Сергей Синякин - Бузулуцкие игры

В Бузулуцк Онгора поехал с легким сердцем и спокойной душой, полагая, что жулик жулика разоблачить всегда сумеет, а если понадобится, то и договорится с противной стороной ко взаимной выгоде и удовольствию.

Остановился Онгора в доме у председателя потребкооперации, где ему отведена была отдельная горенка, а стол хлебосольного хозяина ломился от разносолов.

— Мы люди скромные, — говаривал Иван Семенович. — Питаемся чем Бог пошлет!

Судя по запасам его холодильника и погреба, Сафонов ходил у Бога в любимчиках.

Направляясь в райком партии, Онгора все еще не верил в реальность перемещений во времени, но на всякий случай из найденного на дороге куска медной проволоки сделал небольшую рамку для биолокации.

— Пригодится, — небрежно сказал он Сафонову. — Возможно, придется определять структурное качество хронополя. А для этого лучшего прибора и не найти. Этому я у воронежского колдуна Варуги научился. Ба-а-альшой знаток пространственно-временных флуктуации!

Надо сказать, что терминологией Онгора подпитывался из различных научно-популярных брошюрок общества «Знание». Вовремя ввернутый в разговоре диковинный термин сильно повышал ученость Онгоры в глазах посетителей, а этим упрощалась обработка клиента при назначении гонорара за оказанные Онгорой услуги.

Каждый мошенник полагает, что он на порядок выше своих собратьев. Не был исключением из общего правила и Онгора, всегда помнивший, что в его паспорте проставлена отнюдь не магическая фамилия, а правоохранительные органы хранят в своих анналах эпизоды его славного прошлого. Следуя за своим провожатым, Онгора прикидывал, сколько ему содрать с районных власть имущих, чтобы и их не обидеть, и себя не обделить. Примерно о том же, но в обратных выражениях, думал Сафонов, ведь всякие выплаты найденному им по указанию секретаря райкома проходимцу били по карману именно его самого. Онгора остановился у входа в кабинет первого секретаря. Проволочная рамка в его руках бешено завращалась.

— Ого, сколько отрицательной энергии! — с сожалением воскликнул Онгора. — Чистить надо! Чистить! И немедленно, Иван Тимофеевич!

Иван Семенович выразительно покачал головой.

— Похоже, тебе в кабаке мозги отбили! — ухмыльнулся он. — Ты бы еще этой железкой у Царицынского КГБ покрутил!

Клавочка хлопотала по дому. Птолемей Прист, развалившись в кресле, с ленивым интересом наблюдал за порхающей по комнате женщиной.

— Сам он пришел, — щебетала Клавочка. — Я сама, Птоля, очумела, когда его на пороге увидела! Чаю ему, старому кобелю, попить захотелось! Клянусь тебе, я даже намеком ему поводов не давала! Веришь? — Поспешность, с которой женщина прижала руку к аппетитному бугорку, оттопыривающему ткань халата, позабавила старого солдата. — Нон эст кулпа вини, — сказал он, кивая бритой головой. — Виноват пьющий!

— Бухой он был вусмерть! — обрадовалась подсказке Клавочка. — Они весь вечер в «минтайке» гудели, вот ему, старому козлу, женской ласки и захотелось. Да я же его гнала, Птоля, ты сам видел!

Видел это Птолемей Прист, своими глазами видел. Особенно когда этот тощий седой консул из области, повадками схожий с иудейскими мытарями, начал косноязычно оправдываться, принимая его, Приста, за какое-то местное божество. Но сейчас ему не хотелось говорить об этом ничтожестве, сейчас ему хотелось смотреть на женщину.

Эта женщина ему нравилась. Нельзя было сказать, что в жизни своей центурион был обделен женской лаской, скорее наоборот — помнится, в Карфагене или в Персидском походе… Бывалый солдат почувствовал, что краснеет. Смущение было непривычным центуриону, он отвернулся, разглядывая когда-то однажды удивившие его ходики, посмотрел на пышно взбитую пуховую перину, на кружевные рюшечки вдоль подушек и вдруг осознал, как надоело ему воевать за то, чтобы другие могли спокойно валяться на таких вот постелях. Надоело идти рубиться на мечах за лживые лозунги про патриа, а потом оплакивать мортус товарищей. И всегда мантес ауру поллицери щедро сулили, а что толку — к сорока пяти годкам центурион только и накопил, что шрамы на теле и невидимые миру раны души.

— Хватит войны, — неожиданно для себя подумал вслух Центурион. — Осяду здесь, женюсь на Клавдии… Сколько времени мне еще осталось жечь костры под небесами? В конце концов, где хорошо, там и Отечество.

А здесь, в Бузулуцке, центуриону впервые в жизни было хорошо и спокойно.

Клавочка, словно читая мысли центуриона, села на краешек пуховой перины, влажно посмотрела на мужчину… Не мастер я, дорогой читатель, описывать любовные сцены. Одним словом, схватил Птолемей Прист Клавочку в крепкие мужские объятия и, как говаривал русский сатирик Аркадий Аверченко, все заверте…

Белла геронт алии! Пусть воюют другие! У влюбленных достаточно своих неотложных дел.

Именно в то время, когда Птолемей Прист вносил свою лепту в дело мира, Гней Квин Мус шел по аллее Цезарей, бережно держа в руках маленькую ручку Леночки Широковой.

Гипсовые цезари молочно светились в вечернем сумраке. От скрытого деревьями Дома культуры доносилась грохочущая музыка. Это играл на танпах бузулуцкий ансамбль «Квириты Цезаря».

— Челентано, — нежным голоском спросила Леночка, — когда ты пойдешь к моим родителям?

Гней Квин Мус потупился и принялся разглядывать свои кроссовки. Привыкший в любовных баталиях к стремительным атакам, он чувствовал, что не может применить этой тактики к Леночке. Ему всегда нравились женщины, которые жалуют мужчинам свои милости постепенно. Поспешность говорит о жадности женщины, а жадных женщин Гней Квин Мус не любил, поэтому без малейшего сожаления оставлял их после первой же страстной ночи. Его взаимоотношения с Леночкой Широковой были чисто платоническими и не шли далее вечерних воздыханий и робких пожатий тоненьких пальчиков. Гней читал девушке стихи Овидия, Горация и Вергилия, наполняя любовную лирику жаром личной страсти. Любая вдовушка или разведенка давно бы поддалась очарованию хрипловатого голоса Гнея, его личному обаянию и позволила бы увлечь себя на ложе любви в виде ближайшей копны сена. Леночка Широкова чарам не поддавалась и на все вергилиевские намеки о твердом пестике влюбленного отвечала декламатору, что пестик пестиком, но она, Леночка, — за чистоту отношений и целомудренность, поэтому только законный супруг получит возможность растирать своим пестиком зерна любви в ее ступке, а внебрачных отношений она не признает — не так, милый, воспитана!

— Челентано, — несколько обиженно, но настойчиво продолжала Леночка. — Что же ты молчишь, Челентано? Ты не хочешь поговорить с моими родителями?

Вместо ответа Гней Квин Мус снял с себя куртку и набросил ее на хрупкие девичьи плечи. Леночка этими самыми плечами раздраженно передернула:

— Ах так, да? Ну и не лезь ко мне со своими нежностями! Поркус ты, Челентано, и даже не поркус, а большая взрослая свинья. Как в парке, так ты ко мне жмешься со своими аморами, а как к родителям идти, так тебя не дозовешься. Правду девчата говорили — ты просто бабник, Челентано! Тебе от женщины одного надо. А вчера еще пел, что у тебя аморис убундантиа эрго ме! Брехун ты, Челентано, обыкновенный армейский брехун! Отстань от меня! — пресекла Леночка попытку Гнея примирительно обнять ее за плечи. — Не лезь ко мне, иди вон Нинке Шкатовой Овидия читай! Про пестик и нежные тычинки, которые целует мотылек!

Она сорвала с себя куртку и побежала прочь, заливаясь на ходу легкими и светлыми слезами. Так плачут лишь те, кто понимает, что их любят, а потому рано или поздно исполнят любое, даже самое несбыточное желание.

Гней Квин Мус догнал Леночку уже около двора Широковых. Леночка бурно протестовала против крепких объятий Гнея и даже отталкивала любимого, упираясь в Широкую грудь маленькими кулачками.

— Эллен, — отчаянно зашептал Гней Квин Мус. — Цивис Романус Сум!

Он продолжал говорить девушке, что сам не знает своего будущего, ведь вся его жизнь в руках божественного цезаря, и армия не игрушки, завтра его вполне могут послать в далекий и опасный поход. Он, Гней, рад бы был пойти к родителям Леночки и попросить их отдать Леночку ему в жены, но он же чужак и не знает местных обычаев, и в Бузулуцке у него ни кола ни двора, и жалованья ему пока не платят, и присягал он цезарю, и клятвы ему страшные давал… Гней бормотал это, мешая русские и латинские слова, Леночка слушала его, доверчиво прижавшись к широкой легионерской груди, а потом деловито и задумчиво сказала:

— Челентано, ты это все мне набрехал потому, что у тебя паспорта нет? — И, не дожидаясь ответа, обняла его за шею: — Брехун ты, Челентано! Настоящий армейский брехун!

В это время ворота во двор Широковых с лязгом распахнулись, и отец Леночки, смущенно покашливая, позвал:

— Ленка! А ну домой!

Пока римляне устраивали свои матримониальные дела, в кабинете первого секретаря партии шла напряженная работа. Было уже за полночь, когда Митрофан Николаевич Пригода оторвался от масштабной карты района, растирая обеими руками ноющую поясницу. Был он сейчас без галстука и пиджака, а потому демократичен и прост, как вождь пролетариата на знаменитом апрельском субботнике.