Станислав Лем - Путешествие двадцать второе

— Недостойные злодеи! Всех мук ада не хватит, чтобы наказать вас! Знаете ли вы, что обрекли свои души на вечные муки?

— А как же, — ответили они, рыдая, — знаем!

А самый большой мемног встал и так сказал мне:

— Преподобный отец, мы хорошо знаем, что будем подвергаться мучениям и пыткам до скончания света, и нам пришлось вести страшную внутреннюю борьбу, прежде чем принять это решение, но отец Орибазий неустанно повторял нам, что нет такой вещи, которой бы добрый христианин не сделал для своего ближнего, нужно отдать ему все и на все быть ради него готовым; и мы с отчаянием отказались от спасения души, думая только о том, чтобы дражайший отец Орибазий приобрел мученический венец и святость. Я не могу передать тебе, как трудно нам было решиться на это, ведь до того, как к нам прибыл отец Орибазий, ни один из нас даже мухи не обидел. Мы снова и снова молили его, на коленях молили дать послабление и смягчить суровость требований веры, но он настойчиво твердил, что для возлюбленного ближнего нужно делать все без исключения. И мы не смогли отказать ему. При этом мы понимаем, что являемся существами незначительными и недостойными по сравнению с сим достопочтенным мужем и что он заслуживает полнейшего самоотречения с нашей стороны. Мы горячо верим, что сделали все правильно и отец Орибазий сейчас в царствии небесном. Вот, высокочтимый отец, кошель с суммой, которую мы собрали на церемонию канонизации, как это требуется, нам отец Орибазий все подробно объяснил. Должен сказать, что мы применили только его излюбленные пытки, о которых он говорил нам с особой страстностью. Мы хотели доставить ему удовольствие, но он сопротивлялся, а особенно не хотел пить кипящий свинец. Но мы и мысли не допустили, что наш пастырь говорил нам одно, а думал другое. Крик же, который он поднял, был только доказательством недовольства низких, телесных частиц его естества, и мы пренебрегли этим, помня, что нужно унижать плоть, чтобы возвеличиться духом. Желая поддержать его, мы напомнили ему догматы веры, которые он нам проповедовал, на это отец Орибазий ответил только одним словом, совершенно непонятным и невразумительным; мы не знаем, что оно значит, так как не нашли его ни в божественных книгах, ни в священном писании.

Окончив свое повествование, отец Лацимон отер со лба крупные капли пота, и мы долго сидели в молчании, наконец, почтенный доминиканец заговорил снова:

— Ну скажите сами, как быть духовным пастырем в таких условиях?! Или вот такая история! — отец Лацимон ударил рукой по письму, лежащему на столе. — Отец Ипполит сообщает с Арпетузы, небольшой планеты в созвездии Весов, что ее обитатели совершенно перестали вступать в брак, не рожают больше детей и им грозит полное вымирание.

— Почему? — спросил я изумленный.

— Потому что, услышав о греховности телесного общения, они так сильно возжаждали спасения, что все дали обет и сохраняют чистоту! Уже две тысячи лет церковь проповедует превосходство заботы о спасении души над мирскими делами, но никто не воспринимая этого буквально, о господи. Эти арпетузианцы все до одного ощутили призвание и поголовно вступают в монастыри; они неукоснительно соблюдают уставы, молятся, постятся и умерщвляют плоть, а тем временем разваливается промышленность, земледелие, надвигается голод и гибель грозит всей планете. Я сообщил об этом в Рим, но там, как всегда, молчат…

— Да, это было очень рискованно, — заметил я, — нести веру на другие планеты…

— А что было делать? Церковь не спешит, Ecclesia non festinat, как известно, ибо власть ее не от мира сего, но пока кардинальская коллегия совещалась и колебалась, на планетах, как грибы после дождя, начали вырастать миссии кальвинистов, баптистов, редемптористов, мариавитов, адвентистов и еще бог знает какие! Мы должны были спасать что возможно. Но, дорогой мой, раз уж я это рассказал… Идите за мной…

Отец Лацимон ввел меня в свой кабинет. Одну его стену занимала огромная лазурная карта звездного неба; вся ее правая сторона была заклеена бумагой.

— Видите? — показал он на эту заклеенную часть.

— Что это значит?

— Утрату, дорогой мои. Окончательную утрату. Эти пространства населяют существа с необыкновенно высоким интеллектом. Они проповедуют материализм, атеизм и рекомендуют сосредоточивать все усилия на развитии промышленности, техники и улучшении условий жизни на планетах. Мы посылали к ним наших лучших миссионеров, отцов салезнианцев, бенедиктинцев, доминиканцев, даже иезуитов, вдохновенных проповедников слова божия, медоустых ораторов; все, все возвращались атеистами!!!

Отец Лацимон нервно подошел к столу.

— Был у нас отец Бонифаций, я помню его как одного из наиболее набожных монахов; дни и ночи проводил он в молитвах, прахом были для него все мирские дела, он не знал иного занятия, кроме чтения молитв, и большей радости, чем месса, а после трех недель пребывания там, — тут отец Лацимон ткнул в заклеенную часть карты, — поступил в политехникум и написал эту книгу! — отец Лацимон поднял и тут же с отвращением бросил на стол солидный том.

Я прочитал название: «О способах увеличения безопасности ракетных полетов».

— Безопасность бренного тела он предпочел спасению души, разве это не ужасно?! Мы посылали тревожные рапорты, и на этот раз апостольская столица не медлила. С помощью специалистов из американского посольства в Риме Папская академия создала вот этот труд. — Отец Лацимон подошел к большому сундуку и открыл его, сундук был набит толстыми томами in quarto.

— Здесь около двухсот томов, описывающих в мельчайших подробностях методы насилий, террора, внушений, шантажа, принуждений, гипноза, травли, пыток и условных рефлексов, которые они используют для уничтожения веры. У меня волосы поднимались на голове, когда я это просматривал. Там есть фотографии, показания, протоколы, вещественные доказательства, рассказы очевидцев и бог знает что еще. Просто голова кружится — как быстро они все это сделали, что значит американская техника, ведь… действительность гораздо страшнее!

Отец Лацимон подошел ко мне и, обжигая мне ухо своим дыханием, зашептал:

— Я ведь здесь на месте и ориентируюсь лучше… Они не мучают, ни к чему не принуждают, не пытают, не вкручивают в голову винты, они просто учат, что такое Вселенная, как возникла жизнь, как рождается сознание и как применять науку на благо общества. У них есть аргументы, с помощью которых можно доказать, как дважды два — четыре, что весь мир исключительно материален. Из всех моих миссионеров сохранил веру один только отец Серваций, да и то лишь потому, что он глух как пень и не слышал, что ему говорили!.. Это хуже пыток, дорогой мой! Была у меня молодая монашенка-кармелитка, одухотворенное дитя, преданное только небу; она без конца постилась, умерщвляла плоть, имела стигматы, видения, общалась со святыми, особенно полюбила она святую Меланию и всем сердцем подражала ей; мало того, время от времени ей являлся даже архангел Гавриил… Однажды она отправилась туда, — отец Лацимон показал на правую половину карты. — Я ей спокойно позволил это, поскольку она была убога духом, а таким принадлежит царствие небесное; как только человек начинает думать: а что, а откуда, а как, — сразу же разверзается бездна ереси. Я был уверен, что аргументы этой их мудрости не подействуют на нее. И вот, когда она туда прибыла, при первом же публичном явлении ей святых, соединенном с припадком религиозного экстаза, ее признали невротичкой, или как это еще называется, лечили купаниями, работой в саду, дали ей какие-то игрушки., каких-то кукол; через четыре месяца она вернулась, но в каком состоянии!

Отец Лацимон задрожал.

— Что с ней случилось? — спросил я сочувственно.

— У нее прекратились видения, она поступила на курсы ракетных пилотов и полетела с научной экспедицией к ядру Галактики, бедное дитя! Недавно я слышал, что ей явилась святая Мелания, и сердце у меня задрожало от радостной надежды, но, как оказалось, ей просто приснилась тетка. Я вам говорю: крушение, разорение, упадок. Эти американские специалисты наивны; присылают мне пять тонн литературы, описывающей свирепость врагов веры. О, если бы они захотели преследовать религию, если бы закрывали церкви, разгоняли верующих, но, увы, ничего подобного, все позволяют: и богослужения, и духовное образование, только распространяют свои взгляды и теории. Некоторое время мы пробовали применять этот метод, — отец Лацимон показал на карту, — но он не дал результатов.

— Простите, какой метод?

— Ну, заклеили ту часть Вселенной бумагой и игнорировали ее существование, но это не помогло. Сейчас в Риме говорят о крестовом походе в защиту веры.

— А что вы об этом думаете?

— Да, это было бы неплохо; если бы взорвать их планеты, разрушить города, сжечь книги, а их самих перебить до одного, может, и удалось бы спасти учение в любви к ближнему. Но кого привлечет этот поход? Мемногов? Может быть, арпетузианцев? Смешно и страшно!..