Сергей Бережной - Моривасэ Моногатари

В отличие от большинства мечтательных молодых людей, младший сержант вовсе не горел желанием проверять, избранный он или нет. Он отошёл подальше, сел на скамеечку возле подъезда и вызвал подкрепление в лице старшего сержанта службы охраны правопорядка Кузнецова.

Кузнецов-старший прибыл минуты через четыре. За это время бумажной листвы под деревом заметно прибавилось.

— Шо тут? — спросил старший сержант младшего. — Опять прячисся от старшого по званию? Зачем звал тогда?

— Там, на дереве, — не по уставу ответил Кузнецов-младший. — Висит.

Старший сержант сделал форменное «грхм», поправил треуголку и помаршировал к дереву. Обследовав его на предмет и обнаружив то же самое, что уже обнаружил Кузнецов-младший, он решительно постучал по стволу суставом согнутого среднего пальца руки.

— Висение на дереве, — сказал он в пространство, — само по себе ненаказуемо. Но в сочетании с замусориванием территории — подлежит. Шо это вы тут, гражданин, набросали?

Ниндзя молча раскачивался под ветвями.

Не дождавшись ответа, старший сержант Кузнецов поднял с земли один из бумажных листков и пристально его освидетельствовал. На листке наблюдались буквы. И больше одной зараз, поэтому на разрезную азбуку бумажки похожи не были. С другой стороны, для прокламации или подрывной литературы буков было маловато. Всего три строчки, на круг.

Кузнецов-старший их прочитал.

— Ничо не понял, — сказал он Кузнецову-младшему. — Какая-такая «девушка из Оцу»? Фамилия?

— Не могу знать, — сказал Кузнецов-младший. — Товарищ сержант!

Кузнецов хотел было поправить Кузнецова, но вдруг понял, что не может. «Какой я те сержант, — хотел сказать он, — когда давно уже старшой сержант?» Но сказать это было никак невозможно, потому что Кузнецов вдруг определённо осознал себя сержантом. Не старшим.

— Ничо не понял, — растерянно сказал нестарший сержант Кузнецов.

— Может, ещё раз прочитать? — предложил Кузнецов-младший.

Кузнецов машинально опустил глаза на бумажку и вновь пропахал глазами три строчки.

— Ничо не понял опять, — жалобно сказал он, ощущая в организме какую-то неизъяснимую деградацию. — Обратись.

— Как обратиться, товарищ младший сержант?

— О... оба-на... — прибито сказал опущенный в звании младший сержант Кузнецов.

— Оба? — ничего не понимая, переспросил бывший младший его однофамилец, ныне приравненный ему в звании.

— Ннна... — подтвердил Кузнецов.

Его потянуло было ещё раз прочитать листок, но многолетний инстинкт правоохранителя заставил его глаза вовремя закрыться.

— Нннна.... — повторил он и с закрытыми глазами протянул бумажку Кузнецову. — Читай ты.

Младший сержант принял листок и прочитал.

— Ну да, «девушка из Оцу», — сказал Кузнецов. — Ничего не понятно с ней.

Младший сержант Кузнецов открыл глаза и взглянул на рядового Кузнецова.

— Рядовой Кузнецов, — хриплым шепотом сказал младший сержант. — Бросай бумажку и слухай меня.

Рядовой Кузнецов выполнил приказ, по дороге впадая в крайне первобытное состояние. Боясь повернуть голову, он скосил глаза на погон, но плечи у него были узкие и в поле зрения не попадали.

— Пошшупай, — тем же хриплым шепотом сказал младший сержант.

Рядовой Кузнецов, едва не теряя сознание, провёл правой рукой по левому погону. Пластинок на погоне не было. Ни одной.

— Слухай меня, — младший сержант Кузнецов выпучил глаза на рядового Кузнецова. — Внимательно, слышь?

— Ну, — шепотом сказал рядовой Кузнецов.

— Ты приказ о своём понижении видел?

— Нет.

— И не подписывал?

— Нет.

— И не намекали?

— Нет.

— И мне нет, — младший сержант Кузнецов открыл рот, потом закрыл. — Это как жеж оно без приказа... — беспомощно и даже слегка плаксиво сказал он. — Не могёт жеж такого быть...

— А если б я ещё раз прочитал? — у рядового Кузнецова обнаружилось богатое воображение. — Или два?

Младший сержант с опаской глянул на листок, прилёгший у правого сапога рядового Кузнецова.

— Слухай меня, — снова сказал он. — Рядовой Кузнецов, слухать мою команду. Закрой глаза, ползи к дереву и сгреби усё шо там лежит. Усё шо есть. Усё это отнесёшь в отделение и отдашь... отдашь... старшому прапорщику Кузнецову в его руки персонально.

Рядовой Кузнецов гулко сглотнул.

— Они ж меня увидят... рядовым...

— И шо? Ты шо, один рядовой Кузнецов в отделении?

— Нет...

— Вот и не боись. И увидят — так не отличат... Главное, шоб они тоже... Шоб не мы одни... Понял?

— Понял... — судя по тому, что рядовой Кузнецов воспрял духом, он действительно что-то понял.

— Тогда — ползи...

Осталось невыясненным, кто дал таинственному бибирёвскому ниндзя это дьявольское задание. Древние кланы никогда не выдают своих тайн, об их причастности к переломным событиям эпох мы узнаём лишь после того, когда эпохи заканчиваются. Но и тогда имена заказчиков остаются скрыты в безднах между строками хроник. В нашем случае можно сказать только одно: задание было выполнено в точности.

Но заказчик проиграл.

Вероятно, он предполагал, что прОклятые стихи, направляемые страхом и завистью тех, кто их прочитает, будут ползти всё выше и выше по склонам служебной Фудзиямы — до самых её высот. И в этом таинственный заказчик вовсе не просчитался: так и произошло. И в чем более высоких кабинетах оказывались безжалостные листки, тем вернее они вползали на следующую высоту. Остановить проклятие было некому. И те, кто осознавал его действие сразу, и те, кто даже прочитав таинственное стихотворение несколько десятков раз искренне говорил «ну вот всё равно ничего не понимаю», не решались остановить эту лавину, вопреки всем законам рвущуюся снизу вверх.

Лавина дошла до вершины. Проклятие сделало своё дело.

Но при этом в той части обитаемой вселенной, которая поддавалась наблюдению, не изменилось ровным счётом ничего. Ни по сути, ни даже по форме. Ни, тем более, по содержанию.

Ну, вышли приказы, которые ввели новые знаки различия.

В сущности, это была такая мелочь, что когда самурай Цюрюпа Исидор вернулся из можайской командировки, он этих перемен и не заметил.

А ведь кому-то идея с проклятием поначалу наверняка показалась удачной. Эх...

Да: автору, пожалуйста, её не приписывайте. Автор не имеет к ней никакого отношения. Ну что вы в самом деле? Да ну вас...

Однажды самурай Цюрюпа Исидор срочно был вызван к господину Мосокава. Самурай только вернулся из длительной служебной командировки и собирался писать о ней отчет, однако, раз уж такое дело, бросил всё (кроме мечей), и явился на зов.

Господин Мосокава сидел в зале для приёмов и слушал монотонное жужжание каких-то, судя по официальным костюмам, референтов. На лице его, отмеченном печатью благородства (печать заказывали тайным специалистам на рынке в Сокольниках за огромные деньги), наблюдалось изрядно печальное выражение, которое самурай, отлично понимавший душу главы клана, мгновенно распознал также как отрешенно-непечатное.

Войдя в зал, Цюрюпа Исидор привёл свою походку в соответствие ритуалу; в середине зала он сел на пятки и поклонился. Господин Мосокава заметил прибытие самурая, очень ему обрадовался и знаком показал приблизиться на дистанцию интимной беседы.

— Ну, как семья? — спросил он с искренней заинтересованностью.

— Да по-прежнему, — невозмутимо ответил Цюрюпа Исидор, ни словом не погрешив против истины (семьи у него по-прежнему не было).

— А поездка как?

— Беспокоившая господина проблема вражды кланов Кога и Ига мною решена, однако отчет об этом я подготовить не успел. Прошу простить мою неисполнительность.

— Ай-я-яй, — грустно сказал господин Мосокава. — Отчёт напиши. Без отчёта нам будет никак не отчитаться перед дайнагоном... Но ты мне вот что скажи: ты там с мухами сталкивался?

— ?..

— Ну, может, не там, может раньше — сталкивался с мухами?

— Господин забыл, как я показывал ему своё умение ловить мух палочками для еды?

— Ах, так это был ты! Тем лучше. Тут, понимаешь, такое дело. Каннуки нечаянно убил муху прямо во время официального приёма, при журналистах. Это попало в прессу и на нас ополчилось какое-то общество животных. Требуют отдать им одного ценного для клана человека в заложники, чтобы они провели с ним разъяснительную работу. А Каннуки, как на зло, опять пригласили сниматься в «Улицах пионовых фонарей». Ты не мог бы?..

— В заложники?

— Ну да. Они тебя будут кормить... то есть, тьфу, будут тебе разъяснять про ценность всего живого.

— Так я знаю про ценность, — самурай был настолько озадачен, что даже не попал в ритуальную интонацию. — Они ведь там тоже буддисты?