Павел Минка - Невообразимо далеко от дома

– Петя, как я рада тебя видеть! – сказала Карина и бросилась ему на шею.

– Привет, Карина! Сеню помнишь?

– Конечно, помню! – ответила Карина. – Мы недавно виделись с ним! А вот тебя я не видела целую вечность! И если бы ты знал, как много я о тебе думала! Эх, – она подмигнула Иванову, – если бы тогда мы не расстались – жизнь сложилась бы в лучшую сторону.

– Пойдем с нами, – сказал Иванов. – Мы – в кафе.

– С радостью! – ответила Карина и взяла Иванова под руку.

Иванов был в разводе. Его брак продлился четыре года. От него у Иванова была двухлетняя дочь. Но с ней он почти не виделся – жена, обидевшись, всячески запрещала встречи из мести. И Иванов все чаще вспоминал Карину последнее время. И вот – она с ним. Это же шанс!

Они шли по улице, делились воспоминаниями, и Иванов был счастлив. Счастлив так, как бывают счастливы дети или влюбленные.

Друзья детства подошли к кафе с вывеской «Золотой ключик».

– Здесь? – спросил Иванов.

– Да, – ответил Сеня. – Пойдем!

Но вдруг каким-то образом из кармана Иванова выпала бутылка. Она разбилась, разлетевшись осколками в стороны.

– Ой! – воскликнула Карина.

– Тут со своим нельзя, – сказал Сеня. – Нашли бы – выгнали. Так что хорошо, что она выпала. Ладно, пошли!

Иванов не двигался, уставившись на бутылку. Он был растерян. Неужели Халява погибла?

– Милый, что стоишь, пошли, – ласково сказала Карина, обняв его за пояс.

– Подождите, – сказал Иванов. – Вы заходите пока, а я через пять минут присоединюсь…

– Ты что, убирать надумал? Да ладно тебе, брось! – сказал Сеня и потянул Иванова за рукав.

– Идите пока без меня, – уверенно сказал Иванов, не отрывая взгляда от бутылки.

– Дорогой, да что ты в самом деле? – Карина прижалась к Иванову и поцеловала его в щеку. – Это же просто бутылка!

Иванов отстранил ее. Ему все это вдруг стало казаться подозрительным.

– Нет, я не пойду, – сказал он. – У меня дела, извините.

Он присел и стал собирать осколки.

– Петя, что с тобой? – спросил Сеня. – Ты ведешь себя странно!

– Милый, мы так давно не виделись, и ты хочешь теперь, после стольких лет, бросить меня? – обиделась Карина.

– Не могу сейчас с вами идти, извините! – ответил Иванов, тщательно собирая в руку осколки.

– Ты с ума сошел? – воскликнула Карина. – Псих!

Сеня вдруг схватил Иванова и потащил его ко входу в кафе. Иванов оттолкнул его с силой и бросился бежать. Сеня бросился за ним, как и Карина. Кроме того, все прохожие аналогично как по команде побежали за Ивановым, пытаясь его поймать.

– Степан Алексеевич! – заорал Иванов. – Степан Алексеевич! Спасайте! СОС!

Бах, бух, бум, барах! И Иванов оказался в другом месте…

– Это был Ивановоед, – сказала Халява.

Иванов увидел перед собой белую кошку.

– Как ты спаслась?

– Ох, мне это сделать легко, – ответила кошка. – Да, я разбилась, но и собрать себя я могу без проблем. Но если бы я не разбилась, ты бы угодил прямо в пасть. Как его там зовут, напомни! Западло?

– Западло, верно!

– Ладно, давай посмотрим, куда мы попали на этот раз!

Иванов посмотрел по сторонам. Он увидел ЦУМ и площадь, которая недавно носила имя Ленина. На этой площади когда-то был и памятник Ленину, но его под восторженные возгласы снесли какие-то парни в балаклавах. Все было до боли знакомым: и местность, и внешний вид людей. Повсюду висела патриотическая символика и предвыборные плакаты. Справа стояла группа кришнаитов, которые горлопанили свой гимн, энергично барабаня. Рядом с ними танцевал пьяный бомж, размахивая пакетом с надписью «Boss», забитым пустыми бутылками из-под пива. К Пете пристал какой-то мужик, пытаясь сунуть ему листовку с рекламой дверей. Петя жестом показал, что ему не нужна листовка, и двинулся по улице, чтобы детально изучить местность.

– Слушай, а ты не хочешь написать книгу? – спросила вдруг Халява, следуя за Ивановым.

– Я не писатель, если ты не в курсе, – ответил Иванов. – И писать не умею!

– Это не так уж и сложно. Во-первых, читатель нынче не очень требователен. Во-вторых, все формы и жанры уже изобретены. Тебе не надо ничего выдумать! Все, что тебе остается, это просто описывать то, что с тобой происходит. Кстати, можешь написать книгу о нас. Сюжет, конечно, типичный: герой, владеющий артефактом, ищет путь в некое место. В данном случае артефакт – это я, а место – это твой дом. Одиссея!

– И кто это будет читать?

– Знаешь, у меня был один знакомый поэт. Ты часто читаешь поэзию?

– Вообще не читаю.

– Вот-вот, поэзия сейчас особо не нужна. Поэтов много развелось. Большая часть из них – полные графоманы. Даже забавно иной раз читать их опусы… Вот, скажем, в одном журнале, с названием, кажется, «Крылья», я нашла такие строки:

– И что тут такого? – спросил Иванов.

– Как что? Ты мне, зайка, скажи, как называется та часть времени, которая находится между прошлым и настоящим?

– Не знаю.

– Вот-вот! И это публикуют! Правда, за счет самого автора! Но вернусь к своей предыдущей мысли: поэтов сейчас много, большая часть – графоманы, но и хороших поэтов приличное количество. Многие из них – истинные мастера своего дела, но они сами ничего не изобрели. Все поэтические методы созданы до них. Но кто их читает? Кому они известны? Но, несмотря на это, один фактически совершенный поэт как-то сказал мне: «Я пишу, потому что чувствую, что у меня есть свой читатель». Немного ценителей, но они есть! Иными словами, понимаешь ли ты, что даже у серьезного и глубокого поэта есть свой читатель? Так что если ты напишешь книгу о наших приключениях, знай – у тебя тоже будет свой читатель. Я, кстати, могу тебе помочь.

– Стать соавтором?

– Ну да!

– И как мы будем подписываться? Иванов и Халява?

– А почему бы и нет? Что тебе не нравится?

– Согласен, такое тоже сойдет. Но разве это будут читать?

– Да, нельзя назвать такое большой литературой, но сейчас именно такое и читают. Может, про тебя даже что-то скажет Быков…

– Это тот толстяк, который постоянно треплется о политике, выдавая это за литературную критику?

– Он самый!

Пока Халява развивала свою литературную теорию, Иванов осматривал город. Он не смог увидеть абсолютно ничего такого, что показалось бы ему незнакомым. Все было привычным и родным.

– Эй, Петя! – послышался чей-то голос.

Иванов обернулся и увидел своего приятеля Олега. Он был в вышиванке с голубыми узорами. Лицо его сияло.

– Петя, с праздником тебя!

– Привет! – неуверенно сказал Иванов. – А какой сегодня праздник?

– Как какой? День вышиванки!

– Хм… Ну и тебя тогда с праздником!

– Как поживаешь? Давно тебя не видел!

– Нормально, – коротко ответил Иванов. – А ты?

– Да так, тоже неплохо! Зарплату урезали, но ведь ты и сам знаешь, какое сейчас сложное время.

– Я вообще пока без работы дома сижу, – ответил Иванов. – Нет заказов.

– У нас на фирме тоже. Половину сотрудников уволили. Но ничего – прорвемся! Главное, что в стране идут конструктивные процессы обновления… Надо просто немного потерпеть!

– Потерпим…

– Слушай, а что ты сегодня делаешь?

– Да ничего, в принципе.

– Не хочешь пойти со мной? У нас в городе сегодня открыли новый музей. Я как раз туда иду. Пойдем посмотрим, что там!

– Давай! – ответил Иванов. И они свернули на соседнюю улицу.

Пока они шли, Олег пересказывал Иванову последние новости, обрамляя их в свои комментарии истинного эксперта в вопросах политики и общества. Слушая все это, Иванов думал, что все сходится, и он действительно дома.

– Слышал про скандал с флагом? – спросил вдруг Олег.

– Что за скандал?

– В общем, недавно в своем фейсбуке заместитель губернатора Ебаноидзе опубликовал картину одного местного художника, который изобразил желтое поле, но вместо пшеницы там росли громадные фаллосы, устремленные в синее небо, по которому плыли облака-влагалища. И его вместе с художником обвинили в надругательстве над государственным флагом.

– И что?

– Да то, что это уроды, агенты врага! Разве неясно, что тут нет никакого надругательства! Сам художник, как, собственно, и замгуба – патриоты. Ты же знаешь, что наш флаг берет свое начало еще в древнеегипетской мифологии, где фаллос был одним из символов жизни.

– Да, уроды! – подыграл Иванов. – Когда ж эти сволочи передохнут!

– И я про это! Стрелять их надо!

Через пять минут они оказались перед трехэтажным зданием, увешенным патриотической символикой. Здание было исписано узорами, похожими на узоры на вышиванке Олега.

– Круто? – спросил сияющий Олег. – На это выделили триста миллионов.

Иванов ахнул.

– Что это? – спросил он в недоумении.

– Это – Музей вышиванки. Пошли!