуйста. Под которым вы поступили в академию, – спросила я у Дена.

– Дэон Джонс, – представился он.

Джонс... Значит, права я была насчёт ненастоящего имени. Почему? Ну, вот вы как хотите, а иностранец с фамилией Джонс – это как девчонка на мальчишнике, то бишь белая ворона.

Джонс – одна из самых распространённых заокеанских фамилий. Уж я, культуролог, в курсе, что Джонсы – холопы, работяжки из низшего сословия. И вот вопрос на засыпку: каким ветром в нашу академию занесло бедняка? Откуда у него безупречные манеры и – омагад-омагад! – такая внешность?

Волосы у нашего Джонса – такой же платиновый блонд, как у паучихи. И вообще они даже слегка похожи, но что-то подсказывает, что они не брат с сестрой. Это она косит под него. Ну, натуральная косинога.

Тем временем наш ненастоящий иностранец закончил заполнять формуляры образцово каллиграфическим почерком, окинул меня цепким взглядом, чуть дольше зацепившись за мой, увы, огромный горб, затем магией подхватил стопку книг и удалился. Косинога, естественно, выперлась следом.

Ух!

Не была бы я уродиной, решила бы, что Ден (а может, и не Ден вовсе) заинтересовался мной. Да я как бы только за. Горбатые упитанные девицы тоже хотят взаимной любви.

Но и любоваться парнем со стороны – тоже сойдёт.

Да что ж такое? Блондинчик так очаровал меня, что аж руки вспотели и трясутся. Пойду, пожалуй, перекурю.

В горбатости есть и свои прелести. Например, люди меня боятся, сторонятся и не пристают по пустякам. И кто бы мог подумать, что подобное избегание сыграет мне только на руку в моём незаконном увлечении.

И не надо на меня так смотреть.

Ну, курю я. Травку. Сама выращиваю, между прочим.

Для себя и парочки клиентов.

Ибо должна же мне быть какая-то компенсация за то, как меня обидела жизнь. А с марьванной, как ни крути, дышится веселее.

Матушка моя, дай боже благословения этой героической женщине, вырастила меня сама, не отказалась от меня в родильной палате, несмотря на моё врождённое уродство.

Повитуха сказала, что в утробе я поглотила своего близнеца и теперь он, слившись со мной, паразитирует у меня в теле. И извлечь его оттуда – никак.

Так я и росла с чувством, что убила свою близняшку. Даже мысленно разговаривала с ней, и сама же за неё отвечала. А с кем мне ещё было общаться?

Друзей у меня не было, кроме сына маминой подруги, с которым мы родились в один день (собственно, так маман с тётей Галей и подружились). Да и то Аристарх на людях сторонился меня и обзывал бабкой Ёжкой, а позже стёб надо мной стал источником его поэтического вдохновения.

Старенький папа, купец Кириак Шишин, умер, когда мне исполнилось полтора года. Ему было восемьдесят четыре, что для человека, не наделённого магией, – дряхлая старость. Уж не знаю, как у них с маменькой, которая годилась ему во внучки, получилась я. Меня терзают смутные сомнения, что я вовсе не Кириаковна, и маман моя что-то скрывает.

Впрочем, купец Шишин благородно женился на беременной маме и оставил нам в наследство дом с участком да ежемесячную ренту в десять злотней. Так что жили мы скромно, но не голодали.

Мама растила меня в заботе и не забыла намертво втолковать мне, что любую медяшку в этой жизни нужно выцарапывать, ибо благо просто так за красивые глазки в руки не падает. А учитывая, что этих самых красивых глазок у меня нет, то о принцах, феях и единорогах и думать нечего.

Я от души благодарна мамуле, что не бросила меня, кривую и косую, но вот уж чего не могу понять, за что она нарекла меня Жупердильей? Даже будь я раскрасавицей, за одно только имя тебя автоматически записывают в изгои.

– Редкое имя – залог интересной судьбы, – изрекла маман. – Любить надо своё имя и прославлять его. Оно тебе дано не просто так, а в честь императрицы Жупердильи Креонской, поставившей на колени полмира и разбившей сердца многих мужчин, несмотря на то что уродилась рябой и хромой.

Маман-библиотекарь – горе в семье.

– А ничего, что это легенды из курса по мифологии? – уточнила я. Ибо в сто десятый раз слышала эту историю и успела изучить вопрос.

– Легенды складываются на основе реальных событий, – маман с укором глянула на меня. – Ах, ничего-то ты не понимаешь, глупая ещё...

Да что тут не понять? Маман мечтала видеть свою дочурку, пусть даже горбатую, в образе императрицы. Шальной, ага. Другая из меня не получится. Вот только я дочь купца, ну, или заезжего молодца. Голубых кровей во мне – аки честных людей в Обменном переулке(1).

_____________________

(1) Обменный переулок – место, где заключаются незаконные сделки.

Когда мне стукнуло семнадцать, маман, кажись, начала понимать, что сказочка моей жизни что-то не складывается, императрицей я не становлюсь, а только жирнею не по дням, а по часам.

И решила, что дело чести – выдать меня замуж!

Что самое странное, благородный (по духу и происхождению) джентльмен нашёлся! Ну, а то, что он старше маменьки на четырнадцать лет – не страшно. Не страшнее моего горба.

Звали моего будущего супруга граф Фердунский и стукнуло ему на момент нашей свадьбы шестьдесят два года. Одинокий волк, который вдруг осознал, что не хочет помирать в одиночестве. А так как вокруг его талии впору совершать кругосветное путешествие, да и финансы насвистывали из тощего кошелька, невест, желающих скрасить одиночество пожилого джентльмена, не нашлось ни одной.

Кроме меня.

Точнее, это маменька за меня всё решила и породнилась с графом Фердунским за моей спиной.

А я что? – поревела-поревела, да и сдалась матушкиной воле. Мне было семнадцать, всю жизнь маман тащила меня, горбатую, на себе, холила, учила, готовила к жизни. А вот помрёт она, и куда мне податься без нормального образования и без внешности? Быть замужем всяко лучше, чем стоять с протянутой ладошкой на паперти да загнивать в трущобах.

К слову, если поставить нас с графом рядышком, ещё можно поспорить, кто кого краше. Я-то ладно: с горбом, серыми мышиными куцыми волосёнками и сочной грудью, болтающейся на пупке.

А граф... Канапе с паштетом он любил явно больше, чем женщин. Впервые завидев разряженную в пышное платье меня, он торопливо отправил в рот аж три такие канапешки и нервно их зажевал. Как будто с моим появлением в его жизни канапе ему больше не достанется!

Первый шок от моего внешнего вида у него быстро прошёл, и граф, дожевав лакомство, милейше улыбнулся мне.

– Премного рад знакомству! Ваша матушка мне много о вас рассказывала. Я под впечатлением.

Оу, ё... Что маман ему там про меня напела?

Видимо, волнение алым пятном разлилось по моему лицу и шее, поэтому жених поспешил меня успокоить:

– Милочка, меня совершенно не смущает, что вы Жупердилья. Я и сам, так сказать, Акакий...

А, ну, это в корне всё меняет! Кроме одного: как мы будем делить постель?

Боги, в которых я, признаться, не очень-то верю, смилостивились и решили мою насущную проблему на свой лад.

Маман, которая больше всех переживала, не сорвётся ли сделка, настояла на скорейшем проведении свадьбы. Так что через три недели после знакомства я из девицы Шишин превратилась в графиню Фердунскую.

За время, пока мы с Акакием Фридриховичем женихались, он успел разлюбить канапе с паштетом... и влюбиться в мои пирожки с мясом! А я оценила удобство его просторной кухни и печки.

Мои физические недостатки померкли перед умением вкусно готовить. Граф Фердунский звал меня в гости и под горячие пирожки рассказывал мне байки из своей молодости. Надо отметить, рассказчик из него вышел замечательный, однако, увы, себя в постели с ним я по-прежнему не представляла. Более того! Готова была закормить будущего мужа пирожками, лишь бы он не помышлял об интиме!