Р. Лафферти - Девятьсот бабушек

— Кто из вас самый старый? Я дошел до конца? Здесь начало всего? Просыпайтесь! Просыпайтесь! — закричал он, оказавшись в самой нижней, самой древней комнате.

— Ритуал? — спросил кто-то спросонья: существо меньше, чем мышь, не крупнее пчелы, но старее обоих.

— Такой особый ритуал, — объяснил Керан. — Вы должны рассказать, что было в самом-самом начале.

Что это за звук — тихий, рассеянный, не похожий на шум? Как будто смеется миллион микробов. Это веселились только что проснувшиеся малютки.

— Кто из вас старше всех? — требовательно спросил Керан. Их смех раздражал его. — Кто самый старый, самый ранний?

— Я самая древняя, первоначальная бабушка, — отозвался чей-то веселый голосок. — Все остальные — мои дети. Ты тоже мой потомок?

— Само собой, — сказал Керан, и тихий смех недоверия выпорхнул из множества крошечных ртов.

— Тогда ты, должно быть, самый последний ребенок, потому что не похож на остальных. Если так, то конец истории не менее смешной, чем ее начало.

— И что было в начале? — заискивающе спросил Керан. — Вы первая в роду. Как вы появились на свет?

— О да, да, — засмеялась главная бабушка, и веселье малюток превратилось в настоящий шум.

— Как все началось? — настойчиво повторил Керан. Он дрожал от возбуждения.

— О, это было так смешно, что ты не поверишь, — хихикнула бабушка. — Шутка, курьез!

— Расскажите мне эту шутку. Если ваша раса возникла в результате курьеза, расскажите мне этот космический анекдот.

— Расскажи сам, — прозвенел голос бабушки. — Если ты мой ребенок, то ты — часть этой шутки. О, это было так смешно, что ты не поверишь! Как хорошо проснуться, посмеяться и снова заснуть…

Какая насмешка судьбы! Подойти вплотную к разгадке тайны и получить отказ от хихикающей пчелы!

— Не засыпайте! Расскажите, как все началось! — Керан зажал главную бабушку между большим и указательным пальцами.

— Это противоречит ритуалу! — запротестовала бабушка. — Ритуал требует, чтобы ты сам угадывал, что это было такое. Три дня ты угадываешь, а мы только смеемся и повторяем: «Нет, нет, нет, это было в десять раз невероятнее, отгадывай дальше».

— Не буду я гадать три дня! Говори сейчас же, или я раздавлю тебя! — пригрозил Керан дрожащим голосом.

— Вот смотрю я на тебя и дивлюсь: неужели ты на такое способен? — мирно спросила главная бабушка.

Любой из крутых парней экспедиции раздавил бы бабушку не задумываясь, потом другую, и еще, и еще, пока те не раскрыли бы тайну. Если бы Керан обзавелся грозным именем и крутым характером, он так бы и поступил. Потрошитель Бэрелхауз раздавил бы их без колебаний. А вот Керан Свайсгуд не смог.

— Расскажи мне, — простонал он. — Всю жизнь я пытался выяснить, как все началось. А ты это знаешь!

— Мы все знаем. Ах, как же это смешно было. Такая насмешка природы! Такая нелепая, балаганная, бредовая шутка! Никто не догадается, никто не поверит!

— Расскажи же! Расскажи! — Керан побледнел и был близок к истерике.

— Нет, нет, ты не мой ребенок, — хихикнула главная бабушка. — Что за неуместная шутка — поведать все постороннему? Мы не можем оскорбить чужестранца, рассказав такую смехотворную, такую несусветную чушь. Чужестранец может умереть от смеха. Я не приму такой грех на душу.

— Нет, расскажи! Оскорби меня! Пусть я умру от смеха! — Но Керан чуть не умер от разочарования, которое впивалось в него, словно миллион хихикающих, улюлюкающих пчел:

— О, это было так смешно, каким образом все началось!

И они смеялись, смеялись и смеялись… пока Керан Свайсгуд, рыдая и смеясь сквозь слезы, полз к выходу. На корабль он вернулся все еще хихикая. В следующем рейсе он сменил имя на Вспышку Молнии и девяносто семь дней правил как король Островом Сладкого Моря на М-81.

Но это уже совсем другая история. Не такая веселая.

Перевод с английского Сергея Гонтарева

Два англичанина, Ричард Рокуэл и Сирано Смит, ехали в открытом джипе по пустыне Тар. Скучная местность с почвой красноватого оттенка — больше камня, чем песка — выглядела так, будто кто-то срезал с нее верхний пласт, обнажив более глубокие слои.

Издалека докатились раскаты грома. Блондин Рокуэл и смуглый темноволосый Смит удивленно переглянулись. На всей территории от Нью-Дели до Бахавальпура никогда еще не гремел гром. Да и чему громыхать в безводной пустыне на севере Индии?

— Поехали-ка по этому гребню, — сказал Рокуэл и свернул туда, где начинался подъем. — Может, здесь и не бывает дождей, но однажды я чуть не утоп, проезжая по местности, где не бывает дождей. В тот раз мне повезло.

Снова загромыхало, тяжело и раскатисто, словно убеждая людей, что они не ослышались.

— Это лощина Кути Тавдави, Маленькая река, — мрачно заметил Смит. — Интересно, почему ее так назвали? — И вдруг вздрогнул, словно испугавшись собственных слов. — Рокуэл, почему я это сказал? Ведь я вижу это место впервые. И откуда мне знать, как оно называется? А лощина и впрямь превратится в бурную речку, если зарядит дождь. Но осадков здесь не бывает — из-за отсутствия гор нет условий для образования облаков.

— Каждый раз, глядя на Страну больших лошадей, я думаю о том же самом. — Рокуэл кивнул на мерцающие высоты знаменитого миража. — Если бы они были реальны, то собирали бы достаточно влаги, чтобы превратить пустыню в цветущую саванну.

Два англичанина занимались геологической разведкой — брали пробы грунта на участках, отобранных после аэрофотосъемки. Беда пустыни Тар заключалась в том, что она содержала все: бокситы, свинец, цинк, сурьму, медь, олово, — но в количествах недостаточных для добычи. Вложения в Тар не окупились бы нигде, обещая работу на грани рентабельности.

Внезапно между вершинами миража сверкнула молния — такого зрелища они еще не видели. Небо нахмурилось и потемнело. Вскоре докатились раскаты грома, а ведь миражи никогда не сопровождаются звуком.

— Или это крупная, очень деятельная птица, или это дождь, — сказал Рокуэл.

Действительно, начало моросить — слабо, но непрерывно. Это было приятно — в жаркий полдень в тряском джипе попасть под дождик. Дождь в пустыне — всегда дорогой подарок.

Смит затянул жизнерадостную песню на одном из языков северной Индии, сопровождая пение непристойными жестами. Рокуэл не понял ни слова. Текст переполняли двойные рифмы и слова из сплошных гласных, очень похожие на те, что выдумывают малыши.

— Невероятно, где ты так хорошо выучил местные языки? — удивился Рокуэл. — На мой взгляд, это непросто сделать, а ведь у меня лингвистическая подготовка.

— Мне и не нужно было их учить, — ответил Смит. — Я их просто вспомнил. Все они группируются вокруг нашего боро, как листики клевера на стебле.

— Вокруг чего? И сколько языков ты вспомнил?

— Всех «семерых сестер», как их называют: пенджабский, кашмирский, гуджарати, маратхи, синдхи и хинди.

— Твоих сестер только шестеро, — усмехнулся Рокуэл.

— Говорят, седьмая сбежала с конокрадом, — сказал Смит. — Но ее до сих пор встречают то здесь, то там по всему свету.

Они часто останавливались для пешего обследования. Сам по себе цвет вдруг возникших ручьев мог сказать геологам очень многое — никогда еще в этой местности они не видели потоков воды. Так, тормозя то и дело, они преодолели несколько километров по грязному грунту.

Вдруг Рокуэл охнул и чуть не вывалился из машины: ему показалось, что рядом, на тряском сидении, подпрыгивает абсолютно незнакомый человек. Потом он увидел, что это Смит — такой же, как и всегда. Но иллюзия ошеломила.

Впрочем, вскоре Рокуэл испытал еще одно потрясение.

— Что-то здесь не так, — сказал он.

— Все здесь так, — отозвался Смит и затянул другую песню на индийском языке.

— Похоже, мы заблудились, — забеспокоился Рокуэл. — Из-за дождя ничего не видно, местность не должна идти на подъем. Этого нет на карте.

— Конечно, есть! — воскликнул Смит. — Это Джало Чар.

— Что? Откуда ты берешь эти странные названия? На карте здесь ничего не значится, поэтому и на местности ничего не должно быть.

— Значит, карта неверная. Брат, это же самая красивая лощина на свете! Она будет вести нас все вверх и вверх! Почему карта забыла это? Почему все мы забыли это на такой долгий срок?

— Смит! Что ты несешь? Ты как пьяный.

— Все хорошо, поверь мне. Минуту назад я заново родился. Я возвращаюсь домой.

— Смит! Мы едем по зеленой траве.

— Как я люблю ее. Я мог бы щипать ее, как лошадь!

— А эта скала, Смит! Ее не должно быть так близко! Это же часть мир…

— Нанэ, сэр. Это Лоло Трушыл — Гнедой Крестец.