Михаил Успенский - Дорогой товарищ король

Шмурло, обманувший Смерть, держался орлом и соколом. Он решительно запретил Дерябе именовать себя «полканом» и велел обращаться по всей форме. Капитан до такого позора не опустился, но «полкана» попридерживал.

Зато маркграф чистосердечно считал, что именно так Шмурло и зовут; имя же «Альберт» отказывался употреблять совершенно: разве можно такого хорошего человека навеличивать Альбертом, ведь Альбертами-то у нас, знаешь, кого кличут? То-то же!

Все-таки удалось миновать опасное место до того, как Макухха упала за горизонт.

- Дальше-то пустяки остались! - ликовал маркграф у ночного костра. - Пройдем сначала Колючую Тундру, потом Благовонные Топи - там придется с гавриками повоевать, но они сейчас маленькие. Потом деревни пойдут, одна за одной, продадим кое-что, потом опять начнутся горы, но уже простые, а нам туда как раз и надо...

Капитан и полковник так никогда и не узнали, сколько им довелось странствовать и по каким именно местам. Деряба, например, готов был поклясться, что через Толкучие Горы пришлось пройти еще разок («Сусанин хренов!»). Снова чьи-то разинутые пасти, липкие щупальца, мешки работорговцев, проедание и пропивание выручки; какие-то женщины слетались на маркграфа, ставшего, оказывается, легендой и даже персонажем здешних кукольных театров (Миканор был страшно возмущен грубым натурализмом куклы); черный заброшенный колодец, из которого Деряба пытался добыть воды, но вместо этого оставил половину уха («Ты зачем туда сунулся, там же одни ухоеды живут!»)...

Кончилось все как-то неожиданно: вся троица смывала у ручья с одежды и доспехов бурую кровь очередного хищника, когда из кустов вышел прямой как палка старец с музыкальным инструментом. (Свою арфу маркграф, кстати, бросил у оборванцев.) Старец представился благородным Раманом из Саратора и высказал предположение, что маркграф, очевидно, является одним из многочисленных потомков Славного Соитьями маркграфа Миканора. Миканор ответил, что сам собой он и является, а Раман из Саратора - его ровесник и, можно сказать, друг, поскольку не женат, а не та развалина, которая надоедает здесь порядочным людям. Старец мерзко прищурился и сказал ксиву, которой полковник с капитаном, на свое счастье, не расслышали, а Миканор расслышал очень хорошо и едва успел юркнуть в кусты. Из кустов он долго извинялся перед старцем и говорил, что теперь-то в достоверности его слов не сомневается.

Когда действие ксивы кончилось, маркграф покинул свое убежище и представил старцу спутников.

- Все как по книгам полагается, - кивнул старец. - Говорили Шишел и Мышел, что пойдут следом за ними другие, но не догонят. Значит, вам дорога в Ущелье Быкадоров. Я же смиренно направлюсь в другую сторону, к Рыхлой Воде - молодеть. Говорят, там у одного крестьянина исправная ветровая молотилка сохранилась. Только как же вы через пещеру-то пройдете - там уже много лет лежит король Гортоп Тридцать Девятый, превращенный в чудовищного огригата, и никому ходу не дает.

- Сказки говоришь, дедушка Раман, - рассмеялся Миканор. - Ведь всем известно, что огригатов еще сам Эмелий при помощи Рыбы С Ножом В Зубах истребил...

- Какой я тебе дедушка! - рассвирепел старец.

- Ладно, ладно, младой наследник Саратора, - поспешно поправился маркграф, но на всякий случай отошел поближе к кустам.

- Да я, если хотите, вам песню про это спою, - предложил старик. - Только деньги вперед, и еще там слов много незнакомых будет, но из песни слова не выкинешь...

И наладил свой инструмент, гонорар же запросил вполне скромный и доступный.

Баллада о королевском посланнике

Король велит найти гонца,

Чтоб скор на ногу был,

Чтоб крепче матери-отца

Он партию любил.

Явился рыцарь тет-а-тет

Верхом и на коне.

На нем нарядный партбилет

И звезды на броне.

«Тебе я золото даю,

Алмазы, серебро, о!

Ты только грамоту мою

Свези в Политбюро, о!

Когда на грамоту падет

Казенная печать, о!

Тотчас на помощь к нам придет

Бесчисленная рать, о!

И вероломного врага,

Что осадил наш град, о!

Она поднимет на рога

Из установок «Град», о!»

Ответил рыцарь: «Ей-же-ей,

Готов я всякий час

Исполнить партии своей

И лично твой приказ.

Увидишь сам, что заплачу

Добром я за добро:

На дне морском я отыщу

Твое Политбюро!»

Проездил рыцарь двести лет,

Объехал двести стран

И наконец привез ответ

В родимый Листоран.

Король встречает храбреца

С лицом светлей зари,

И восклицает он с крыльца:

«Ну, как там, говори!»

«О, я проездил двести лет,

Объехал двести стран.

Привез я партии привет

В родимый Листоран.

Стоптал я ровно сорок пар

Испанских сапогов

И радиоактивный пар

Оставил от врагов!

Сумел я расщепить мечом

У атома ядро.

Раздался взрыв, большой причем,

Но где ж Политбюро?

Я обращался к мудрецам,

Что разумом востры,

А те в ответ: «Ищи-ка сам

Свои Политбюры!»

Я отличился и в стрельбе,

И в классовой борьбе:

Вот череп Троцкого тебе

С отверстием во лбе!

Блатной в меня вонзал перо,

Боксер ломал ребро,

Но я, прищурившись хитро,

Искал Политбюро!

Я побывал в пылу страстей

На свадьбе Фигаро:

Вдруг среди членов у гостей

Есть член Политбюро?

Но я напрасно танцевал

Фокстрот и болеро -

Никто из них не указал

Пути к Политбюро.

На дирижабле я летал

И маялся в метро.

Куда угодно попадал -

Но не в Политбюро!

Я одевался в крепдешин,

И в бархат, и в шевро...

Был результат всегда один:

Нема Политбюро!

Я опускался в кабаки,

Заглядывал в бистро.

Буржуи там и кулаки,

А не Политбюро.

Я хохотал, как Арлекин,

И плакал, как Пьеро.

Куда ни кинь, повсюду - клин,

А не Политбюро.

Я покорил Бардо Брижит

И Мэрилин Монро,

Но в их объятьях не лежит

Тропа в Политбюро...

Я всю добычу в казино

Поставил на «зеро»,

Но не нашел там все равно

Пути в Политбюро.

И обыскал я не одно

Помойное ведро,

Но находил там только дно,

А не Политбюро.

Но наконец мой конь устал

И кончилась земля,

И я тогда постоем стал

Под стенами Кремля.

В воскресный день с сестрой моей

(Откуда и взялась?)

Я знал: народа и вождей

Нерасторжима связь.

Мой конь от ужаса дрожит -

Ведь там уж много дней

Мертвец таинственный лежит,

Что всех живых живей.

Вдруг распахнулся темный зал

И выглянул мертвец.

«Прекрасно, батенька, - сказал, -

Явились наконец».

И взял он грамоту твою

Рукой из синих жил

И резолюцию свою

Немедля наложил.

Товарищ государь король,

Вот номер, вот печать,

А вот - ты сам прочесть изволь -

Решенье: «Расстрелять»».

С тех пор король окаменел

И с грамотой в руках

Обходит свой земной удел,

Врагам внушая страх.

- Нормальная песня, - похвалил Деряба, когда эхо старческого козлетона затерялось в скалах. - Типа Розенбаума.

- С чужого голоса старичок поет, - заметил Шмурло. - И содержание типично аполитичное. Ты, дед, с такими песнями, видно, давно нары не давил. А у нас ведь строго на спецзонах, в больничке не прокантуешься...

Стало слышно, как старичок закипает. - Кончай, полкан, - строго сказал Деряба. - Не цепляйся к ветерану. Ты же, отец, обещал спеть, как наш товарищ Востромырдин в чудовище перекинулся, я так понял...

- А я разве не спел? - искренне изумился старый молодой барон Сараторский.

- И близко не было.

- Странно, - сказал старичок. - А! Я, должно быть, еще полтораста куплетов пропустил, это бывает. А король наш, точно, решением Магического Пятиугольника был превращен в гигантского огригата и охраняет в этом ущелье один из проходов в Мир. Так что вам туда ходить не советую.

После чего бард и менестрель самым сердечным образом распрощался с новыми приятелями и со старым знакомым, споро собрал дорожный мешок, пересчитал выручку за концерт и бодро потопал в гору, напевая нечто лирическое.

Деряба обвел взглядом спутников.

- Ну что, рискнем?

Маркграф пожал плечами:

- Огригат славен тем, что уничтожает все живое...

- Вот ты первым и пойдешь, - постановил капитан.

...Ущелью, казалось, конца не будет, и тропа все время уходила вниз. Всякая растительность пропала, лошадям было негде травинку перехватить. Камешки из-под копыт беззвучно падали в бездну. Маркграф то и дело озирался с запоздалым намерением дезертировать. Деряба подбадривал его цитатами из боевых и дисциплинарных уставов. Над головами то и дело пролетали скверные существа. Полоска неба над головами становилась все уже.